3. 1. Понятие российской цивилизации……………………….с 1.

3. 2. Российская цивилизация и «русская идея»……………..c.10

3. 3. Православная, восточнославянская или российская цивилизация?................................................................................с.16

3. 4. Российская и западноевропейская цивилизации: общее

и различия. Точки бифуркации………………………………с. 18.

3. 5. Понятие российской цивилизации и концепции евразийства

и неоевразийства Л. Гумилева……………………………….с. 19

3. 6. Природно-географические и климатические особенности российской цивилизации………………………………………32.

3. 7. Православно-русская духовность в структуре российской цивилизации… …………………………………………………с.56

3. 8. Наследие античной греческой культуры в структуре

российской цивилизации. Максим Грек………….с.83.

3. 9. Реформы Петра и эволюция российской цивилизации. О роли европейских элементов в структуре российской цивилизации……………………………………………………….с.92.

3. 10. Культурно-генетический код российской цивилизации……………………………………………………с.119.

3. 1. Понятие российской цивилизации .

Российская цивилизация - это социально-культурная общность, сформировавшаяся на основе универсальных, т. е. сверхлокальных ценностей православного христианства, а также под влиянием особенностей географического положения и природно-климатических условий,. Эти ценности получили выражение в соответствующих системах морали, права, искусства, а также нашли также свои формы выражения в обширном комплексе практических и духовных знаний, в символических системах, способствующих преодолению локальной замкнутости первичных коллективов.

Российская цивилизация исторически определилась ее этно-конфессиональным ядром – русским (древнерусским) народом и, соответственно, – русским православием. Язык и культура «ядра», т. е. русский язык и русская культура решающим образом повлияли на интеграцию всех элементов цивилизации в единое целое. Именно «ядро» во многом определяет характер и особенности российской цивилизации, ее отличия от других цивилизаций. Вместе с тем, многоэтичность и многоконфессиональность является неотъемлемой чертой российской цивилизации.

Явившись ядром российской цивилизации, русский (первоначально –древнерусский) народ стал и носителем культурно-генетического кода . Этот код со временем, в той или иной степени, стал достоянием и других народов, вошедших в состав России, стал основой общероссийского народного характера, образа жизни и мысли.

Трактовка России как цивилизации сегодня характерна для работ многих авторов. Однако следует особо выделить работы А. С. Панарина (1940 – 2004) 1990-х – начала 2000-х гг., т. е того времени, когда в политике России был взят односторонний курс на подражательство Западу и на следование в русле его политической линии. В работах А. С. Панарина решительно отвергалась трактовка России как неполноценной страны, обреченной лишь на то, чтобы, отказавшись от всяких попыток сохранить самобытность и самостоятельность, всецело и слепо следовать в фарватере Запада. Она предполагала при реформировании российского общества первоочередной учет не абстрактно-общих положений, а конкретных особенностей России, благо и процветание ее народа. «Россия – не этническое государство русских, - отмечал А. С. Панарин, - а особая цивилизация, обладающая своим суперэтническим потенциалом и соответствующим набором геополитических идей.» [Панарин А. С. Выбор России: между атлантизмом и евразийством//Цивилизации и культуры. Вып. 2. 1996. С. 68.]

Культурно-генетический код есть то, что ДЕЛАЕТ данную цивилизацию "ТЕМ, ЧТО ОНА ЕСТЬ", сохраняет ее собственное "я", - то, благодаря чему, ОНА ОСТАЕТСЯ САМА СОБОЙ - при всех изменениях. Русь Киевско-Новгородская, Русь Московская, Россия Имперская, Россия в форме Советского Союза, современная Россия - разные исторические формы одного и того же - российской цивилизации. Иначе говоря, культурно-генетический код составляет сердцевину национальной идентичности как страны в целом (в нашем случае - России), так и самоидентификации отдельной личности, - без понимания и чувственного восприятия чего, невозможно ощущать себя россиянином, русским. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что так же как генетика целиком не определяет все свойства живых существ, в том числе человека, так и культурно-генетический код не определяет все свойства цивилизации, - а только те, которые сохраняют ее цивилизационную идентичность, - точнее, - являются своеобразным гарантом ее сохранности.

Культурно-генетический код фиксирует основные ценности цивилизации, ее общественный идеал , особенности духа цивилизации.

Забегая вперед, отметим, что попытки сломать или радикальным образом изменить культурно-генетический код – посредством революций или непродуманных реформ в истории России происходили неоднократно. Однако они всегда приводили к отрицательным результатам – к ослаблению России, к хаосу, понижению уровня нравственности, разрушению законности и правопорядка.

