В первый день лета по одной из улиц Москвы двигалась весьма разношерстная компания. Большой, неспортивного вида бородач в кипе и с цицит, миниатюрная девушка с большим рюкзаком и еще одна особа высокого роста, без рюкзака, но с раскаленным телефоном в руке. Да, это были мы - надежда и опора иудейской журналистики. Небезызвестный Шломо Полонский, фотограф Женя Потах и я, Оля Есаулова. Мы шли на встречу с Евгением Маргулисом, дабы взять у него интервью. У известного российского рок-музыканта, который, помимо всего прочего, еще и еврей. Итак, мы оказались в студии, высокие светлые стены которой увешаны экзотическими музыкальными инструментами, керамическими фигурками и какими-то доселе необычными изделиями из виниловых пластинок. В общем - очень атмосферно. Евгений Шулимович строго нас предупредил, что у него для нас ровно час. Я не возражала. Но, услышав за своей спиной восторженный шепот Шломо: «О, пластиночки», мне стало ясно, что сложиться все может совсем непредсказуемо… А пока, заняв удобную позицию в центре зала, мы начали беседу с маэстро.
Ольга Есаулова: Именно здесь, судя по всему, и проходят те самые «Квартирники у Маргулиса», которые транслирует телеканал «Че»?
Евгений Маргулис: Да, именно. Это самое подходящее место, которое мы смогли найти в Москве. Важно было сохранить атмосферу. Самим обставить все, иметь возможность приехать тогда, когда захотим. С клубами так не получится. Там столы, стулья, буфет этот, никому на фиг не нужный. Это уже не квартирник.
О. Е.: Как пришла идея создать проект?
Сама программа получилась довольно случайно, и мотивацией к ее созданию стало чувство ностальгии. Когда я был маленький, мы жили у метро «Аэропорт», которое всегда славилось тем, что там были кооперативы писателей, режиссеров, киношников и прочих. И, естественно, люди были обладателями квартир чуть больше, чем это было принято в советское время. На таких квартирах и случались квартирники. Так как все между собой были знакомы, я шести лет от роду попал на концерт Александра Галича, куда меня притащила двоюродная сестрица.
Шломо Полонский: Понравилось?
Мне было шесть лет. Пел он на «запрещенном русском языке».
Я не чикался на курсах, не зубрил сопромат,
Я вполне в научном мире личность лишняя. Но вот чего я усек:
Газированной водой торговал автомат,
За копейку - без сиропа, за три - с вишнею.
Я ничего не понял, но понравилось страшно. И знаете, он меня зацепил по-настоящему. Вообще я хочу сказать, что те вещи, которые поразили в детстве, идут с тобой всю жизнь. Также меня когда-то зацепили «Битлз», Галич, Владимир Трошин. Я до сих пор все это безумно люблю. Так вот, возвращаясь к проекту. Мне захотелось создать такую программу - воспоминания о квартирниках 70–80-х гг. Телеканал «Че» идею поддержал. Сегодня уже показано 28 передач, снято 44. Говорят, получается все успешно. Во всяком случае, меня начали узнавать охранники в «Ашане».
О. Е.: То есть наконец-то пришел успех?
- Да, наконец-то (смеется).
Ш. П.: По какому принципу вы выбираете выступающих?
- «Пожилых бойцов» мы, конечно, в первую очередь зовем, потому что они, скажем так, состоявшиеся и все это прошли. Тот же Боря Гребенщиков. Они с большим удовольствием в эту историю вписываются. Все по-честному, без компьютеров. Насколько ты хорош - докажи.
Ш. П.: А попасть можно? Это я так, любопытствую.
Можно, но сложно (улыбается). Сначала мы сделали закрытую группу в «Фейсбуке», но очень быстро там оказалось больше 1000 человек, и мы эту группу закрыли. Теперь тихушничаем: только сарафанное радио. Больше 50 человек в лофте - смерть. А так - комфортно, народ сидит, музыку слушает, виски пьет, получает удовольствие. Среди гостей в основном люди, которых пригласили артисты, либо я, либо канал «Че».
О. Е.: Вы выступаете в качестве ведущего квартирника?
Я такой talking head. Сам тоже выступаю, по желанию и обстоятельствам.
О. Е.: Молодые артисты тоже участвуют?
Я в принципе за молодежь. То есть, например, мы снимаем два концерта в день: первый - какой-нибудь старый перец типа меня, а второй пускай будет какая-нибудь «Айова». Другое дело, что мы поставлены в определенные рамки, потому что канал борется за рейтинги. В идеале хотелось бы, чтобы играл только тот, кто нравится мне, но есть еще люди, которые говорят: нет, это не пойдет. И это для меня, конечно, непросто. Я отвык, что надо мной стоит кто-то и решает. А сейчас приходится все согласовывать с телевизионным начальством.
О. Е.: Почему сложно работать с начальством? Тяжелый характер?
Проблема в другом. Я безусловная скотина в том, что занимаюсь только тем, что нравится мне. Если мне что-то не нравится, я этим не занимаюсь.
О. Е.: С этим ли связана частая смена коллективов?
Да, когда мне что-то надоедает и не приносит личное удовольствие, я ухожу. И деньги тут уже не играют роли.
Ш. П.: То есть вам просто становится скучно. И дело не в конфликтах?
А я вообще неконфликтный человек, достаточно толерантен ко всему. Когда я решил перейти на сольный проект, это мне было гораздо интереснее, чем коллективы, в которых я работал. В результате сольная карьера перетянула на себя абсолютно все. Были оставлены и «Машина времени», и «Воскресение», и я прекрасно себя чувствую по этому поводу.
О. Е.: Своими песнями и музыкой вы пытаетесь что-то донести до слушателя или сделать его, скажем, лучше?
Песни пишут для того, чтобы передать свои ощущения. А уж каждый воспринимает это в меру своей образованности, испорченности и иже с ними. Поэтому я просто делюсь своим отношением, а как это воспринято - вопрос к слушателю. Люди приходят тебя послушать, это значит, что ты им интересен. Если бы вы меня спросили, почему я хожу на концерты Эрика Клэптона, я бы ответил: просто потому, что мне нравится музыка Эрика Клэптона. И мне абсолютно все равно, меняет она мир или нет.
О. Е.: Было ли в жизни нечто такое, что стало переломным моментом в музыкальной карьере, задало направление?
Естественно. Первое нервное потрясение, конечно же, от «Битлз».
Ш. П.: О, Битлз! А какой песней они вас тогда сразили?
