В 1712 году Санкт-Петербург стал столицей России. Петром I сюда стали переселяться знатные люди, среди которых был генерал-фельдмаршал граф Борис Петрович Шереметев. Именно ради такого переселения ему был пожалован участок дома №34 на набережной реки Фонтанки. Пётр дарил здесь землю для того, чтобы новые владельцы её обустраивали, таким образом облагораживая этот район Санкт-Петербурга. Кроме того, государь женил графа на своей родственнице А. П. Нарышкиной.

Участок Шереметева простирался прямо от берега Фонтанки вплоть до трассы будущего Литейного проспекта . При Борисе Петровиче здесь был построен деревянный дом и различные служебные постройки, семья жила в своём доме на Дворцовой набережной (на его месте впоследствии был построен Ново-Михайловский дворец). В конце 1730-х - начале 1740-х годов для сына Бориса Петровича Шереметева Петра на месте старых деревянных корпусов был построен новый одноэтажный дворец. Его проектировал архитектор Земцов .

В начале 1750-х годов по проекту С. И. Чевакинского и Ф. С. Аргунова это здание было надстроено вторым этажом. С Чевакинским граф Шереметев расплачивался за эту работу в 1751 году парой гнедых лошадей, а через ещё два года - 100 рублями .

Шереметевский дворец расположился в глубине участка, а парадный двор от набережной отделила металлическая ограда. По краю крыши первоначально шла деревянная балюстрада со статуями на тумбах. В центре здания располагалось высокое двухпролётное крыльцо с двумя входами, по которому можно было попасть сразу на второй этаж. У подъезда в 1759 году были установлены на пьедесталах две деревянные позолоченные фигуры коней авторства Иоганна Франца Дункера.

После смерти жены и дочери граф Пётр Борисович в 1768 году переехал в Москву. Несмотря на отсутствие хозяев, усадьба продолжала перестраиваться. В 1788-1792 годах она сдавалась в наём португальскому посланнику, а затем князю В. Б. Голицыну.

После смерти Петра Борисовича усадьба перешла к его сыну Николаю. Долгое время Николай Петрович проводил в Москве, однако в конце 1790-х годов он стал регулярно жить в столице. Для обновления интерьеров своего дворца он нанимал архитектора И. Е. Старова . В 1796 году граф поселился в Фонтанном доме. У Шереметевых здесь был свой театр, оркестр. Исполнителями были наиболее талантливые люди из крепостных. В 1801 году Николай Петрович женился на одной из таких крепостных, Прасковье Ивановне Ковалёвой. После Старова помещения во дворце перестраивались Д. Кваренги и А. Н. Воронихиным . На территории усадьбы были построены Летний дом, Каретные сараи, Садовый павильон, перестраивались служебные флигели.

После смерти Николая Петровича 2 января 1809 года усадьба перешла его шестилетнему сыну Дмитрию Николаевичу. По инициативе императрицы Марии Фёдоровны над имуществом Шереметевых был создан Опекунский совет. Главным попечителем был назначен М. И. Донауров, чья семья поселилась во дворце. В 1811-1813 годах по проекту Х. Мейера на месте Оранжереи выходящей на Литейный проспект был построен Канцелярский флигель и примыкавший к нему Больничный флигель. В 1821 году архитектором Д. Квадри построен трёхэтажный с главным фасадом на Фонтанку Фонтанный флигель. Между ним и Больничным флигелем был построен Певческий флигель. Здесь были поселены хористы шереметевской капеллы.

В период службы Дмитрия Николаевича в Кавалергардском полку во дворце часто гостили его сослуживцы. Офицеры часто пользовались гостеприимством графа, в полку даже появилось выражение "жить на шереметевский счёт". Среди гостей здесь часто бывал художник О. А. Кипренский. Летом 1827 года сюда приходил Александр Сергеевич Пушкин, в мастерской дворца Кипренский написал его самый известный портрет. 18 апреля 1837 года в Шереметевском дворце состоялась свадьба графа с фрейлиной императрицы Александры Фёдоровны Анной Сергеевной. В 1844 году у них родился сын - Сергей.

Почти двадцать лет на Шереметевых работал архитектор И. Д. Корсини. 16 мая 1838 года состоялось торжественное открытие чугунной ограды с воротами, украшенными гербом графов Шереметевых. Корсини были полностью перестроены дворцовые помещения, в 1845 году построен Садовый флигель. В Фонтанном доме устраивались музыкальные вечера. Здесь выступали Глинка, Берлиоз, Лист, Вильегорский, Шуберт.