Надо учесть, что культурно-генетический код – есть тот инвариант, который складывается на ранних этапах существования цивилизации. Разумеется, он подвержен трансформации. Но его замена на принципиально иной означала бы тотальное отрицание прошлого, а следовательно, - разрушение самих опорных конструкций данного общества, в нашем случае – российской цивилизации. Тотальное разрушение старых ценностей, не рождает новых, - как правило, их место занимают не те ценности, которые планируются инициаторами разрушения, а анти-ценности . Иначе говоря, на практике происходит «перевертывание» прежних ценностей, - то, что прежде воспринималось со знаком «плюс», приобретает знак «минус» и наоборот. Например, если добросовестный труд является ценностью, традиционной для российской цивилизации, то при радикальной разрушении культурно-генетического кода, его место займут противоположности – праздность, добывание денег любой ценой и т. п.. Но не, например, творчество, предприимчивость, «креативность и т. п., - как это обычно планируют реформаторы-революционеры.

При разрушении культурно-генетического кода происходит, в общем и целом, то же самое, что и при насильственной политической революции. «Насильственная революционная акция, - писал исследователь истории либерализма в России В. В. Леонтович, - чаще всего разрушает как раз наиболее ценные элементы старого строя, не затрагивая при этом первобытной сущности любой государственной власти – то есть силы в чистом виде, тем самым создаются предпосылки для того, чтобы государственная власть в дальнейшем проявляла себя еще гораздо более грубо, не будучи уже ограничиваема и сдерживаема вообще ничем после отпадения древних традиций.» [Леонтович В. В. История либерализма в России. 1761 -1914. М. 1995. С. 21.]

Выделение существенных признаков цивилизации не следует воспринимать в качестве нормативных или императивных. Такое выделение есть теоретическая констатация, основанная на истории цивилизации, на сопоставлении с другими цивилизациями. Следует особо подчеркнуть, что сопоставление с другими цивилизациями не может осуществляться по линии «лучше – хуже», «выше – ниже»: каждая цивилизация по-своему оригинальна и уникальна.

При выявлении особенностей той цивилизации, которую исследователь считает своей, следует избежать двух опасностей, двух одинаково недопустимых крайностей – греха лести и соблазна самоуничижения. Уникальность цивилизации, следовательно, не должна быть истолкована ни как свидетельство ее превосходства над всеми иными цивилизациями, ни как ее заведомая «неполноценность».

Характерное для России последних столетий западничество части российской интеллигенции исходит из того, Россия ничем принципиально не отличается от Европы и от Запада в целом. Поэтому, например, по выражению историка, члена Временного правительства (1917) П. Милюкова «Россия есть тоже Европа». Сторонники этой точки зрения приводят, в поддержку своей позиции в частности, изречение Екатерины II: «Россия есть европейская держава» и целый ряд других аргументов.

«Русские европейцы» и русские западники, как правило, негативно относятся ко всему историческому пути России, считая его ошибочным. Они настойчиво предлагают отречься от прошлого, отрицают положительное значение православия, стремятся переделать политический строй и весь российский образ жизни по западному образцу. Естественно, они отрицают всякую самобытность России, не видя в такой самобытности ничего, кроме отсталости и варварства. С другой стороны, они идеализируют Запад, не придают значения особенностям развития западноевропейской и североамериканской цивилизаций. Для сторонников этого взгляда Запад есть некий универсальный образ «продвинутого», передового общества, и поэтому – универсальный образец для подражания.

Русское западничество является полюсом, противоположным крайнему русскому почвеничеству. Такое крайнее русское почвенничество не получило теоретического выражения в трудах крупных русских мыслителей. Ни славянофилы, ни книга Данилевского «Россия и Европа», ни Достоевский (взгляды которого на Россию могут быть охарактеризованы как почвеннические) – ни в одном значительном произведении ни одного известного русского мыслителя нельзя найти огульного отрицания достижений Запада, отрицания значения западной культуры и науки. Если русские мыслители критикуют западные идеи (а это, несомненно, имеет место в истории русской мысли), то не потому, что они западные, а потому, что считают их ошибочными по существу. Не получив теоретического выражения в трудах крупных русских мыслителей, крайнее русское почвенничество (или «русофильство») с характерным для него резко негативным отношением к Западу нашло распространение в массовом сознании – так же, впрочем, как и противоположный полюс, т. е. русское «европейничание», западничество.

Остановимся некоторых принципиальных моментах несостоятельности крайнего западничества. Так, его представители, почему-то не задают себе вопрос, а считает ли сам Запад Россию своей органической частью? Между тем, ни в одном произведении, написанном западными авторами, о том, чтобы считать Россию, страной, принадлежащей к западной цивилизации, даже и речи нет. Начиная от древних, например, «Записок о Московии» Сигизмунда Гильберштейна» и до самых современных, - ни одному западному автору и в голову не приходит отнести Россию к странам Запада. Напротив, все они подчеркивают отличия России, которые для них совершенно очевидны.