Это была песня Can’t buy my love, услышал по радио. Я помню, у нас был воскресный обед. Помню даже наш приемник - «Рига-6». И вот сидим мы, едим какую-то там картошку с селедкой, и тут звучит эта песня. И она меня по темечку как шарахнула! Просто по-настоящему шарахнула, не могу сказать иначе. Это был действительно переломный момент.
А поскольку мой школьный класс был очень непростой и школа у меня тоже была непростая, то со мной учились дети всяческих дипломатических работников. Если на каникулы я уезжал в пионерский лагерь «Холщевники», то они уезжали кто куда - в Америку, Танзанию. И первого сентября я приносил с собой комариные укусы, а они - пластиночки. Поэтому все, что выходило, всегда оказывалось у нас у первых. Мне тогда было восемь лет.
О. Е.: Вы в начале разговора сказали, что те вещи, которые цепляют в детстве, остаются с тобой на всю жизнь. Вы имели в виду музыку или вообще все?
Абсолютно все! И книжки какие-то, и просто детские ощущения. Я даже помню первую книжку, которую я прочитал. Она называлась «Артемка». Мне было четыре года. А возвращаясь к музыке, могу сказать, что музыка того периода меня не обламывает никакая: ни советская, ни антисоветская. Я могу слушать любую музыку начиная с 60-х годов. Когда путешествую где-нибудь за кордоном, где не работает, к счастью, наше радио, я обычно записываю флешку с подборкой советских песен часов на 15 и слушаю их с превеликим удовольствием.
Ш. П.: А когда вы вообще стали музыку писать? У вас есть музыкальное образование?
Когда я начинал, никакого отношения к музыке не имел.
О. Е.: Я помню историю о том, как ваша бабушка выкинула скрипку. Не задалось со скрипкой?
И правильно сделала. Это отличная история. Со скрипкой совсем не задалось. Гитару я взял в руки только для того, чтобы нравиться девчонкам. Было это в 15 лет, я быстро научился играть и стал героем двора. Естественно, я никогда не помышлял о том, что стану музыкантом. Само как-то так вышло.
О. Е.: Вы учились на врача, стали музыкантом. А кем еще хотелось стать в детстве?
О, там было много всего. Пожарный, таксист, космонавт…
Ш. П.: …Водитель катка?
О. Е.: Шломо, я так понимаю, это что-то из твоего, нереализованного?
Нет, водителем катка я быть точно не хотел (смеется). Я жил недалеко от Музея космонавтики. Естественно, хотел стать космонавтом. Потом приоритеты стали меняться, мне ужасно нравились машины такси с зелеными глазками. И да, пожарным. Мне казалось, что это очень волнительно и что мне очень идет красный костюм.
О. Е.: Были попытки вернуться в медицинский. Зачем? Были сомнения в призвании?
На самом деле это чисто бабушкина история. Заниматься ты можешь чем угодно, но должен получить высшее медицинское образование. Это самая востребованная профессия в тюрьме, а тебя точно посадят за все, что ты делаешь.
О. Е.: Что же вы делали такого?
74-й год, я косматый, у меня рок-н-ролл… Для бабушки этого было достаточно. А бросил медициной заниматься в общем-то потому, что у нас были концерты, я на лекции не ходил. И последнее, что меня окончательно добило, это когда на практике в роддоме были какие-то тяжелые роды, а я вернулся только в семь утра, мы всю ночь играли и пили. Около этого ложа меня и накрыло, я грохнулся в обморок. Причем точно не от увиденного, я все же в морге работал уже на тот момент и не особо был впечатлительным. Тогда я понял, что все, нужно уходить.
О. Е.: Не первый раз слышу, что многие успешные люди начинали свою карьеру в морге. Это что, хороший старт?
Да уж, наверное (смеется). Кстати, Билли Новик (Billy’s Band) - бывший патологоанатом.
Ш. П.: А давайте вернемся к детству. Я понял, что хорошей музыки в нем было выше крыши. А что было еврейского?
Бабушка. Именно она в нашей семье соблюдала какие-то традиции. Белла Баруховна ходила в синагогу на Архипова, а мы, конечно, уже были рожденные в Москве и совсем светские. Я помню историю, какой же это был год? Наверное, где-то начало 60-х. В Москву приезжала израильская команда играть то ли в баскетбол, то ли в волейбол, и наши братья евреи выиграли. Бабушка вскочила и орала как резаная: «Наши! Наши!»
Ш. П.: Я вот знаю, что некоторых из «наших» в те времена смущало их происхождение, другие считали, что оно им мешает. Лично мне мое еврейство не делало ни тепло, ни холодно. Ваше отношение каким было?
Я никогда не скрывал, что я еврей. Тем более что у меня это написано на лице. Украшайся длинными волосами не украшайся, стригись наголо - породу не скроешь.
О. Е.: И ваше отношение к своему еврейству не менялось со временем?
Я как был евреем, так им и остаюсь. Как к этому может меняться отношение? Это данность.
Ш. П.: А как вы понимаете свое еврейство?
Просто я всегда чувствовал принадлежность к нашей замечательной еврейской нации, к народу.
О. Е.: Но что-то отличает нас от остальных?
Сейчас, с высоты своего возраста, я могу ответить: очень хороший ум, хорошая аналитика. Но надо сказать, что если среди нас попадаются идиоты, то идиоты тоже самые выдающиеся.
Ш. П.: Как мне сказал один раввин, если еврей сволочь, то он исключительная сволочь.
О. Е.: То есть троечников-середнячков нет?
- Вот именно. Моя бабушка шутила, что таких евреев обычно называют «одиннадцатый». Десять нормальных, а одиннадцатый - ну полный идиот.
О. Е.: Сейчас в Москве еврейская жизнь проходит очень активно. Вы частый гость еврейских тусовок?
- Нет, далеко не везде появляюсь. На самом деле, по мере возможностей. Если я в Москве, ничем не занят, то почему бы не прийти, не повидаться со своими друзьями, которых я давно не видел? Каждый же занят своим делом, у всех не хватает времени.
Ш. П.: Мероприятия, на которые вы ходите, больше культурные или вас на религиозные тоже приглашают?
На религиозные, по-моему, меня не звали еще ни разу. Хотя, подождите, вроде были…
О. Е.: Это такие мероприятия, где много мужчин, похожих на коллегу Полонского.
Да, да, звали, звали. Но не довелось.
О. Е.: Какое у вас отношение к религии?
