Все мое детство, почти каждое воскресенье мы ходили в церковь. Русскую православную.
Мы ходили туда с родителями, и было ужасно неохота вставать, казалось, что болит горло, казалось - вот все, что угодно, только бы не ходить.
А потом, например, Пасха. И родители гонят днем поспать, потому что ночью же служба. И вот тебя одевают в какие-то красивые юбки и ведут ночью в церковь. Перед церковью менты, пытаются не пустить, пытаются оскорбить родителей. Но все это - норма. И церковь - норма, часть жизни.
И вот я сижу на полу, мне например лет 6, и вокруг толпа людей, душно, воздух можно резать на кусочки- настолько он сконцентрирован и насыщенн (есть вообще такое слово?), священники в разноцветных рясах, и вся церковь дружно кричит "Воистину Воскресе",
А потом выходишь на улицу - и откуда-то сил сразу на беготню, крики, драки, веселье,
Потом дома огромный стол, и битва крутыми яйцами, и их, конечно невозможно все съесть, куличи, и царская пасха, которую дико трудно делать и которую их всех знакомых мне семей, только наша и делает, и как же это вкусно!
Или на Троицу, когда все в ветках, все в зелени и крестный ход посреди лета,
Или мы, Аня, Митя, мама, мы все, и отец Алексей Уминский, стоим в пустом запертом храме и молимся за маленького Алешу.
Или венчания, когда "оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть",
И крестины, и орущие от обиды, что их без предупреждения вдруг окунули в воду с головой, младенцы.
И исповедь, конечно.
Мне не нравится, как в церкви пахнет, я не знаю точно, что это - ладан? Но даже этот запах - это какая-то настолько огромная часть меня, что ее уже невозможно выдрать.
Я не могу не принадлежать к этой церкви.
Это - моя церковь.
А вы, отец Чаплин, к ней никакого отношения не имеете.
Как-то так получается, что для многих людей, и уже все больше для меня, граница между Моей Церковью и Русской Православной Церковью все тоньше и тоньше, и все больше и больш9е разочарование, обида, ощущение, что происходит что-то, что не может происходить в принципе,
Волга перестала впадать в Каспийское море, и теперь впадает в Черное, а я не знаю, как же мне с этим жить.
Я не могу бесконечно объяснять друзьям - не ставьте знак равенства между православием и РПЦ, я не могу больше их уговаривать,
Я знаю точно, не гей парады, танцы у алтаря и шутки про патриарха убивают церковь, ее убиваете вы, отец Чаплин, и многочисленные и удивительные ваши единомышленники.
Может быть вам платят какие-нибудь враги? Может быть в вас бес вселился? Потому что не может же все объясняться так просто, что вы просто - вот такой идиот?
Вы что, правда не понимаете, что вы делаете?
Что вы делаете с Моей Церковью.
Это очень тяжело.
Очень.
Варвара Турова, с которой я “познакомилась”, вестимо, через Facebook – совершенно потрясающая личность. Красавица, певица – не слышала, но думаю, что с голосом у неё всё в порядке, какая-то страшно популярная московская персона – ну, можно считать, что и богемная, ну, во всяком случае – тусовочная, владелица каких-то Мастерских и богемного ресторана, музыковед, журналист – с прекрасно подвешанным разговорным языком и ещё лучше – литературным, короче – какая-то универсальная натура, и самое главное, при всё при этом – искренняя, добрая и удивительно настоящая – вот такая это интереснейшая особа. Итак, перекличка с ней:
Варвара : Еще минимум 10 дней строжайшего голосового покоя (то есть молчания), антибиотики, ингаляции, полоскания, микстура, тишина вокруг, никакой оперной музыки нельзя даже слушать, не петь, не говорить, не находиться в местах, где шумно,
В общем, впервые в жизни, не петь мне в этом году стихиры Пасхи.
Это ли не чувство юмора, это ли не ирония, что самое трудное для меня испытание – вовсе не битвы, не противостояния, не отстаивание справедливости, не турниры в блестящих доспехах, а просто помолчать, просто чуть-чуть, Варь, помолчать?
Да, Господь дико остроумный человек. Кажется, он намекает и на фейсбук тоже.