Это характерно как для авторов, настроенных по отношению к России доброжелательно, так и для тех, которые не испытывают к России никаких симпатий. Отношение Запада к России хорошо сформулировано в словах Н. Бердяева: «Для западного культурного человечества Россия все еще остается совершенно трансцендентной, каким-то чуждым Востоком, то притягивающим своей тайной, то отталкивающим своим варварством. Даже Толстой и Достоевский привлекают западного культурного человека, как экзотическая пища, непривычно для него острая». [ Бердяев Н. Судьба России. М. 1990. С. 9.].

Приведенные слова относятся к 1915 году. Однако можно с уверенностью констатировать, что с тех пор мало, что изменилось. Разве что, появились новые проекты. Приведем некоторые из них.

Поскольку очевидно, что Россия в том виде, в котором она существовала на протяжении более чем тысячелетия, никак и никогда не впишется в западную цивилизацию, и не будет отвечать ее критериям, то надо изменить Россию самым радикальным образом, - рассуждают некоторые западные авторы, а вслед за ними и наши отечественные западники. - И значит, в первую очередь, изъять ее духовный стержень – русское православие, заменив его западными вероучениями, а также расчленить страну на три или более частей.

Такие проекты на Западе существуют, как и принимаются меры к их реализации. Фактически эти проекты означают ликвидацию России как цивилизации, как самостоятельного государства. Но ни один россиянин, кому дорога своя страна, кому дороги усилия предков, порой своей жизнью и кровью отстаивавших целостность и независимость России на самых разных этапах истории и в различных исторических формах, не согласится с этими проектами.

Обратим внимание и на достаточно распространенную точку зрения, отказывающую России в праве быть особой цивилизацией, наряду с другими цивилизациями современного мира. Эта точка зрения с неизбежностью ведет к отнесению России к разряду нецивилизованных стран. Она также отрицает целостность России, рассматривая ее в качестве конгломерата народов, территорий, и др. никак не связанных между собой. Однако, если допустить, что это действительно так, то становится не объяснимым столь длительное существование России: конгломерат не связанных между собой народов и территорий рассыпался бы при первом же историческом испытании, при первом же сколько-нибудь значительном ударе извне. Однако Россия за более чем тысячелетнюю историю перенесла множество исторических испытаний, и не только сохранила свою целостность, но и достаточно интенсивно развивалась.

Мало чем отличается от крайнего западничества и такой подход к истории России, когда автор берет на себя смелость пересмотреть всю историческую эволюцию России, исписав тома «критики исторического опыта» с тем, чтобы прийти к выводу об ошибочности всего исторического пути и, следовательно, о полной негодности исторического опыта. Такой подход не состоятелен с точки зрения научной и неприемлем с точки зрения нравственной. Он рождает исторический негативизм, но никак не способствует улучшению общества, порождая иллюзию, что такое улучшение возможно на пути отрицания прошлого, отречения от него.

Разумеется, каждое новое поколение призвано совершить нечто новое, продвинуть развитие общества и в этом смысле превзойти прошлое. Поэтому известный конфликт между поколениями неизбежен. Но история по своей сути есть не что иное как процесс преемственности поколений. Тотальное разрушение преемственности, разрыв исторической связи поколений неизбежно ведет к социальной амнезии. Забыв или не зная прошлого, новое поколение неизбежно примется, - как принято говорить в таких случаях, - заново «открывать Америку», «изобретать велосипед» и т. п. Следовательно, новации должны сочетаться с преемственностью, или, по словам К. Ясперса «превзойти прошлое можно лишь, не утрачивая своей связи с ним».

Стремление радикально переделать, переиначить Россию, начать историю с чистого листа, как показывает исторический опыт, не приводит ни к чему позитивному. Напротив, чаще всего оно ведет к исторической катастрофе, к разрушению материальных и интеллектуальных богатств, созданных и накопленных предыдущими поколениями. Ламентации по поводу, якобы «неудавшейся» истории, в действительности, служат препятствием для нормального исторического развития, рождают лишь патологическое желание все разрушить, и, посредством некоторого однократного акта, изменить все к лучшему. Но, как свидетельствует тот же исторический опыт, реальные улучшения на этому пути недостижимы. Такие улучшения требуют не горячечного активизма, характерного для политических революционеров, а упорного и размеренного труда во всех сферах жизни общества.

Сожаления по поводу прошлого бессмысленны, уже потому, что в прошлом уже ничего не изменишь – оно таково, каким состоялось. И в любом случае оно заслуживает отношения к нему как к ценности , поскольку оно есть жизнь и деяния наших предков. Относясь к жизни и деяниям предков с пренебрежением, мы утрачиваем моральное право ожидать уважительного отношения к нам со стороны наших потомков.

Ценностное отношение к прошлому предельно кратко сформулировал А. С. Пушкин в своем ответе на первое «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева: «Хотя лично я сердечно привязан государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора – меня раздражают, как человека с предрассудками – я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал.» [Пушкин А. С. Письмо П. Я. Чаадаеву//Русская идея. Сост. и автор вступительной статьи М. А. Маслин. М. 1992. - С. 51.]