Нас всех делали атеистами. На самом деле я не люблю людей, которые распространяются об отношении к Б-гу. Ужасно не люблю. Мне кажется, что это должно быть глубоко в тебе. Зачем об этом говорить? Тут по аналогии с политикой - разговор о политике должен вестись людьми, которые понимают, о чем говорят. Это должен быть узкий круг людей. Вообще очень интересно, что многие бывшие наркоманы и алкоголики или сидевшие, например, становятся религиозными фанатиками. Очень многие из нашего брата, которые соскочили со всяких глупостей, превратились, конечно, совершенно в других людей.
Я же считаю, что если ты медийное лицо и тебя показывают где-то, и у тебя берут интервью, которое, я надеюсь, прочитает больше пяти человек…
О. Е.: Пять мы вам гарантируем, это наш штат.
Отлично (смеется ). Вот поэтому я всегда тактично ухожу от этого вопроса, особенно в интервью.
О. Е.: Как вы относитесь к Израилю? Чувствуете ли Святую землю домом?
В некотором плане да. Хотя, конечно, количество евреев зашкаливает (улыбается).
Ш. П.: Знаете, мне в начале 90-х в Израиле довелось ехать в машине с Зиновием Гердтом на его концерт. Мы вышли около какого-то дома культуры. И тут какая-то женщина, увидев Гердта, кому-то начала кричать громко: «Тамара! Давай сюда! Он уже здесь!» И Гердт такой, тихонечко, в сторону: «Жидов много здесь, конечно, много…»
Вот-вот…Я последний раз был в Израиле с концертом года четыре назад и понял, что лучше буду играть в России. Вот все там на уровне Московской областной филармонии 1975 года. Едем с устроителем концерта, а он не знает, где концерт. У него написано какое-то дацзыбао, он ничего там не понимает, его брат сидит сзади. Он говорит: «Боря, ты знаешь, где дорога, куда мы едем?» Он говорит: «Нет, не знаю. Позвони папе». Он звонит папе, папа тоже не знает: «Роза сказала, знает…» Ужас, в общем.
О. Е.: А вы вообще туда часто ездите? Отдыхать, скажем.
Отдыхать - нет. Отдыхать есть места похолоднее. На самом деле больше всего я люблю Испанию.
Ш. П.: А если еще похолоднее? Например, Скандинавия?
О. Е.: Мурманская область.
Не-не, избавь Г-сподь (смеется.)
О. Е.: Я читала в интервью с вами, что вы в принципе никогда не сталкивались с какими-то проявлениями антисемитизма…
Верно, никогда. Опять же мне, конечно, повезло в том, что социальный слой, в котором я рос, не предполагал таких вещей. Вот если бы я родился в каком-нибудь неблагополучном районе, возможно, было бы иначе. Замечательная публика окружала меня всю жизнь. И именно это позволило мне, как бы лучше сказать…
О. Е.: С быдлом не сталкиваться.
Именно. Многое зависит от окружения и от условий, где рос. У меня ребенок окончил 57-ю математическую школу, окончил мехмат МГУ, окончил Бостонский университет. Вот если бы мы жили, ну, например, где-нибудь в Южном Бутове, то, наверное, его жизнь сложилась бы иначе.
О. Е.: А как ваш сын относится к своему еврейству?
Он к нему намного ближе, чем я. Начал учить иврит. Кстати, это его четвертый язык, что радует.
О. Е.: Вас радует, потому что это четвертый или потому что иврит?
Именно потому что иврит, естественно. Недавно он, как настоящий яппи, сгонял в Израиль пообщаться и повысить свой культурный уровень. То есть ему это все интересно, он больше об этом знает. Когда он был маленьким, ему было лет пять, он вдруг неожиданно начал читать все подряд, в том числе и про историю евреев. Он, как настоящий математик, во все очень серьезно углублялся. В нашу историю и в свое еврейство тоже.
Ш. П.: У меня есть вопрос, если позволите. Вот вам 60 лет. Есть ли что-то такое, чего вам не хватает как творцу, как артисту? Что еще не сделано?
Не сделано много чего. Возможно, в музыке, а может, стоит освоить что-то новое. Например, я никогда не был ведущим. А тут как-то раз - и стало получаться. Мне даже это нравится. Единственное, конечно, что обламывает, это то, что я уже не юн.
Ш. П.: А что именно обламывает? Самочувствие?
Старость, однако! Помню случай. 1980 год, я пришел в Театр Ленинского комсомола, попал на репетицию. И идет Татьяна Ивановна Пельтцер через зал, немножко скрючившись, держась за спину. Марк Захаров говорит: «Татьяна Ивановна, что случилось?» Она на него посмотрела и ответила: «Да старость случилась, @би ее мать». С возрастом можешь, конечно, меньше. Не можешь так стремительно на все реагировать, как в молодости.
Ш. П.: Я продолжу свой вопрос. Итак, вы - часть еврейского народа…
Да, часть нашего еврейского умного народа. И красивого.
О. Е.: Последнее про меня, Шломо.
Ш. П.: Нет, про меня. Так вот. Чувствуете ли вы необходимость сделать что-то уже не как артист, а как еврей?
О. Е.: Бороду отрастить, например, как у Шломо…
Как я уже сказал, я считаю себя неучем в этом плане. Многое еще не сделано, не прочитано, не изучено. И конечно, хотелось бы заполнить все пробелы, в том числе в знаниях нашей истории и религии. Но вот насчет бороды, откровенно говоря, не уверен.
О. Е.: А ваша супруга еврейка?
Да, конечно. Но это как-то само так получилось. Опять же, гениальное слово - location. Она тоже аэропортовская. Даже провожая ее до дома в другой стороне от моего, я до ее квартиры доходил за 10 минут.
О. Е.: Вы вместе уже больше 30 лет. Что надо делать, чтобы так долго?
Не перечить. Никогда. Не нужно спорить с женщиной.
Визитная карточка
Евгений Шулимович Маргулис - советский и российский рок-музыкант, заслуженный артист Российской Федерации, певец и автор песен и музыки, по праву считается одним из ярчайших представителей блюзового направления в российском роке. В прошлом участник группы «Машина времени», один из основателей и бывший участник группы «Воскресение».Евгений родился 25 декабря 1955 года в Москве, в семье инженера Шулима Залмановича Маргулиса и учительницы русского языка и литературы Брониславы Марковны Маргулис. Более 30 лет женат на Анне Маргулис, имеет сына Даниила.
Предпосылок к музыкальной деятельность у Маргулиса не было - он учился в техникуме, музыкальном училище, далее в медучилище, потом в мединституте. Но в итоге карьеру врача пришлось оставить ради карьеры музыканта.