В 1849 году умерла графиня Анна Сергеевна. В 1857 году Дмитрий Николаевич вступил в новый брак, в 1859 году в котором родился сын Александр. Началась новая перестройка усадьбы. В 1867 году ко дворцу по проекту Н. Л. Бенуа был пристроен Северный флигель.

После смерти графа Дмитрия Николаевича в 1871 году произошёл раздел имущества между его сыновьями Сергеем и Александром. Фонтанный дом достался Сергею Дмитриевичу. В 1874 году в имении Шереметевых работал архитектор А. К. Серебряков, построивший здесь новые пятиэтажные корпуса. В результате участок был поделён на две части. Со стороны Литейного проспекта были построены доходные дома (№51), парадная часть осталась со стороны Фонтанки (дом №34). В начале ХХ века закончены работы по переустройству доходной части участка. Были уничтожены Садовые ворота, Грот, Эрмитаж, Оранжерея, Китайская беседка и другие садовые постройки. В 1908 году Манеж и Конюшни перестроили в Театральный зал (ныне Драматический театр на Литейном). В 1914 году по проекту М. В. Красовского здесь были построены двухэтажные торговые павильоны.

В 1917 году семья Шереметевых передала дом во владение Советской власти. С середины 1924 до 1952 года в одном из флигелей дворца жила А. А. Ахматова. Здесь в 1989 году, в честь столетия поэтессы открылся её музей. Именно Ахматова в своих стихах дала второе название дворцу - "Фонтанный дом".

В советское время во дворце находился Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт. С 1990 года здесь расположен филиал музея театрального и музыкального искусства. В 1999 году после реставрации во дворце был открыт Белый концертный зал, где проводятся концерты классической музыки.

5 марта 2006 года, в сороковую годовщину смерти А. А. Ахматовой у дворца Шереметевых открыли её памятник.

Фонтанка, 34

Как ни чту я Ахматову, как ни люблю Гумилева, но к сыну этих великих россиян – Льву Николаевичу – у меня отношение особое, ничего общего не имеющее с поклонением отблеску славы. Он не только преодолел силу притяжения имени родителей, но и совершил главное: осуществился, исполнился.

Этот великий евразиец – целая глава русской историографии. Можно принимать или не принимать его учение о пассионарности и ее носителях – он и не претендовал на абсолютность, – но нельзя не признать в его уникальной личности живого, яркого воплощения «неприслоненной», несломленной России.

Я видел его только один раз.

Июнь 1989 года. Во дворе знаменитого дома на набережной Фонтанки яблоку негде упасть: в разгаре торжество по случаю открытия долгожданного музея Ахматовой. На легкой импровизированной трибунке, среди отцов города и литературной элиты, – старец с ахматовским профилем и бесстрашным лицом мудреца.

– Гумилев? – спрашиваю приятеля, петербургского историка Муратова.

– Да, Гумилев.

Только часа через три сподобились мы попасть в музей и, потрясенные, утомленные виденным, слышанным, не спеша шли но набережной. У меня не выходил из памяти старик с орлиным взором.

– Ты знаком с ним?

– Знаком. Но шапочное знакомство.

– Ну, все равно рассказывай.

Я уточнил просьбу: меня интересовал не историк Гумилев (все, что можно прочесть, я прочел) – интересовал Гумилев-человек, хотя и то и другое нерасторжимо и слитно.

Муратов задумался, потом закурил, неспешно начал:

– Я знаю его по университету, но однажды дела пригнали меня в его дом. Обычная коммуналка. Пять или шесть звонков и неслышные старушки в коридоре. Приняли меня радушно: они обедали и меня пригласили. За столом, кроме Льва Николаевича и его жены, сидел небритый, подшофе старик. Нас познакомили. «Козырев», – отрекомендовался он, пожав мне руку, и отчужденно отодвинул свой стул. Но после второго захода «по маленькой» подобрел и уже не обращал на меня внимания. А после третьей рюмки неожиданно спросил хозяина: «А что ты тогда сказал?» Лев Николаевич смутился и, глянув на меня, слегка грассируя, ответил: «А я сказал, что ты поступил правильно». Козырев хмыкнул, посидел еще минуты две и ушел.

Я не задавал вопросов, но Гумилев, с высоты пережитого, философски относится и к себе, и клюдям и сам объяснил козыревский вопрос: «Судьба одной веревочкой связала меня с Николаем Козыревым и его младшим братом, с которым вы имели честь только что познакомиться. Старшего

Козырева взяли за то, что он был астроном не такой, как все, а младшего – за компанию, или, точнее, за генеалогическое преступление – за родство. И вот мы оказались вместе в одном лагере, на одном лесоповале. В бригаде, как водится, был стукач, погубивший немало душ. Решили убрать. Жребий вытянул младший Козырев. Вот и все. Но с тех пор душа его болит, и при каждой встрече он задает один и тот же сакраментальный вопрос».