В каком отношении находится трактовка России как цивилизации к другим концепциям, имеющим свои предметом Россию как целое, стремящимся ответить на вопросы о ее сущности, исторических задачах и предназначении?

Этапы развития Российской цивилизации

О возникновении российской цивилизации и этапах ее развития ученые спорят давно. Есть много мнений и о времени, и о месте возникновения цивилизации, и о перспективах ее развития.

Российская цивилизация зародилась в IX веке с возникновением Древнерусского государства. В своем развитии российская цивилизация проходит несколько этапов.

I этап - Киево-Новгородская Русь (IX по XII вв.). В эти годы Древнерусское государство представляло собой сильнейшую державу Европы. Наши северные соседи называли Русь – Гардарики, Страна Городов. Города эти вели оживленную торговлю с Востоком и Западом, со всем тогдашним цивилизованным миром. Пик могущества Руси на этом этапе - середина XI века - годы правления Ярослава Мудрого. При этом князе Киев был одним из красивейших городов Европы, а Киевский князь – одним из самых авторитетных европейских государей. Брачных союзов с семьей Ярослава искали немецкие князья, византийский император, короли Швеции, Норвегии, Польши, Венгрии, далекой Франции. Но после смерти Ярослава его внуки стали бороться за власть и могущество Руси было подорвано.

XIII век ознаменовался кризисом, связанным с нашествием татаро-монголов с Востока и крестоносцев с Запада. В борьбе в врагами Русь выявила новые городские центры, новых князей – собирателей и освободителей земли русской. Так начался следующий этап в развитии нашей цивилизации.

II этап – это Русь Московская. Начинается он в XIII веке, когда практически вся Русь была под ордынским игом и заканчивается в XVI веке, когда на месте раздробленных княжеств снова, но уже со столицей в Москве, возродилось могучее и единое Российское государство.

Вершина этого этапа – княжение Ивана III на рубеже XV - XVI веков. В это время Россия освобождается от ордынского ига, принимает наследие Византии и становится главенствующей православной державой мира. В XVI веке, при Иване Грозном, территория России увеличивается в несколько раз за счет завоевания Казанского, Астраханского и Сибирского ханств. Правда, борьба Ивана Грозного в боярами и неудачная война за выход в Балтийское море с Ливонией породила очередной кризис Российской цивилизации.

Кризис начался в начале XVII века, в связи в пресечением правящей династии Рюриковичей. Он породил Смуту в стране и войны с Швецией и Польшей. Результатом стал приход к власти новой династии – Романовых. После периода ее укрепления начался новый этап российской цивилизации.

III этап – Российская империя XVIII – XX вв. С приходом к власти Петра I Великого и благодаря его реформам, Россия вновь становится таким же мощным государством, как Великобритания и Франция, которые в то время были ведущими державами Европы.

Настоящим пиком этого этапа является конец XVIII века, когда после мудрого правления Петра I, Екатерины I, Елизаветы Петровны, при Екатерине II Россия, победившая в войнах с Турцией, разделив с Австрией и Пруссией Польшу, полностью открыла себе дорогу в Европу.

Кризис же Российской империи начинается в середине XIX века, когда, сначала из-за сохранения крепостного права, потом из-за сохранения самодержавия, Россию потрясают восстания, протесты акты террора.

Пик этих восстаний – начало XX века, когда 2 революции 1905 и 1917 годов разрушают Российскую империю, преобразовывая ее в дальнейшем в СССР. Так начинается следующий этап развития Российской цивилизации.

IV этап начинается в начале XX века, в 1920-х годах. Он продолжается до сих пор. Это этап динамизма, то есть быстрого развития государства и общества.

Если учесть, что в среднем каждый этап развития Российской цивилизации длится 400 лет, а тот этап, в котором мы сейчас живем, начался 80 лет назад, можно сказать, что сейчас Российская цивилизация находится на начальной стадии четвертого этапа своего развития.

Территория Российской цивилизации

Вся история России - это непрерывный, затянувшийся на многие века процесс расширения географического пространства. Такой путь можно назвать экстенсивным: Россия постоянно сталкивалась с проблемой освоения новых земель по мере своего продвижения на восток. Учитывая тяжелые географические и климатические условия, низкую по сравнению с Западной Европой плотность населения, сделать это «разбегающееся» пространство цивилизованным было очень сложной задачей.

Наиболее плодородна в России степь, где преобладающим типом почвы является плодородный чернозем, толщина которого достигает трех метров. Чернозем покрывает площадь около 100 млн га; это ядро земледельческих районов России. Однако степные земли стали осваиваться сравнительно поздно - лишь в конце XV-XVI вв. Полностью степью русские овладели в конце XVIII в., после решающего поражения, нанесенного туркам. Районы, где издавна развивалось только скотоводство, превращались в земледельческие под руками русского пахаря.