28.05 09:08 Екатерина Водопьянова
Блюзовый всезнайка Евгений Маргулис
Евгений Шулимович Маргулис появился на свет в 0.54 утра 25 декабря 1955 года в столице Союза Советских Социалистических республик городе-герое Москве. Почти как другой еврейский мальчик, о рождении которого в ночь с 24 на 25 декабря знает сегодня весь мир. Маргулис, судя по тому, что написано о нем в популярной интернет-энциклопедии "Википедия", в том или ином амплуа принимал участие в составах восьми групп ("Машина времени", "Воскресение", "Аракс", аккомпанирующий состав Юрия Антонова "Аэробус", "Наутилус", "Шанхай"), записал два сольных альбома. Всего альбомов, в записи которых принимал участие Евгений Шулимович, более сорока, хотя сам он утверждает, что намного больше. Недолго учился в мединституте, приобщился к музыке в 17 лет. Летом 2003 года ушел из группы "Воскресение", где играл параллельно с "Машиной времени", участником которой является с 1976 по 1979-й и с 1990-го по настоящее время. Считает себя профессиональным музыкантом с 1980 года, когда стал бас-гитаристом "Аракса". На следующий год по опросу экспертов в рубрике "Звуковая дорожка" газеты "Московский комсомолец" был признан лучшим бас-гитаристом страны. Считает, что коллекционирование, увлечение чем-либо идет только на пользу издерганному организму. Маргулис привозит из своих многочисленных и столь милых его сердцу путешествий фигурки лягушек. И вот эти холоднокровные делают жизнь Маргулиса теплее и уютнее. Любимые инструменты: бас Godin и гитары Fender. С 2001 года начал исполнять песни на собственные стихи; в 2004-м работал над текстовой частью русской версии мюзикла "We Will Rock You". Любит заниматься тем, чем не занимался никогда. Принципиально не смотрит телевизор. Является владельцем мопса. Предпочитает гулять и балбесничать, если есть возможность ничего не делать. Жена Анна – психолог, сын Даниил закончил мехмат МГУ. Маргулис не жалует журналистов, так же как и пишущая братия не жалует самого Евгения Шулимовича. Идя на интервью к Маргулису, коллеги запасаются успокоительным и сигаретами. Однако не так страшен черт, как его пытаются намалевать. Маргулис прокурен, стар, ограниченно ироничен, лениво щетинист, небезнадежен, неуступчив, неспокоен. Общение с главным блюзменом постперестроечной российской эпохи проходило на тель-авивских берегах, а сама суть разговора сводилась к строкам из Бродского: "Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря". Уж больно много времени посвятил Евгений Шулимович восхвалению города Москва, которая слезам, как известно, не верит и теплых чувств не вызывает уже давно. Хотя мерилом чего могут быть чувства?! Маргулис создал в этом пропитанном выхлопными газами угаре пробок и провинциалов свой уголок, ограничил его переулками, где "домики старой Москвы", где его семья и друзья чувствуют себя комфортно, где любимые японские ресторанчики перемежаются бордовостью французских вин. Долго без наркотика под названием Москва уже не можетПару недель могу провести вне города, потом начинается зуд возвращения. То есть нужно, просто необходимо возвращаться в Москву.
Ну как планирую? Этот этап закончится - начнется другой. Я в пятьдесят лет понял, что только начинаю. Мне есть что сказать.
- Есть ли такая вещь, которую вы делаете ежедневно на протяжении всей жизни?
Да, я просыпаюсь.
- Большая удача?
Возможность заниматься тем, что мне по настоящему нравится.
- Вы удовлетворены собственной жизнью?
Да. Практически.
- Как долго вы можете прожить без комфорта?
Вы знаете, совсем недавно выяснилось, что довольно долго. Мы с женой ездили в путешествие по Алтаю. Байдарки, палатки и отсутствие мобильных телефонов. Отлично отдохнули, и отсутствие комфорта вовсе не смущало – скорее наоборот, добавляло очков нашей затее.
- Какие модные тенденции не обошли вас стороной? Здоровое питание? спорт?
По поводу здорового образа жизни мне не чужд подход Уинстона Черчилля, который говорил, что свежий воздух вреден для здоровья
- Массовость обесценивает искусство?
Ни в коей мере. Наоборот, искусство должно быть за деньги. Если искусство не приносит средств к существованию, это не искусство.
- Кто ваши родители?
Инженеры.
- Традиции вашей семьи?
Да нет каких-то особых традиций. Путешествовать любим в разные затерянные уголки мира.
- Знаете ли вы что-либо об израильской музыкальной культуре?
Совсем мало, хотя присылают иногда и израильские альбомы. Но все какое-то неинтересное.
- Что-нибудь большое пишете?
Желания нет никакого. Мне достаточно того, что я пишу свои музыкальные обзоры в один журнал железнодорожный, "Саквояж" называется. А с кем я дружил, кого видел - никому, кроме меня, наверное, неинтересно. И автобиографию я писать не хочу. Книги своих коллег, которые пишут, как прошла их жизнь в искусстве, я стараюсь не читать. Серьезно, это неинтересно. Я пишу о том, что слушаю в данный момент. В рамках вот этого вот "железнодорожного" проекта. А идея появилась не у меня, а у моего дружка, который возглавляет отдел пропаганды в РЖД. И они решили заделать новый журнал этот "СВ", который будет лежать в поездах, и говорит: "Слушай, нам же нужна музыкальная страничка, но музыкальная страничка не как везде, где пишут рецензии на пластинки. Ты можешь что-нибудь там писать?" Я говорю: "Я могу писать только о том, что я слушаю. Я не критик, мне неинтересно писать о том, что я не слушаю. И специально для этого слушать музыку я не буду. Что у меня стоит в данный момент в CD-чейнджере - шесть пластинок, вот о них я могу написать". Попробовали, и оказалось, что я пишу уже который год.
- Где легче всего дышится?
В московских переулках, конечно.
- Еврейский мальчик и русский рок – как это сочетается?
Когда-то, году в 72-м, наверное, мы сидели с Макаром (Андрей Макаревич, лидер группы "Машина времени". – Прим. ред.), рядили по поводу еврейства и пришли к выводу, что еврейский мальчик непременно должен быть в "Машине".
- Вы обязательный человек?
Да, очень. Я всегда стараюсь приходить вовремя. Сдавать материалы вовремя и не подводить людей, которые на меня завязаны.
В этот момент зазвонил мобильный и Евгений Шулимович несколько минут объснял позвонившему почему не успееет сдать материал в срок.
В одном из интервью вы сказали, что любите блюзовые истории про хороший алкоголь и клевых девчонок. Как это сочетается?