В городе Герцег-Нови в Черногории, если идти вверх к крепостной стене от въезда в город, слева будет магазин, в котором строгие продавщицы в белых халатах, вылавливают половниками круглый, мокрый домашний сыр, и раздражаются, что ты не знаешь, какой из них как называется. В этом же магазине я купила как-то раз большой пакет маленьких разноцветных болгарских перцев, да так и оставила его потом на кухне, уезжая, потому что я не умею ничего готовить из этих перцев, но они были так хороши, что не купить их было невозможно. В городе Герцег-Нови, в отличие от всей остальной Черногории, всегда немножко грустно и немножко туман, как в Фиальте, да. Сегодня в Москве ровно такой же свет и цвет, как в городе Герцег-Нови.
А однажды я решила поехать на новый год (я много лет подряд уезжала на новый годв одиночестве в какое=нибудь прекрасное место) в итальянские термы. Забронировала еще в сентябре примерно крутейшую красивейшую гостиницу с колоннами и балконами, в которой останавливалась Каллас, в которой останавливалась принцесса Грейс, и всякие другие приятные люди, купила билет до Милана, провела 3 дня в ужасной Флоренции (бррр), села на поезд рано утром, и в 9 утра была на станции городка, где находятся эти термы. Дальше все и правда как в этом рассказе, “все мокро – пегие стволы платанов” и прочее. Туман, полная тишина, поезд высадил меня и уехал, вокруг лениво поют птички. Дымка. Дошла, не торопясь, с чемоданом до гостиницы. И оказалось, что крутейшей и красивейшей она последний раз и была, когда в ней останавливалась принцесса Грейс, а с тех пор там, примерно, даже не подметали. Я люблю потерянный рай и потертую роскошь, поэтому я, конечно, пришла в восторг. В этот же восторг пришли люди на рецепции, каждому из которых было минимум 70 лет. И тут к ним, в почти пустой (за исклюением парочки парочек под 80 лет) приезжает синьорина. Капелли Росси. 30 сука декабря. Одна. Вообще непонятно, почему именно к ним. Забегали, засуетились, дали мне огромный тяжелый ключ, поселили с видом на сад. А еще через час, на мой вежливый, за чашкой чая в огромной столовой с расписным потолком и толстыми старыми коварми, вопрос относительно, так сказать, терм, удивленно ответили: “Синьора, термы не работают уже лет 15, они закрыты на реконструкцию”.
Непонятно, к чему я это.
Ну, в общем.
Я : Варя, постойте, как это, как это – “ужасная Флоренция”?! Да это один из самых удивительных городов Италии, да чего уж там – берите – мира. Вместо тухлых неработающих терм нужно былo срочно для помытия души бежать в собор Санта Кроче, где не до конца облупившиеся фрески Джоттo заставили бы вас остановиться в изумлении от того, что это так просто, так вечно, и так насущно, где каждый пройденный шаг отозвался бы эхом ушедшего времени, а саркофаги всех этих невероятных, давно ушедших людей, поражали бы тем, что над ними – прямо перед вашими глазами – витал бы их дух. Эх, Варя, Варя… А музей Уффица? Знаете, какие там есть в укромном уголке светящиеся неподражаемым изумрудным цветом кикиморообразные Адам и Ева? Я таких потрясающих Адама с Евой вообще никогда не видела. В этом самом уголке мне сразу стало понятно, что мы всё-таки произошли от земноводных, и потому нас так тянет к воде…
А улочки – такие узкие, почти как в Венеции, в которой идущий навстречу вам пешеход заставляет вжиматься в стенку – но во Флоренции, вместо идущего навстречу пешехода на вас мчится на бешеной скорости разудалый флорентийский байкер. При этом он умудряется вас объехать, даже если вы не успели юркнуть в ближайший подъезд или влепиться в стену дома. Эх, Варя, Варя…
Варвара: Флоренция город из моих страшных снов. Отходишь 2 метра от пряничной красоты и оказываешься в каком-то католическом триллере, в котором тебе, за Христа нашего, то есть не нашего, того и гляди нож вонзят в спину. Мрачный, холодный город без чувств, эмоций и собственного лица. Обманка, закрытость, ледяное равнодушие, вот слова про Фиренцэ, и это самые жуткие слова из всех моих самых жутких ночных кошмаров, да. Ледяное равнодушие.