В конце XVI в. поход казацкого атамана Ермака (1581-1582) положил начало освоению Сибири. Продвижение по Сибири происходило невероятно быстро: в течение первой половины XVTI в. колонисты преодолели расстояние от Уральских гор до берегов Тихого океана.

В начале своей истории восточные славяне располагали территорией, не слишком благоприятной для развития земледелия. Урожайность была низкой (как правило, «сам-три», т. е. одно посеянное зерно при уборке урожая приносило только 3 зерна). Причем такая ситуация в России сохранялась вплоть до XIX в. В Европе же к XVI-XVII вв. урожайность достигла «сам-пять», «сам-шесть», а в Англии, стране с высокоразвитым земледелием, - «сам-десят». Кроме того, суровый континентальный климат чрезвычайно сокращал период сельскохозяйственных работ. На севере, в районах Новгорода и Пскова, он длился всего четыре месяца, в центральных областях, около Москвы, - пять с половиной месяцев. В более благоприятном положении были районы вокруг Киева. (У западноевропейского крестьянина этот период охватывал 8-9 месяцев, т. е. он располагал гораздо большим количеством времени для обработки земли.)

Низкая урожайность отчасти компенсировалась промыслами (охота, рыбная ловля, бортничество). Этот источник благополучия долгое время не иссякал за счет освоения все новых и новых регионов с практически нетронутой природой.

С такими урожаями крестьянин мог, конечно, прокормить себя, но земля давала мало излишков. А это, в свою очередь, сказывалось и на развитии животноводства, и на торговле и в конечном счете на замедленном темпе роста городов, так как их население, в основном освобожденное от сельского труда, нуждалось в продуктах, поставляемых деревнями.

Огромные расстояния и отсутствие дорог препятствовали развитию торговли. Большую помощь здесь оказывали реки, многие из которых имели не только местное, но и крупное международное значение. Наиболее важным был знаменитый водный путь «из варяг в греки», т. е. из Скандинавии (из Финского залива в Ладожское озеро и далее до верховий Днепра) в Византию, в Черное море. Другой путь шел по Волге и далее в Каспийское море. Однако реки, конечно, не могли обеспечить прочной экономической связи между всеми регионами (особенно по мере разрастания географических рамок страны). Слабое развитие рынков сбыта не способствовало экономической специализации различных районов, а также не создавало стимулов для интенсификации сельского хозяйства.

Монархия

Вместе с христианством Древняя Русь получила из Византии и идею монархической власти, которая быстро вошла в политическое самосознание. Эпоха крещения Руси совпала как раз с тем периодом становления ее государственности, когда централизация и установление сильной единоличной власти великого князя стали жизненной необходимостью. Историки полагают, что выбор Владимира пал именно на православие - помимо многих других причин - и потому, что оно в отличие от католичества передавало всю полноту власти императору.

Составитель одного из первых произведений древнерусской литературы - «Изборника» (1076), называвший себя Иоанном Грешным, писал, что «небрежение о властях- небрежение о самом Боге»;испытывая страх перед князем, человек учится и Бога бояться. Более того, мирская власть представлялась Иоанну Грешному орудием Божественной воли, с ее помощью осуществляется высшая справедливость на земле, ибо «князем наказываются согрешающие».

Идеал сильной власти в эпоху раздробленности (XIII в.) выдвигал Даниил Заточник, написавший «Моление», обращенное к некоему князю: «женам глава луж, а мужем- князь, а князем- Бог».

Но идея единоличной власти была нераздельно связана с требованиями, чтобы власть эта была гуманной и мудрой. Интересно в этом отношении «Поучение» Владимира Мономаха, прославленного политического деятеля и яркого писателя. Мономах создал в своем «Поучении», посвященном, очевидно, наследнику, образ идеального князя. Он стремился к тому, чтобы власть была нравственной и основывалась на соблюдении евангельских заповедей. Поэтому она должна защищать слабых, осуществлять справедливость. Известно, что сам Мономах отказывался казнить даже злейших преступников, аргументируя это тем, что срок жизни человека определяет только Бог. Кроме того, князь, с его точки зрения, должен постоянно учиться: «что умеете, того добра не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь». Считалось важным, чтобы князь окружал себя мудрыми советчиками, независимо от их социального положения. Так, Даниил Заточник писал: «Не лишай хлеба мудрого нищего, не возвышай до облаков богатого глупца».

Разумеется, между этими рекомендациями и реальной жизнью была огромная разница. В ожесточенной борьбе за власть князья совершали и клятвопреступления, и убийства, но само по себе существование такого рода идеала давало возможность оценки и критики действий власти.

Идея власти претерпела изменения в период образования централизованного самодержавного государства - Московской Руси. Эта эпоха совпала со взятием Константинополя (1453) и падением Византии. Русь оставалась единственным православным государством, отстоявшим свою политическую независимость (царства Сербское и Болгарское утратили ее еще до падения Византии). Иван III заключил брак с дочерью брата последнего византийского императора - Софией Палеолог, став как бы преемником византийских монархов. Великого князя московского именовали теперь по византийскому образцу царем и авто-кратором (самодержцем).