Блюз - это не скорбь и страдание, поэтому блюз может быть любым, и веселым в частности. Евгений Маргулис любит нетрадиционный блюз. Скажем, полуторааккордный блюз я не выношу. И слушаю только людей с богатым блюзовым интеллектом, у которых больше пяти аккордов. Дома есть большая коллекция их пластинок. У меня есть Роберт Джонсон, который все это придумал, мне этого достаточно. Других мне слушать неинтересно. Когда я слышу культовую блюзовую песню Hoochie Coochie Man в семисотой интерпретации, меня выворачивает наизнанку. Блюз никогда не был сильно востребованным. Это музыка небольших плошадок, на самом деле. И, скажем, у нас нет артистов плана Эрика Клэптона. Но это же все-таки не блюз, хотя блюз. Нет артистов плана Кеба Мо, то есть стадионных артистов, собирающих большие залы. Поэтому я не играю чисто блюз, и они не играют чисто блюз. Я не могу назвать себя блюзменом. Я использую элементы блюза. К старости я научился весьма прикольно петь с какими-то блюзовыми интонациями. А так музыка у меня абсолютно белая. Мне нравится блюз, но мне нравится блюз своеобразный, я традиции очень не люблю. Я блюзовые стандарты не слушаю, потому что я их знаю наизусть. Когда мне нужно было записать каких-то хороших блюзовых артистов, мой одноклассник-полупират приволок мне пластинок восемьдесят. Я эти 80 пластинок слушал минут десять, буквально по первому звуку, по первому аккорду, - не интересно. Я знаю это все, я знаю, какие слова там будут звучать, какие ноты будут играться. Мне не интересно. И я ненавижу нытье, я слишком позитивен для этого.
- Где и как отдыхаете?
Путешествуем, как я говорил, много. Были вот на острове Пасхи не так давно. Или вот еще остров Мастик. Дальние Карибы. От Барбадоса на частном самолете нужно лететь еще часа полтора, на острове живут 1.100 человек, 140 вилл, и никто никого не знает. Остров оккупировали богатеи - всего семь пайщиков, его можно объехать за полчаса. Среди владельцев - Мик Джаггер, принцесса Маргарет, Дэвид Боуи и т. д. Но главное - там не работают телефоны!!! Полтора ресторана и полмагазина. Ничего нет! Я там был десять дней. Мне безумно понравилось! Только очень далеко лететь.
- Дружить и работать в одном флаконе – вы не устаете от одинаковости людей, которые вас окружают?
Нет. У нас свой сложившийся за много лет круг общения. Мне с этими людьми комфортно, они понимают меня, а я понимаю их. Порой нам даже не нужно открывать рот, чтобы сообщить друг другу о чем либо. Достаточно взгляда, полукивка. Я очень ценю наши отношения.
- Тусуетесь?
Нет. Мне это не интересно.
- Вы начинаете отсчет "Машины времени" с 69-го, соответственно 40-летний юбилей – чем порадуете?
Будет целая серия концертов, посвященная этому событию. Большой гастрольный тур. 1 марта начали. Теперь вот колесим по городам и весям росейским. В рамках этого торжества в Израиле будет один-единственный грандиозный концерт с живым звуком и полным составом "Машины", на площадке на несколько тысяч человек, подробности пока раскрыть не могу…
- Вы часто бываете в Израиле?
Бываю. И не только в Израиле. Макар с ребятами смеются, что, куда бы мы ни приехали, везде есть люди, которые приходят и говорят, что они мои родственники. Так оно, впрочем, и есть. Родственников у нас много.
- Еврейство сильно мешало по жизни?
Да не особо. 82-й год в этом плане был тяжелым, устроиться никуда не мог. Тогда группу "Аракс", в которой я играл, запретили приказом министерства культуры. Нам было запрещено появляться на советской эстраде. А кроме этого, в общем, нет, наверное.
- Любимое место в Москве?
Переулки.
- Кризис среднего возраста как прокашляли?
Да как-то не знаю. Не успел он меня коснуться. Потому как мой средний возраст пришелся на самые трудные перестроечные годы. Надо было выживать и выплывать. Было не до себя и уж точно не до кризиса среднего возраста.
Как думаете, если б в вашем детстве был "комендантский час", вся культура русского рока выжила бы? Ведь собирались на чердаках, в подвалах и пели, пели, пели… а им теперь и собираться негде, да и нельзя по большому счету.
Не думаю, что от комендантского часа и вправду что-то зависит. Те, кто пели и собирались – поют и собираются, а остальные - как и раньше…
- Вы конфликтный человек?
Нет. Мне проще вообще не ввязываться в склоку, чем объяснять, что делать этого не хочется. Что-то доказывать. Но я могу наорать - правда, только по делу.
- Почему не уехали? В свое время, тогда?
Думали об этом, но испугались. Испугались замкнуться в маленьком иммигрантском мирке, что для музыканта губительно.
- Из молодых кого выделяете?
Да никого в основном. Все они какие-то неинтересные. Ну, не интересно мне слушать артистов, которые молодые-ранние, горят, но они играют то, что мы играли 20 лет назад. Просто не интересно. То есть я знаю, чем это заканчивается. Хотя вот есть яркий мальчик Ромарио. Накануне отлета из Москвы слушали его клип. Вполне неплохо. Талантливый он.
- Что может заставить вас расплакаться?
Смерть друга.
– Судя по всему, ваша карьера должна была быть совершенно ординарной. Родившись в семье инженера и учителя русского языка, вы пошли в мединститут, но стали рок-музыкантом. Как это произошло?
– Я никогда не скрываю, что мы – продукт советской власти. Для того чтобы заниматься чем-то любимым, необходимо получить высшее образование, причем неважно – какое. Просто быть кем-то. В результате половина моих знакомых стали не теми, кем предполагалось. Они заканчивали ближайшие к дому институты: какой-нибудь рыбный, к примеру. И мне моя бабушка говорила: сначала получи высшее образование, а потом работай хоть дворником. Считалось, что даже к дворнику с дипломом будет совершенно другое отношение. И на каком-то жизненном этапе мне нравилась медицина. Вот я туда и поступил.
Но многие медицинские работники закончили свою карьеру довольно рано. Из тех, с кем я там учился, всего шестеро моих близких друзей стали тем, кем хотели. И сейчас это известные врачи, лучшие представители нашей профессуры. В то время медицинское образование было гораздо лучше, чем сейчас.
– А вы сохранили какие-то знания?
– Уколы я до сих пор делать умею. Но последний раз этим пользовался несколько лет назад, когда делал укол собаке.