Я : Э нет, Варя, это не ледяное равнодушие, это – город, хранящий тайны за своим кажущимся мрачным молчанием. Да, он и правда производит впечатление тяжёлого монолита, который давит на душу, и как-то некуда выпорхнуть, чтобы посвистать на ближайшей ветке. Согласна. Но это – город-магнит, он как раз и притягивает своим двойственным характером, это не серые декорации, оставшиеся после какого-то давно окончившегося спектакля провинциального театра, там в каждом уголке – история. Надо полагать, невесёлая. Но интересная. Жу-у-уть:))).
Варвара : кто ж спорит с тем, что история. просто та история, которую рассказывает этот город, мне неприятна. необъяснимо, спорно, ошибочно -окей, но что ж я могу поделать с этим.
Наташа : Нельзя туда больше вернуться. К этим старикам, в смысле. История эта уже в сундуке с сокровищами. И хорошо. Будет новая. Главное – разглядеть сразу. Не потом. Столько красоты кругом.
Варвара : Ну не факт. Иногда можно вернуться. иногда нельзя. Нет никаких таких точных правил, что вот. сундук. заперт, то се. Нет. По-разному может быть.
Я : Я не очень понимаю, какая история закрыта в сундуках. По-моему, она там не лежит – её туда кладут. На самом деле, все человеческие страсти-мордасти, по большому счёту делающие историю – а уж Флоренция ими напичкана от края до края – совершенно не меняются со временем. Декорации – да, а основа остаётся. Так что – история – это вовсе не сундук, напичканный старым тряпьём, это – бесконечный и очень живой источник для всевозможных размышлений и обсасываний, а уж что касается всевозможных судеб – ну, там есть, в чём покопаться. Пожалуй, поинтереснее, чем в современности. Тем более, что это всё отфильтрованно и спресcованно – так что плотность материала – дай-дай.
Только сейчас – как бы вернувшись во Флоренцию 😉 в этом разговоре – поняла, что кто про что, а я про Ерёму. Прошу прощения. Тут истории как бы были перепутаны – “личная” и “общественная”. 😉 В личную, наверное, вернуться нельзя – она всё равно будет иной. Я-то говорила об истории, натыканной по углам флорентийского дома, как вот натыкали траву или что там в бревенчатые дома – чтобы не продувало. Я просто хотела сказать, что она напичкана историей – и для того, чтобы ходить по её улицам, хрустя этой историей под ногами, нужно много о ней знать. Я-то не знаю, только осчусчаю.
Неужели я опять ошиблась? Почему я всё время ошибаюсь?
Продолжение – не о Флоренции: (из частной переписки) (первые два – сначала, а последние – потом):
Варя, я абсолютно искренно Вами восхищаюсь. Я не могу понять, как можно быть настолько свободным человек в такой несвободной стране. Это просто что-то поразительное.
Впрочем, Штаты тоже не свободная страна, но по-другому. Но Вы просто гигант, абсолютный. Для меня это сочетание каких-то несочетаемых вещей – публичности и глубины, лиризма и востребованности. Удивительно. Вы просто удивительный человек. И я горжусь “дружбой” с Вами.
8 hours ago
Варя, скажите – можно ли как-то помочь Александру Пану? ведь его элементарно могут ни за что упечь в тюрьму. При том, что он пострадает, защищая другого. Вы же были на процессе Рябова? Кто-нибудь сможет придти и выступить в его защиту?
28 minutes ago
Варя, так как насчёт Саши Пана? Или Вы решили по этому поводу не отвечать? Я вовсе не хочу на Вас давить, но просто мы как бы “познакомились” в связи с “делом” проф. Рябова – и это его гнусное продолжение… Не могу поверить, чтобы у Вас добрые дела делались только “на публику”. По-моему, это совсем не в Вашем характере. Может быть, я ошиблась?