Завершила процесс религиозно-политического возвышения власти теория «Москва - третий Рим», которая в начале XVI в. была сформулирована иноком одного из псковских монастырей - Филофеем. Он утверждал, что московский царь - теперь единственный хранитель истинной веры на всей земле и владыка всех православных, ибо два Рима (т. е. древний Рим и Константинополь) пали, третий - Москва - стоит, а четвертому не бывать. Русь объявлялась последним и вечным царством православного мира, наследницей величия древних прославленных держав. В эту эпоху идея сильной, ничем не ограниченной власти стала особенно популярна.

Единодержавную власть поддерживала церковная группировка, возглавляемая игуменом Иосифом Волоцким (1439-1515), который провозгласил Божественную суть власти царя: лишь «естеством» он подобен человеку, «властию же сана яко от Бога». Иосиф Волоцкий призывал покоряться великому князю и выполнять его волю, «как если бы Господу работали, а не человеку».

Характерно, что в ту эпоху у самих представителей власти не появляется и мысли о том, что их возможности должны быть чем-то ограничены.

В России, как писал историк XIX в. В. О. Ключевский, царь являлся своего рода вотчинником: вся страна для него - это собственность, в которой он действует как полновластный хозяин.

Особенно ярко это сознание вотчинника проявилось у Ивана Грозного (годы правления: 1533-1584). Иван Грозный полагал, что действия царя фактически неподсудны: нельзя обвинять его в преступлениях и бесчестить. Царь, по его мнению, не обязан подчиняться религиозно-нравственным нормам - они хороши для монахов, а не для самодержца, который свободен в своих поступках. Конечно, в силу многих личностных особенностей Ивана Грозного черты деспотизма в его теории приобрели такую вызывающую остроту. Однако суть тех представлений о роли власти и ее отношении к обществу, которые еще долго господствовали в сознании правящей верхушки, Иван IV выразил довольно точно.

Как же реагировало общество на эти проявления авторитаризма? В ту эпоху появилось несколько политических теорий, авторы которых по-разному ставили вопрос о гуманности власти и степени ее ответственности перед обществом.

Нарождающееся русское дворянство выдвинуло своего идеолога - Ивана Пересветова, который в челобитных, обращенных к Ивану Грозному, излагал программу преобразований в стране. С его точки зрения, царь должен править вместе со своими советниками, думой, и не начинать ни одного дела без предварительного обсуждения с ними. Однако Пересветов полагал, что власть должна быть «грозной». Если царь кроток и смирен, то его царство скудеет, если же он грозен и мудр, то страна процветает. Пересветов описывает беды, которые приносит Руси произвол бояр, поборы наместников, лень и взаимная вражда царских слуг. Но единственным выходом из этого положения он считал усиление деспотизма, ориентируясь (что очень характерно) на Восток, на порядки, царившие в Турции. Правда, при этом Пересветов подчеркивал, что в истинно сильном государстве подданные должны чувствовать себя не рабами, а свободными людьми.

Другую позицию, ориентированную на Запад, занимал князь Андрей Курбский. В своем трактате «История о великом князе Московском» он выступал как защитник сословной монархии: царь должен править не только при участии своих советников, но и «всенародно». Самодержавная власть, по его мнению, противоречит самим принципам христианства: царя-деспота он сопоставляет с Сатаной, возомнившим себя равным Богу.

Именно с Курбского начинается развитие русской либеральной политической мысли, по своим идеалам близкой политическим теориям западноевропейского общества. К сожалению, реализация этих теорий в России оказалась многовековым мучительным процессом, на пути которого стояли серьезные препятствия.

Большое значение придавал справедливости и законности в обществе Федор Карпов - крупный дипломат и яркий мыслитель XVI в. Общественное благо для него было главной основой могущества страны. «Долготерпение», покорность общества, в сочетании с беззаконием, в конечном счете разрушают государство.

Государство и социально-экономическое развитие России

В отличие от Западной Европы в России между государством и обществом не установилось таких отношений, при которых общество воздействует на государство и корректирует его действия. Ситуация в России была иной: здесь общество находилось под сильным подавляющим влиянием государства, которое, безусловно, ослабляло его (вспомним основной принцип восточной деспотии: сильное государство - слабое общество), направляло его развитие сверху - чаще всего самыми жесткими методами, хотя при этом нередко преследовались важные для страны цели.

Древняя Русь дала вариант бессинтезного и уже поэтому замедленного развития феодализма. Подобно некоторым странам Западной Европы (Восточной Германии и Скандинавии), восточные славяне перешли к феодализму непосредственно от первобытнообщинного строя. Определенно негативную роль в социально-экономической жизни страны сыграл внешний фактор - монголо-татарское нашествие, которое отбросило Русь назад по многим показателям.