Конечно, что-то помню, но не вижу смысла этими знаниями пользоваться, потому что по любой медицинской проблеме мне есть кому позвонить. Это основное, что дал мне медицинский институт.
– Я знаю, что вы учились играть на скрипке, но тоже не закончили обучение. Почему ее-то забросили?
– Я уверен, что эти занятия были необходимы. Потому что для того, чтобы из ребенка что-то получилось, его необходимо нагружать: музыкой, спортом, другими занятиями. Но в моем случае это делалось для того, чтобы у родителей было время обратить внимание друг на друга. Чем больше ребенок был занят, тем больше у них времени. И это я тоже считаю правильным.
У меня двоюродная сестрица музыкант. Меня показали в музыкальной школе, где выяснилось, что у меня абсолютный слух…
В то время я жил с бабушкой, потому что мои родители то сходились, то расходились. (Моя мама была классической блондинкой с голубыми глазами. А папа был похож на меня, поэтому гармонии не получалось.) Бабушка не любила музыку, в какой-то момент она просто выкинула мою скрипку в окошко, и на моей скрипичной карьере был поставлен крест. Гитары же в то время не были популярны, поэтому я вернулся к музицированию только в 15 лет.
– А кем была ваша бабушка?
– Бабушка была очень интересная. Она была 1887 года рождения, умерла в 97 лет, еще Николая II видела. Очень любила внуков, сыновей и ненавидела музыку. У меня было ощущение, что она никогда не работала, была настоящей домохозяйкой.
– Даже странно, что еврейская бабушка выкинула скрипку. Скажите, а как воспитываются талантливые и уверенные дети? Все дело в какой-то особенной еврейской маме или бабушке?
– Талантливых и уверенных людей среди евреев не больше, чем в других нациях. Что касается еврейской мамы, то вот мой любимый анекдот на эту тему.
Мальчик гуляет во дворе. Слышит, мама зовет: «Моня, иди домой!» Он спрашивает: «Мама, я замерз и проголодался?»
Единственное, что действительно отличает любую еврейскую маму, – она всегда много времени уделяет ребенку и нагрузке на ребенка. В нашей конфессии принято, учась в школе, посещать еще какое-то заведение, музыкальную школу, спортивную.
– А как же из вас без музыкальной школы получился музыкант? Некоторые выпускники музыкальных школ сами выкидывают в окно свои скрипки и больше никогда этим не занимаются.
– В космос можно запустить даже собаку, что было доказано. А музыкальность либо есть, либо нет. Либо она тебя накрывает, либо не накрывает. Меня накрыло, потому что, во-первых, мне нравились «битлы», нравилось, как они играют, но я видел, насколько это отличается от того, что я слышал по радио и телевизору. И потом, девчонки больше обращали внимание на тех парней, которые играют на гитаре и поют дворовые песни. Поэтому мне необходимо было научиться играть на гитаре и петь дворовые песни, что я и сделал.
– А как?
– Слушал много, потом мне показали пару запрещенных аккордов. Наверное, во мне все-таки есть что-то музыкальное…
– Откуда вы знали о «битлах» и современной музыке? По радио ведь тогда передавали только ту музыку, которая вам не нравилась?
– Я учился в 150-й школе, которая славилась тем, что в ней учились дети шпионов и военных атташе. И когда я уезжал в пионерский лагерь «Снегири», они – в Японию, Америку, Зимбабве… Поэтому свежая музыка была всегда.
И это было то, что меня действительно интересовало. Самоучителей тогда не было, но мне кто-то что-то показывал. А лет в 16 я попал в оркестр народных инструментов, где год играл на домбре. Так что какие-то навыки у меня были, но остальное – либо есть, либо нет.
– Как родитель можете сказать, как сделать из ребенка музыканта?
– Это сложный вопрос, потому что мой сын не умеет играть на гитаре. Он в этом отношении пошел в бабушку, и то, что находится на шести или семи струнах, его вообще не волнует. Его интересует математика. Я пытался научить его играть, но этот бастион не был сломлен.
Хотя, если бы я был понастырнее, возможно, смог бы привить ему какую-то любовь к музыке. Потому что в какой-то момент он сказал, что хочет у костра играть мои песни. Половина народа не может научиться играть эти песни, а он хочет у костра! Я сказал ему, чтобы шел учиться, но нет, он хотел, чтобы я научил. А я уверен, что преподаватель должен быть преподавателем, а родитель – родителем. В противном случае я его точно убил бы.
Как математик, он с лету понял, что на свете есть 274 аккорда, понял, как строятся эти аккорды, куда идет музыка… И на этом всё, полностью потерял интерес.
Детям не надо мешать в выборе. У меня много примеров родителей, у которых дети, окончив музыкальную школу, неожиданно уходили, например, в кулинары. Не так важно, чем ребенок занимается, главное, чтобы у него была какая-то цель, чтобы было интересно. Если работа неинтересная, то и жизнь будет паршивая. А работа помимо денег должна приносить удовольствие.
– Вы недавно с женой отметили 32 года совместной жизни, а как же рок-н-ролл и все, что к нему прилагается? Мне кажется, он плохо совместим с крепкими семейными узами.
– Да, нас мало таких осталось… В семейной жизни необходимо быть терпеливым, потому что каждая последующая жена будет хуже предыдущей.
– Неужели 32 года назад это было для вас очевидным?
– Понимаете, до женитьбы я был весел и красив, я проверял. Ну а если серьезно, мне очень нравится, что мы до сих пор вместе, и до сих пор нам вместе интересно. Сейчас это редкость не только в нашей среде. Мне приятно, что мы с Аней такие «марсиане».
– Ваша жена по образованию психолог, вы уже тогда были музыкантом. Как вы встретились?
– Мы жили рядом. Даже провожая ее в другую сторону, можно было вернуться домой.
Да, по образованию она психолог, но не работает по профессии, только дает советы подругам. Но в этот момент я сбегаю и бросаю ее под танк девичьих историй.
– Скажите, что помогает сохранять семью?
– Очень важно разговаривать друг с другом. Потому что за это время в семье всякое было: и жили тяжело, и денег не было… Когда приезжал с гастролей, я в полной мере ощущал, насколько не прав, что не обратил внимание на первые зубы у ребенка. Но ничего, со временем притерся… И понял одно: главное – не перечить жене, она сама выговорится.
Мне кажется, самое важное в семье – проговаривать какие-то моменты, причем любые – в работе, внутрисемейных отношениях. Потому что ты сам не всегда можешь правильно оценить то, что происходит с тобой.
Еще помогает то, что мы оба люди искусства. Она занимается керамикой, рисует. А люди искусства всегда найдут общий язык.