Варя, Вы меня извините, я вовсе не собираюсь “учить Вас жить”, но мне почему-то думается, что помочь талантливому альтисту, попавшему в беду, потому что он защищал другого, кажется как-то гораздо более естественным, чем вытаскивать из бездомных некоего неудавшегося “нейрохирурга”, принесённого западными ветрами в Россию, который по собственной инициативе стал алкашом. Саше реально грозит заключение. И, главное, из-за чего?! Вот что самое страшное. Я не знаю, есть ли у Вас какие-то ресурсы для этого, но по крайней мере какие-то каналы можно было бы запустить – Вы же человек публичный.
Advertisements
Когда мне было четыре, кажется, года, меня отдали в детский сад. Какой-то очень хороший. По блату. Через неделю со мной там, видимо, случилось что-то неприятное, и я окосела. Ну то есть буквально. Глаза стали смотреть в разные стороны. Меня год лечили, таскали по врачам, потом чудом (по блату) отправили к светиле-профессору. Вылечил. И меня больше никогда не отдавали ни в какие коллективные секции. Школа не в счет, ее нельзя было избежать, да и мне там не было плохо. Там было никак.
Или, например, в деревне, летом. Чернозем, Тамбовская область, дети из хороших семей, наши бабушки дружили, наши мамы выпивают на терасске, наши старшие сестры делают абажуры и лоскутные одеяла. Согласное гуденье насекомых, антоновка с ветками до земли. Рай. Мы, десятилетние дети, ночуем у Сарабьяновых на сеновале. Нас человек пятнадцать. И мне не плохо, нет, мне отдельно. Я веселюсь, ругаюсь с младшим братом, влюбляюсь, и пою на два голоса с сестрой. Все хорошо. Я еще не понимаю, что отдельно. Я не понимаю, что слово «друзья» не синоним слова «единомышленники». Не понимаю, что не хватает мне только ощущения близости. А без него и рай не рай.
Мне уже двадцать, и кто-то говорит: «А у тебя есть ЖЖ»? Я втягиваюсь моментально, конечно. В эту самую близость, в иллюзию близости, тем более прекрасную, что решительно выдуманную. Случайную. Теряю голову от ощущения почти что масонской ложи: ЖЖ — это для немногих, для избранных, и все они прекрасны. Ой, у тебя что, тоже есть ЖЖ?! Да мы созданы друг для друга, это ж какое совпадение. Проходит два-три года, и вдруг в ЖЖ кто-то пишет гадость. Или, например, кто-то пишет гадость про тебя. «Варваратурова как обычно, в своем репертуаре, читал, блевал».
А ты, например, написала про то, что не представляло ценности в процессе, и было когда-то несравнимо с полуночным разговором в ЖЖ (казалось, нет в жизни ничего важнее, чем эти, до 5 утра с незнакомым человеком разговоры про «Возвращение в Брайдсхед» или «Весну в Фиальте»?) — про всего лишь деревню, антоновку, про то, как Коля Сарабьянов катал тебя на раме по улице Подлесной, или лучше по Бутыркам, потому что на Подлесной сплошные кочки. Написала, поделилась с далеким, незнакомым (и не факт, что существующим) другом. А он читал и блевал. Как это? Ведь это же масонская ложа. Ведь это только крутые прекрасные люди пишут в ЖЖ. Там же нет неприятных людей! Невозможно понять, зачем там кому-то понадобилось писать пост про «читал-блевал».
У меня много друзей-иностранцев. У каждого из них есть фейсбук. Каждый раз, когда я рассказываю им об очередном своем (и не своем) конфликте в фейсбуке, они страшно изумляются. Переспрашивают. Где-где вы поругались? Они не могут представить себе, что фейсбук может быть площадкой для серьезного/тяжелого/важного/пронзительного разговора. Они вешают в фейсбуке фотографии с Нью-Йоркского марафона, с отпуска на греческом острове или концерта. Я не могу себе представить, что можно ежедневно спускаться в «Азбуку вкуса», которая у меня внизу, под домом, только за тем, чтобы в очереди к кассе выяснять, на полном серьезе, основополагающие вопросы бытия.
Мои иностранные друзья не понимают, как можно поругаться в фейсбуке, точно так же как я не понимаю, зачем ругаться в очереди в «Азбуке вкуса». У моих иностранных друзей есть настоящая свобода, я полагаю. И нет необходимости отстаивать каждое мнение по каждому вопросу, как в первый раз. Как в последний раз.