Учитывая небольшую численность населения и экстенсивный характер развития России, стремление феодалов предотвратить уходы крестьян с земли было неизбежным. Однако господствующий класс не был в состоянии самостоятельно решить эту проблему - феодалы прибегали в основном к личным договорам не принимать беглых.

В этих условиях, взяв на себя задачу внеэкономического принуждения крестьянства, власть создала систему государственного крепостничества, сыграв активную роль в установлении феодальных отношений.

В результате закрепощение было проведено сверху, путем постепенного лишения крестьян возможности переходить от одного феодала к другому (1497г. - закон о Юрьевом дне, 1550 г. - увеличение «пожилого», 1581 г. - введение «заповедных лет»). Наконец Уложение 1649 г. окончательно установило крепостное право, предоставив феодалу полную свободу в распоряжении не только собственностью, но и личностью крестьянина. Крепостное право как форма феодальной зависимости представляло собой весьма тяжелый ее вариант (по сравнению с Западной Европой, где крестьянин сохранял право частной собственности). В результате в России сложилась особая ситуация: пик в усилении личной зависимости крестьянства пришелся как раз на тот период, когда страна уже находилась на пути к новому времени. Крепостное право, сохранявшееся вплоть до 1861 г., придало своеобразную форму развитию торгово-денежных отношений в деревне: предпринимательство, в котором довольно активное участие принимало не только дворянство, но и крестьянство, основывалось на труде крепостных, а не вольнонаемных рабочих. Предприниматели-крестьяне, в большинстве своем так и не получившие юридических прав, не имели и прочных гарантий, оберегающих их деятельность.

Однако причины замедленного развития капитализма, особенно в деревне, коренились не только в этом. Важную роль здесь сыграла и специфика русской общины. Русская община, являясь основной клеточкой социального организма, на протяжении многих веков определяла динамику экономической и общественной жизни. В ней были очень сильно выражены коллективные начала. Сохранившись в условиях феодальной собственности как производственная ячейка, община утрачивала свое самоуправление, находясь под началом администрации феодала.

Более выраженные элементы самоуправления были у черносошного (т. е. государственного) крестьянства: здесь сохранилось местное выборное управление - земские старосты, которое в эпоху Ивана Грозного получило поддержку государства. Особый тип общины дало казачество. Здесь возможности для развития индивидуального начала были шире, однако казачья община не имела определяющего значения в России.

Община сама по себе не являлась особенностью русского общества - она существовала в эпоху феодализма и в Западной Европе. Однако западная община, в основе которой лежал германский ее вариант, была более динамична, чем русская. В ней гораздо быстрее развивалось индивидуальное начало, в конечном счете разлагавшее общину. Достаточно рано в европейской общине были изжиты ежегодные переделы земли, выделились индивидуальные покосы и т. д.

В России в вотчинной и черносошной общине переделы сохранялись до XIX в., поддерживая принцип уравнительности в жизни деревни. Даже после реформы, когда община оказалась втянутой в товарно-денежные отношения, она продолжала свое традиционное существование - отчасти за счет поддержки правительства, а главным образом за счет той мощной опоры, которую имела в крестьянстве. История аграрных преобразований наглядно показывает, насколько жизнеспособна и одновременно консервативна была эта социальная ячейка. Крестьянство в России составляло основную массу населения, и в этой массе преобладали модели общинного сознания, охватывающие самые разные аспекты (отношение к труду, тесная связь индивида и «мира», специфические представления о государстве и социальной роли царя и т. д.). Но главное, поддерживая традиционализм и уравнительность в экономической жизни деревни, община ставила достаточно прочные преграды для проникновения и утверждения буржуазных отношений.

Динамика развития господствующего класса, феодалов, также во многом определялась политикой государства. Достаточно рано в России сложились две формы землевладения: боярская вотчина, владелец которой имел право наследования и полную свободу распоряжаться землей, и поместье, которое (без права продажи или дарения) жаловалось за службу дворянству (служилым людям).

Со второй половины XV в. начался активный рост дворянства, причем немалую роль в этом процессе сыграла поддержка правительства, прежде всего - Ивана Грозного. Являясь основной опорой центральной власти, оно вместе с тем несло определенные повинности (уплата налогов, обязательная воинская служба). Во время царствования Петра I весь класс феодалов был превращен в служилое сословие, и только при Екатерине II, в эпоху, которую не случайно называли «золотым веком» дворянства, оно стало в истинном смысле привилегированным классом.

По-настоящему самостоятельной политической силы не представляла собой и церковь. Власть была заинтересована в ее поддержке прежде всего из-за мощного идейного воздействия на общество. Поэтому не случайно, что уже в первые века после принятия христианства великие князья делали попытки освободиться от вмешательства Византии в церковные дела и ставили русских митрополитов. С 1589 г. в России утвердился самостоятельный патриарший престол, однако церковь попала в большую зависимость от государства. Несколько попыток изменить подчиненное положение церкви, предпринятые сначала нестяжателями (XVI в.), а позже, в XVII в., патриархом Никоном, потерпели поражение. В эпоху Петра I произошло окончательное огосударствление церкви; «царство» победило «священство». Патриаршество было заменено Синодом (Духовной коллегией), т. е. превратилось в одно из государственных ведомств. Доходы церкви перешли под контроль государства, а управление монастырскими и епархиальными вотчинами стало осуществляться светскими чиновниками.