– Семья не мешала вам заниматься творчеством?
– Нет, потому что я их не видел. (Смеется .) На самом деле, нет. Потому что семья – это тыл, это жизнь, одним словом даже не назвать. Сколько бы я ни гастролировал, мне всегда хотелось возвращаться домой, где меня ждали жена и ребенок.
Сегодня вечером легендарный музыкант Евгений Маргулис выступит в краевой столице с концертом. «Маргулис и К» стали первыми гостями-друзьями, прибывшими поздравить с днем рождения «Чаплин-клаб». За несколько часов до выступления Евгений Шулимович дал эксклюзивное интервью ИА Атмосфера.
Сидя на мягком диване, мирно попивая чай, участник легендарных групп «Воскресенье» и «Машина времени», создатель собственного квартета, играющего блюз, с улыбкой говорил, что на Алтае ему все «дико нравится».
Я не в первый раз приехал, здесь у меня друг – Аркадий Кац. Мы дружим уже более 13 лет, а как познакомились, даже и не вспомню. По-моему, это было на «машиновских» концертах, и мы как-то так сразу подружились. И ни разу за эти годы не было никаких «обломов» (тьфу-тьфу-тьфу).
У вас сегодня праздничный концерт, вы любите поздравлять и выслушивать приятные слова в ответ?
В общем, да. Все хорошо в меру, но доля лести всегда полезна (улыбается) .
Со своим коллективом вы у нас впервые. Когда и как он сформировался?
Помимо меня в группе три человека – все лучшие музыканты. Сформировался коллектив около 10 лет назад для того, чтобы я мог делать то, что мне хочется. Потому что работа в «Машине времени» так или иначе подразумевает какой-то конгломерат: если мы что-то пишем, то пишем вчетвером. А тут сам себе царь, ни с кем не надо советоваться. И мне так больше нравится.
Клуб, алкоголь, девчонки, табак. Блюз – это всегда клубное понятие, немассовое производство. Я люблю играть его. А если помимо меня еще кому-то нравится, то честь им и хвала.
Отдыхать вы любите с музыкой или без?
Она всегда косвенно касается меня. Отдыхать предпочитаю, скорее всего, без музыки. Но на концерты хожу. Последний, который я посетил, – выступление Двизил Заппа, он играл песни своего отца Фрэнка. А в Москве последний – концерт Бобби Макферрина. В основном же хожу за границей, в Москве, к сожалению, нет хороших залов. В Кремль я не хожу никогда, кто бы туда ни приезжал: проходить туда противно, долго, мерзко. И дорого. А за границей концерты дешевле!
У вас часто в жизни случаются приятные открытия, вас можно удивить?
Конечно. Вот меня просто донельзя удивил «Цирк дю Солей». Я посетил почти все их представления в Лас-Вегасе. Есть музыканты, которые меня удивляют, но в основном западные. На нашей почве в музыкальном ряду все достаточно предсказуемо.
У вас есть собственный сайт, где вы даже дали номер телефона, на который можно писать смс-сообщения. Это еще действует?
Да, но достаточно лениво, потому что мне неохота отвечать. Но у меня есть страничка на MySpace. Там я общаюсь со всем миром, с такими музыкантами, которых в обычной жизни и найти невозможно, я нашел массу интересных людей. То есть это еще и полезно. А послания от поклонников мне не особо любопытно читать. Письмо от Колина Джеймса значительно интереснее, чем письмо от какой-нибудь девушки из маленького поселка. К тому же девушки по большей части, к сожалению, неадекватны.
Сотрудничество с журналом «Саквояж» (СВ) продолжаете?
Да, уже четвертый год пошел. Я совершенно случайно влез в эту историю и удрать не могу. Надеялся, что в связи с кризисом меня сократят, оказалось, что нет – сократили многих, а меня оставили. Я сразу сказал, что рецензии на пластинки я не делаю, буду писать о том, что крутится в данный момент у меня, – неважно, будет это пластинка 1964 года либо то, что вышло буквально вчера или вообще еще не вышло, а мне только файл прислали. Это значительно интереснее.
Между тем говорят, вы журналистов не любите.
Не люблю. Потому что часто задают глупые вопросы. Один мой дружок придумал очень хорошую вещь: нагонял журналистов, раздавал им список вопросов и тут же список ответов. Получалось замечательно. Я пока такое не практикую, но, если есть возможность с журналистами не общаться, я не общаюсь. Мне Макаревич страшно завидует, что я могу себе это позволить.
Но вы ведь сами журналист!
Ну, как сказать. Меня звали в одно крупное издание, где мне нужно было писать четыре раза в месяц. Я их послал. У меня как у пишущего человека началась эта история: дед-лайн, я не успеваю написать статью, не успеваю отослать, забываю. В общем, все как у нормальных людей.
А вы пишете на компьютере или ручкой?
Вручную. У меня нет такой бешеной скорости в компьютерном писании. Я могу печатать, но это долго. Ручкой значительно проще, в этом отношении я старообрядец.
Вам хочется попробовать еще что-то новое в жизни?
Конечно, тут непаханый край. Я не летал в космос, не прыгал с парашютом. Мне нравится делать то, чем я еще никогда в жизни не занимался – главное, чтоб предлагали!
А в творчестве?
В музыке масса всяких идей, но опять же с западным уклоном. Не в смысле работы для них, а с западными музыкантами. У меня есть большие, великие друзья, с которыми мне хочется сделать проект и, не записывая его, скинуть в Интернет. А запись пластинки мне неинтересна. Вот 11 апреля увижусь с гитаристом Аланом Йоханессом - он прилетает в Лос-Анджелес со своих бешеных гастролей, мы там будем с «Машиной времени». Пообщаемся и что-нибудь попробуем сделать…
0 0Макаревич пел с закрытыми глазами
Вы тогда учились в медицинском институте и три раза уходили оттуда, но потом возвращались. Родители были против вашего увлечения музыкой?
Естественно, мама с папой говорили: «Обязательно получи диплом, а потом хоть дворником работай!». Для людей моего поколения это была стандартная ситуация. Но я и сам действительно надеялся стать врачом - только играть в группе было значительно интереснее, чем учиться, и я ничего не мог с собой поделать…
- А когда пришло понимание, что Машина времени - крутая группа?
Когда нас в 1976 году позвали на конкурс Таллинские песни молодежи . Мы туда ехали главным образом не себя показать, а мир посмотреть. Приехали одними из последних, мест в гостинице не хватило, и нас поселили в женское общежитие какого-то кулинарного ПТУ. Вместе с нами в тот сарай отправили других припозднившихся - интеллигентного парня из Ленинграда Борю Гребенщикова и пару отличных свердловских ребят.