Недавно я устраивала в нашем клубе «Мастерская» встречу по итогам выборов мэра. Я звала туда людей с очень разными мнениями. Мне очень хотелось нормального обмена этими мнениями. Среди всех своих знакомых с большим трудом я отыскала одного человека, который голосовал за Собянина. Потому что ему нравится Собянин в качестве мэра. (Мне — нет, если что.) Этот человек пришел в абсолютно чужеродную для него среду, и некоторые женщины стали в первую же минуту кричать «как вам не стыдно». И знаете что? Он был единственным, кто уступил место женщине, которая опоздала и осталась без стула. Так совпало, я понимаю. Но тем не менее. Он встал и предложил ей стул. Мои демократические друзья не пошевелились, конечно же. Я это не к тому, что мои друзья хуже него. У меня, кстати, лучшие друзья на свете. Или что Собянин лучше Навального. (В этом я не смыслю.) Не к тому я это говорю. Я всего лишь намекаю на этот удивительный факт, еще раз. Если человек не разделяет ваших взглядов, это не значит, что он — козел. Это не значит, что он — ничтожество. Или что он «не в своем уме». Это ничего не значит. Просто он не разделяет ваших взглядов.
Мне кажется, наступил конец света, все в курсе, а я что-то пропустила. Я пропустила момент, когда все договорились друг с другом: «Ребят, давайте теперь так, несогласие по ряду вопросов, автоматически означает отмену элементарных правил приличия». У людей вокруг не осталось никаких тормозящих механизмов. Чего тормозить-то, когда все равно катимся прямиком в преисподнюю? Конец света же. Иногда мне кажется, как жаль, что жизнь не пионерский лагерь (в котором я никогда в жизни не была). Как жаль, думаю я, что не существует общих правил поведения. Но на самом деле проблема не в отсутствии правил. Правил — море. Они преследуют нас на каждом углу, выскакивают из-за каждого поворота, не прислоняйтесь, не стой под стрелой, тяги нет — пользоваться прибором нельзя, не влезай — убьет, 10 заповедей, в конце концов (точнее, начале начал), а «Википедия» вообще говорит прямо: «Будьте объективны; в частности, не пишите о себе». Проблема не в том, что нет правил.
Проблема в том, что, когда летишь на санках с ледяной горки или катишься в преисподнюю, в гробу ты видал эти правила. Проблема в том, что, дорвавшись в 90-е до ощущения свободы (как когда-то до ощущения близости), так называемые «мы» вцепились в нее, в эту свободу, в этот, простите шершавый язык штампа, пьянящий шанс свободы, мертвой хваткой, и так и остались — в состоянии аффекта, пьяные, связанные по рукам и ногам, но зато со свободой в зубах.
Людей вокруг не останавливает, что человек, про которого они пишут гадости (или ставят лайк гадостям), — муж их подруги. Или брат. Или дочь. Что этот человек, например, только что чуть не умер. Или, наоборот, спас кому-то жизнь. Не останавливает ничего, гуляй, рванина, я думаю, что он говно, почему я должен сдерживаться, «не кривить же мне душой»!
Объяснений этому можно найти миллион. Почти все будут верными. Ну, в том смысле, что «как нас душат», а мы, пружинами, упираемся в стены руками, и пусть лучше хамство, чем несвобода. Про то, как все устали. Про то, как все не могут друг с другом договориться. Про то, что с 90-х прошло слишком мало времени, и мы еще не научились существовать так, чтобы действовать сообща, чтобы протестовать сообща. Чтобы иллюзорное ощущение близости заменить уже наконец близостью настоящей. Чтобы протрезветь.
Но вот какая штука. Моя старая и давно умершая учительница фортепиано, добиваясь от меня свободы мышечной, говорила: «Свобода и расхлябанность — это разные вещи, Варя». Свобода — это еще и обязательства. Свобода — это не только возможность говорить, что думаешь. Свобода — это еще и умение от свободы отказаться. Свобода слова — это в том числе умение промолчать.
Знаете, мир не рухнет, если вы просто один раз не напишете запредельное хамство, даже если пишете вы про самого неприятного человека во вселенной.