Российские железные дороги намерены спихнуть на Ладожский вокзал последствия растущего грузопотока - это позволит сэкономить и не строить дорогостоящий мост.

Валерий Титиевский/Коммерсантъ

Сегодня все грузы в сторону портов северного побережья Финского залива проходят через Петербург. Количество товарняков растет, говорят в РЖД и, внезапно отказавшись от планов строить обходной путь, предлагают справляться с этим единственному транзитному вокзалу города. Пусть даже ценой снижения пассажирского потока. Смольному идея показалась сомнительной: профильный вице-губернатор Игорь Албин готовит обращение к федеральному правительству, а городской комитет по транспорту прописывает техзадание на предпроектные работы по сооружению обхода.

Северо-восточный железнодорожный обход Петербурга предполагает строительство ветки, предположительно от станции Павлово-на-Неве до Лосево. Оттуда грузовые составы могут доставлять товар в порты северного побережья Финского залива. Это прежде всего российский Высоцк, который в основном специализируется на перевалке угля и нефтепродуктов, и финские порты.

Сегодня грузопоток идет через Петербург – он захватывает станции Заневский Пост, Ржевка и Ручьи и выходит на север в сторону Лосево. На одном из последних заседаний межведомственной рабочей группы по развитию железнодорожного узла Санкт-Петербурга и Ленинградской области представители РЖД заявили о желании его увеличить. Сначала это негатива не вызвало: железнодорожники предложили список перспективных проектов, в котором транзит в сторону портов северного побережья Финского залива расписали весьма дипломатично:

– «Строительство северо-восточного железнодорожного обхода Санкт-Петербурга на участке Манушкино – Токсово»;

– «Комплекс мероприятий по развитию железнодорожной инфраструктуры на участке Павлово-на-Неве – Заневский Пост – Ржевка – Ручьи – Лосево»;

– «Строительство второго мостового перехода через Неву на перегоне Павлово-на-Неве – Манушкино».

Сначала обсуждалась разработка предпроектной документации по первому и третьему пунктам, потом железнодорожники съездили в Москву и дали понять: в верховной ставке РЖД предпочитают пункт №2. То есть реконструкцию нынешнего маршрута, что планам Смольного категорически не соответствует. Потому что любая реконструкция сулит увеличение грузопотока через город, а городу это совершенно ни к чему. Сегодняшний тренд направлен на вывод за его пределы промышленных и инфраструктурных объектов.

Действующий маршрут грузовых поездов в сторону северных портов Финского залива через Ржевку и Ручьи захватывает Ладожский вокзал. Увеличение нагрузки означает сокращение пассажирских перевозок, и это в Петербурге никому не может нравиться. Конфиденциальный источник в Октябрьской железной дороге рассказал «Фонтанке», что в комитете по транспорту предложили его коллегам повременить с принятием окончательного решения: мол, давайте сделаем предпроект, определим, где именно может проходить северо-восточный обход, какие деньги для его строительства потребуются, сравним с предполагаемыми затратами на реконструкцию нынешней инфраструктуры, – а там видно будет.

Но железнодорожники качают головами: самый гениальный предпроект не позволит новой железнодорожной ветке перепрыгнуть через Неву – новый мост придется строить по-всякому, потому что расположенный на перегоне Павлово-на-Неве – Манушкино с увеличением грузопотока не справится. Реконструкция петербургской части сегодняшнего маршрута окажется наверняка дешевле – и уж, во всяком случае, быстрее.

Вице-губернатор Петербурга Игорь Албин понял, что пора жаловаться в Кремль.

Лучше один, чем три

Петербургские чиновники предложили ответный дипломатический ход: заменить три пункта, которые теперь кажутся им лукавыми, на один с более «глобальной» формулировкой: «Строительство северо-восточного железнодорожного обхода Санкт-Петербурга в целях пропуска транзитного грузового движения в адрес морских портов северного побережья Финского залива и государственной границы Российской Федерации».

В Смольном полагают, что такой заход поспособствует признанию оптимальным такого маршрута северо-восточного обхода, который окажется вне зоны городской застройки. Как рассказали «Фонтанке» в Дирекции по развитию транспортной системы Санкт-Петербурга и Ленинградской области, именно об этом глава комитета по транспорту Александр Головин написал вице-губернатору Игорю Албину. В комитете по транспорту готовят техническое задание для соответствующих предпроектных работ: ведомству предложили обратиться в Дирекцию – мол, там могут сделать эту работу. Смольный обратился с формулировкой «за счет сэкономленных в 2018 году средств», но глава Дирекции Кирилл Поляков предсказуемо парировал: в 2018 году ему сэкономить средства не удалось.