Дело было в марте, по дороге все продрогли, и в честь знакомства мы угостили новых друзей нервнопаралитическим напитком - медицинским спиртом, настоянном на красном перце. (Смеется .)
Мы жили в общежитии настоящей коммуной: хиппи, девчонки, алкоголь - все, как мы любим. Нам бы и этой жизни, новых знакомств и новых впечатлений хватило для полного счастья, но случилась еще одна неожиданная вещь - на фестивале мы заняли первое место.
А на какое рассчитывали?
Да мы вообще о местах не думали: мы же никогда не участвовали в фестивалях, не слышали групп из других городов...
А после Таллина Борька Гребенщиков позвал нас выступить в Ленинграде - он рассказывал, что там кипит подпольная рок-н-ролльная жизнь. Когда мы приехали, нас встретили с восторгом! На разогреве у нас выступала группа Мифы - крутейший коллектив человек из двадцати!
Господи, как мы, трое худосочных мальчиков, могли выйти после тех двадцати героев?! Макар потом рассказал, что первую песню, Битву с дураками , он пел с закрытыми глазами. Что делал я, не помню - кажется, спрятался от страха за колонку. Ничего больше не помню из того вечера - только кромешный ужас вначале и эйфорию потом, когда эти питерские хиппи начали кричать и хлопать как сумасшедшие и стало ясно, что нас приняли и полюбили.
Бесфамильный артист
Почему вы ушли из «Машины времени»?
В 1980-х меня позвали в популярную группу Аракс . Мы жили почти как настоящие западные рок-звезды - от нас сходили с ума концертные залы и стадионы, рекой лился портвейн, на шею вешались девушки. Однако длилось счастье недолго: группу много о себе возомнивших волосатых музыкантов решили "прижать".
Я выступал в ярко-голубом расписном костюме Звездочета - его придумала жена директора группы, которая в душе была модельером.
Так вот, в 1981 году в городе Ульяновске прямо в мой день рождения ко мне за кулисами подошли ветераны то ли труда, то ли сцены, углядевшие на костюме шестиконечную звезду Давида. И началось: «Сними! Убери! ». Мы их послали. Нам в тот момент казалось, что мы ужасно крутые: играем во дворцах спорта по три концерта в день и что к нам не может быть никаких претензий.
Но оказалось, это не так... На следующий день пришли два веселых парня из КГБ, и меня свинтили за антисоветскую пропаганду. Сказали: «Вы знаете, что ваша шестиконечная звезда - знак сионизма? ». Я сказал, что нет. За международный сионизм мне грозила 58-я статья, «измена Родине». Да много чего грозило…
Слава Богу, получилось отбрехаться, обошлось - но группе настал кирдык. Аракс расформировали, и по филармониям всех городов разослали список с нашими именами и фамилиями с указанием, что нас категорически нельзя брать на работу.
Но, к счастью, в 1982 году меня подобрал Юрий Антонов . Он работал от ташкентского цирка, где всякие указы и распоряжения читали сквозь пальцы. Я был бесфамильным артистом. Объявляли, например: «Сегодня для вас на гитаре играет Иван Иванов, на барабанах - Петр Петров, а на бас-гитаре - бас-гитарист». И я спокойно полтора года у Юрки перекантовался, пока советская власть не начала заканчиваться. Даже в свадебное путешествие мы с Аней ездили на гастроли с Юрием Антоновым .
Люблю устраивать сюрпризы
Вы с женой познакомились, когда были крутой рок-звездой из «Аракса»?
Нет, уже когда меня из звезд разжаловали и никуда брать не хотели, разве что в дворники. Мы столкнулись у приятеля, который жил в центре в квартире с газовой колонкой. Летом все, у кого отключали горячую воду, приезжали к нему мыться.
В общем, Аню я впервые увидел в полотенце, а она меня в очках времен Гражданской войны, замотанных посередине синей изолентой. Очочки были с чужого лица, потому что мои сломались. Тогда мы просто увидели друг друга, а возможность поговорить представилась где-то через полгода - уже в других гостях. И Аня поняла, что я нормальный, а я - что Аня нормальная.
И вы подумали, почему бы двум нормальным людям не создать одну нормальную семью?
Первой об этом Аня подумала. Сказала: «Женись на мне, козлина, лучше меня все равно не найдешь никого». Я ответил: «А и правда». Потому что на тот момент мы уже год жили вместе, и я на самом деле тоже думал, что лучше Ани никого не встречу.
Вы музыкант, жена психолог, а сын у вас математик. Удивились, когда он пошел не по музыкальной стезе?
Да, детеныш с раннего детства начал проявлять недюжинные математические способности. Считать Даня начал сразу до миллиона. Года в три он не только складывал и вычитал циферки, но и извлекал корни.
Кстати, читать он научился вообще года в два - и сразу принялся за Песнь о вещем Олеге . Ему было все равно, что читать: вокруг сына валялись любые книги, которые можно было найти дома, - «Органическая химия» за 10-й класс, «Математические задачи», «История Османской империи», и ребенок все это параллельно читал. Сказки его вообще никогда не интересовали.
А музыка?
Тоже. В противном случае он бы ею занимался, я думаю… Только лет в 12 или 13 Данька перед школьным походом попросил научить его играть на гитаре. Я попытался, но понял, что убью его на пятой минуте объяснений.
Конечно, это наш большой прокол: может, если бы мы его отдали заниматься музыкой раньше, что-то могло бы и получиться. Но в первом классе он увлекся шахматами, в 9 лет получил чуть ли не второй взрослый разряд. А в 16 лет окончил математическую школу и сразу поступил на мехмат.
Недавно вы с женой отметили 30-летие со дня свадьбы. Пир закатили?
На пир не было времени. Но мы кое-что подарили друг другу… А вообще я люблю устраивать жене сюрпризы. К примеру, на ее день рождения мы должны были лететь в Сингапур, но поездка сорвалась, и я придумал романтическое путешествие.
Купил билет на поезд в Ригу в люкс-купе. Жена ничего не знала. Я ее вытащил на вокзал, привел к поезду, и она чуть с ума не сошла от радости, потому что на поездах мы не катались давно. Мы ехали вдвоем в роскошном купе с двуспальной кроватью!
Приехали в Ригу, сходили в ресторан, опять сели на поезд и вернулись домой. А жена на мое 55-летие договорилась со скульптором и подарила мне мою мраморную голову, весящую килограммов двести. Так что мы с ней в этом смысле похожи. Для нее, как и для меня, главное - ошарашить!