Windsor Castle will stay without you, мир не рухнет без вашего мнения, без вашего хамства, без вашей злобы и без вашей агрессии.
И без моей, да.
Варавара Турова
культура искусство общество Человек сноб, варвара турова
Следующая новость
30 июня закрылась одна из главных точек притяжение московской интеллигенции — кафе «Дети райка». Заведение стало широко известно прошлой осенью, когда в него нагрянуло шоу «Ревизорро» — Елена Летучая и ее команда нашли в ресторане просроченные продукты и открытый канализационный сток. Хозяйка кафе Варвара Турова в качестве причины закрытия называет череду неудач, произошедших с «Детьми», и реконструкцию улицы, из-за которой посетителям было сложно попасть в заведение. «360» рассказывает, чем прославились «Дети райка» и его основательница.
«Дети райка» располагались в центре столицы — на Никитском бульваре. «Мы ничего не понимаем в моде, концепциях, течениях и пенах. Мы хотим сделать место, которое будет нравиться нам самим, и, надеемся, вам. „Дети райка“ — наш любимый фильм. Фильм о театре, о райке — галерке, на которой кипит настоящая театральная жизнь, о любви, гениальности и таланте. Дети райка — это мы. Мы живем в райке — маленькой территории, словно стеной отделенной от остального города, от остальной страны», — говорится на сайте кафе.
Хозяйка кафе Варвара Турова — музыкант, актриса и публицист, известная в среде творческой интеллигенции Москвы. Ее колонки можно найти на сайтах «Таких дел », «Православного мира », «Сноба ».
Варвара Турова. Скриншот: youtu. be/ii2PplHdeoI.
Последний год существования «Детей райка» был омрачен скандалами, связанными как с кафе, так и с личностью самой Туровой. К примеру, в ноябре прошлого года Турова опубликовала в своем Facebook большой текст , посвященный интеллигенции, к которой она относила себя и свое окружение. Пост широко разошелся в соцсетях, многие пользователи отнеслись к нему с иронией, хотя другие поддержали Турову.
Я всю жизнь думала, что это называется «Интеллигенция», но наверное, точнее называть это богемой. Моя мама адвокат, мой папа искусствовед, ювелир, журналист, редактор, музыкант, кто только не. У нас никогда не было денег, но наш дом всегда был полон гостей. И стоило гостю зайти на порог, я, четырехлетняя, пятилетняя, сколькоугоднолетняя, мгновенно знала — свой или не свой
— Варвара Турова.
Один из поворотных моментов в судьбе «Детей райка» произошел в ноябре 2016 года, когда вышел выпуск «Ревизорро» — программы, которая инспектирует рестораны на предмет чистоты. Ведущая Елена Летучая нашла в кафе просроченные продукты и таракана, а также обнаружила, что общий сток канализации проходит через кухню.
Скриншот выпуска «Ревизорро » из «Детей райка».
Сама Турова позже заявила в Facebook, что некоторые требования Летучей справедливы, а некоторые — необъективны. Ее слова приводит .
Некоторые из требований ведущей программы — справедливы и обоснованны и, я думаю, мы все благодарны ей за непростую работу, которую она делает. Некоторые — абсурдны и невыполнимы. Поверьте, абсолютно любое, к примеру, парижское кафе, было бы просто сразу закрыто после ее визита. Но это не мешает ни вам, ни нам, прекрасно есть и выпивать в этих самых парижских кафе
— Варвара Турова.
В недавнем интервью Inc. Турова призналась , что после выхода шоу выручка «Детей райка» упала в два-три раза, на ее восстановление ушло полтора месяца. «Их интересовала не грязь, а скандал, и все, что там показано, — вранье. Можно прийти в самую чистую операционную и мутной камерой под мрачную музыку снять такой ужас, что вам там почудятся ползающие змеи», — добавила она.
Турова заявила, что журналисты телеканала «Пятница» написали заявление в Роспотребнадзор, из-за чего в кафе нагрянула внеочередная проверка, что привело к «дополнительным тратам».
Ну вы можете угадать, каким образом мы решали вопрос с проверяющими. Собственно, по-другому эти вопросы не решает никто. Так что были, скажем так, дополнительные траты
— Варвара Турова.