Дирекция предложила комитету по транспорту подготовить ТЗ, чтобы попробовать изыскать деньги на разработку предпроекта в 2019 году. Новый год стремительно приближается, поэтому в комитете взялись за работу в режиме аврала.

Дирекция по развитию транспортной системы учреждена правительствами Петербурга, Ленобласти и российским Минтрансом. В последнее время она выступает заказчиком нескольких мелких проектов (ТЭО трамвайной линии в Кудрово за или проект за 34 миллиона рублей), поэтому ничего большего, чем разработка предпроектной документации, никто от нее не ждет. При самом удачном развитии событий по северо-восточному обходу она будет готова к концу 2019 года – после чего все заинтересованные стороны вновь окажутся перед необходимостью искать деньги.

И никто не сможет помешать «Российским железным дорогам» начать, тем временем, реконструкцию петербургской части этого транзитного маршрута. Кроме, наверное, правительства России – не случайно Игорь Албин потребовал от председателей комитетов по транспорту и транспортно-транзитной политике Александра Головина и Сергея Харлашкина подготовить проект обращения губернатора Петербурга в адрес правительства РФ «с приложением необходимых информационных материалов» к 24 сентября 2018 года.

Предполагается, что стремление железнодорожников заработать на увеличении грузопотоков в порты северного побережья Финского залива за счет Петербурга обуздает петербуржец премьер-министр.

| 22.03.2015

По этому адресу находится Шереметевский дворец или т.н. “Фонтанный дом”, построенный в середине XVIII века архитектором С.И. Чевакинским, не раз потом перестроенный в XIX веке, в том числе архитектором Д. Кваренги. В 1935-1941 годах здесь находился Музей занимательной науки, чья экспозиция полностью погибла в годы блокады.
В южном флигеле “Фонтанного дома” в 30-е годы прошлого столетия располагались служебные квартиры для сотрудников музейного ведомства. В этом доме с середины 20-х годов до 1952 года жила Анна Ахматова. Сейчас здесь находится Музей Анны Ахматовой.

Как минимум два человека, проживавших во флигеле, были репрессированы: Николай Николаевич Пунин , третий, гражданский муж Анны Ахматовой, и его зять, муж дочери Ирины Генрих Янович Каминский .

Блестящий художественный критик, педагог, один из организаторов системы художественного образования и музейного дела, автор более двухсот статей и монографий о русском, советском и зарубежном искусстве, одна из ключевых фигур русского авангарда, Николай Николаевич Пунин был арестован трижды: в 1921-м (по делу «Петроградской боевой организации»), в 1935-м (тогда от верной гибели его спасла Ахматова) и 1949 годах.

Третий арест стал для него роковым. 15 апреля 1949 года в рамках кампании по «борьбе с космополитизмом» 51-летний профессор кафедры истории всеобщего искусства Пунин был уволен из Ленинградского университета «как не обеспечивший идейно-политического воспитания студенчества». 26 августа 1949 года его арестовали и продержали в тюрьме полгода, а 22 февраля он был приговорен к 10 годам заключения. 21 августа 1953 года Николай Николаевич умер в возрасте 55 лет в больнице заполярного лагерного поселения Абезь в Коми АССР (по другим сведениям, расстрелян). Похоронен на лагерном кладбище в безымянной могиле с номером «Х–11». Реабилитирован 26 апреля 1957 года.

Генрих Каминский, 1939 год

Его зять, Генрих Янович Каминский, в первые же дни войны ушел на фронт. Не провоевав и трех месяцев, младший командир I запасного стрелкового полка был арестован 19 сентября 1941 года по ложному доносу и через месяц приговорен Военным трибуналом за «распространение среди красноармейцев контрреволюционных клеветнических слухов о материальном положении колхозников, хорошем обращении немцев с населением на оккупированной территории» к 10 годам лишения свободы. В обвинительном заключении Особого отдела НКВД 14-й запасной стрелковой бригады говорится, что он «...в беседе с красноармейцами утверждал, что немецкие фашисты якобы хорошо обращаются с плененными красноармейцами и мирным населением в оккупированных ими районах СССР, что там не преследуют коммунистов и комсомольцев, раздают обувь и одежду населению и так далее». Срок отбывал в Тайшетлаге, где скончался 3 ноября 1943 года в возрасте 23 лет от туберкулеза легких. Захоронен на кладбище больницы №1 Тайшетлага, в городе Тайшет Иркутской области, номер могилы не известен. Реабилитирован 30 ноября 1990 года.