В том же интервью женщина заявила, что ресторатор Митя Борисов открывает заведения для того, чтобы зарабатывать, а Турова руководствовалась другими приоритетами. В ответ известный журналист Антон Красовский
Эта женщина, например, пишет мне: "Сколько можно поливать грязью страну, которая вас вырастила". Другая женщина пишет: "Неужели у вас не болит сердце, когда вы пишите - именно вот так, через И - такие вещи про страну, которая вам дала образование". Третья (или это все одна и та же?) пишет: "Это страна дала вам все, и вот, чем вы ей платите".
Я просто точности ради. Образование мне дала Наталья Михайловна Смирнова, замечательный учитель музыки, пианистка, ученица Якова Владимировича Флиера, который учился у Константина Николаевича Игумнова, который учился у Александра Ильича Зилоти, который учился у Ференца Листа, который учился у Карла Черни, который учился у Бетховена, и я могу продолжать, но не буду.
Образование мне дал мой папа, Саша Туров, искусствовед, учитель истории искусства, журналист, редактор, он мне его дал, когда включил Генделя и Битлз над моей кроваткой, когда меня принесли из роддома, или когда мы ездили в детстве по золотому кольцу и он рассказывал нам про закрытые в ту пору церкви, и мы гуляли по каким-то полузаброшенным, полуразрушенным храмам и полям.
Образование мне дала моя учительница литературы Татьяна Андреевна Бонч-Бруевич, молодая красивая женщина, уроки которой, в школе, я помню до сих пор. Образование мне дал Вадим Абрамович Березовский, легендарный учитель сольфеджио и теории музыки, когда я приезжала к ним в квартиру в Карманицком переулке, 3 раза в неделю, о ужас, к 8.30 утра, на занятия. Образование мне дал Алексей Алексеевич Кандинский, сложный человек, потрясающе читавший у нас курс "Истории фортепианного искусства".
Образование мне каждый день, своей мудростью и примером, дает моя мама, Алиса Тилле, адвокат. Образование мне при каждой встрече передает какими-то тоннами ценнейшей информации Алексей Васильевич Парин, музыковед, драматург, и продюсер. Мой друг Миша Фихтенгольц, рассказывая мне годами про Генделя, и про лучших оперных певиц и дирижеров мира, дает мне образование. Выдающаяся оперная певица Лариса Анатольевна Гоголевская дает мне образование 2 раза в неделю уже полтора года, и каждый урок - это встреча с большим мастером, большой актрисой.
Это не Страна дала мне так называемое "всё". Это моя семья, мои близкие дали мне всё, и это никаким образом не было, не есть и не будет связано с тем, как называется часть суши, на которой все это происходило и происходит. В некоторых случаях, образование мне давали не благодаря этой стране, а вопреки ей, вопреки ее воле, ее действиям, вопреки тому, как лучшие профессора уезжали в тьму-таракань (мне очень повезло в этой тьме-таракани, в городе Электросталь, проучиться год, и встретить там лучших учителей музыки, которых я видела в жизни, большая часть были просто изгнаны из московской и питерской консерваторий, каждый по разным причинам, включая политические).
Я не знаю, что такое "страна". Я знаю, что вот здесь сейчас становится все меньше и меньше свободы, и мне страшно, горько и больно от этого. Потому что если уж говорить про "Страну, которая дала вам всё", то нельзя не говорить про "Страну, которая отняла всё", у Рахманинова, Бунина, Хармса, Мейерхольда, или, например, Пестеля, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина, Рылеева и прочих. Почему тогда я должна быть в каком-то крепостном благодарственном поклоне в пояс за хорошее, что здесь случилось (эти ранние утра в доме Вадима Абрамовича, когда сквозь сон слушаешь 4-голосный диктант), но должна почему-то не учитывать того ада, который здесь тоже происходил? Что за ущербная позиция, что за рабский способ мысли, ну ничего, ничего,что барин порет розгами, зато в прошлом году бил не 15, а 20 раз, так что уж получше, добрый у нас барин, спасибо ему скажите, вон соседний вообще насмерть бьет.
Когда же уже отменят крепостное право?