Городское население в России тоже имело свою специфику и во многом отличалось от западноевропейского городского сословия. Внутри русских городов, как правило, располагались вотчинные земли феодалов (белые слободы), в которых развивалось вотчинное ремесло, составлявшее весьма серьезную конкуренцию посаду - лично свободным ремесленникам. (Исключение составляли города-республики Новгород и Псков, где сложилась обратная ситуация: феодалы были вынуждены подчиняться городу.)

Посад так и не стал сколько-нибудь значительной социально-политической силой в России. Более того, общее усиление внеэкономического принуждения сказалось и на посаде: подобно крепостным крестьянам, посадскому населению было запрещено переходить из одного посада в другой. Слаборазвитая социальная активность городов выразилась и в том, что в них сформировались лишь отдельные элементы выборного управления (городские старосты, избиравшиеся из так называемых «излюбленных», т. е. зажиточных слоев). Однако произошло это сравнительно поздно, в эпоху Ивана IV, и, что очень характерно, при содействии центральной власти.

Такой характер отношений между государством и обществом, казалось бы, очень напоминает восточный вариант. Государство играет определяющую роль в жизни цивилизации, вмешивается во многие ее процессы, в том числе и экономические, тормозит одни и поощряет развитие других. Общество же, находящееся под чрезмерной опекой государственной власти, ослаблено, не консолидировано, а потому не способно корректировать действия правительства.

Но на самом деле в политической жизни средневековой России проявились и другие черты, резко отличающие ее от восточной модели. Подтверждением этому служат Земские соборы - центральный представительный орган, появившийся в России в середине XVI в. Правда, и в данном случае русский «парламент» не был завоеванием общества: он был создан «сверху», по указу Ивана Грозного, и находился в большой зависимости от царской власти. Однако это не означает, что Собор был неким «искусственным», нежизнеспособным явлением. В эпоху Смуты он проявил большую активность и самостоятельность. В годы польско-шведской интервенции, когда монархия переживала глубокий кризис, именно Земский собор стал главной организующей силой в борьбе за государственное и национальное возрождение. Правда, стоило монархии вновь укрепиться - и роль соборов стала уменьшаться, а потом и вовсе сошла на нет.

Собор так и не смог стать постоянно действующим органом власти, с юридически закрепленным статусом и полномочиями. Общество не проявило в данном случае необходимой настойчивости и сплоченности, а государство предпочло на долгое время вернуться к привычному варианту отношений с подданными.

Российская цивилизация сегодня

В конце XX в. цивилизационные процессы в России были отягощены болезненным вхождением российского общества в сферу рыночных отношений. В этих условиях важное место занимают процессы самоидентификации общества, осознания своей сущности, «самости» и места в современном мире. Россия ищет новые пути возрождения и подъема в условиях определенного социально-культурного оживления, наметившегося в первые годы нового столетия.

Развал СССР и ликвидация социализма со всеми его идейно-социальными установками в последнее десятилетие XX в. привели к глубочайшему не только экономическому, но и духовному, ценностно-нравственному кризису. Российская цивилизация оказалась без объединяющих идей и ценностей, в духовном вакууме. Выход попытались найти в России в бурном «религиозном возрождении» конца XX - начала XXI вв., прежде всего посредством Православия. Но полностью закрыть духовную брешь религиозными верованиями не удалось. Для многих, особенно представителей властных структур, Православие стало просто новой «идеологической модой», к которой следовало приспособиться. Но религиозный «бум» не сделал большинство российского населения более моральным, гуманным, благородным.

Наоборот, мощный научно-рациональный потенциал российской цивилизации был существенно ослаблен и подорван. Отбросив все прошлые социальные и духовные идеи, идеалы и ценности, в России за два последних десятилетия так и не смогли «найти» и обрести объединяющую массы людей и народа «национальную идею», ибо такого рода идеи рождаются только в самом сплоченном народе, а не преподносятся сверху.

XXI в. поставил перед Россией и российской цивилизацией важнейшую проблему будущего, перспектив развития. Православие исходит из того, что только религия и вера в Бога, «просвещенный патриотизм» обеспечат спасение России и ее будущее. Но в действительности успешное развитие российской цивилизации в XXI в. требует,

во-первых, целого комплекса, системы мер и направлений,

во-вторых, нового курса и качественно новых стратегических линий прогресса.

Движение к прогрессивному будущему должно включать три главных и взаимосвязанных составляющих.

Первая - комплексное и системное развитие российской цивилизации: мощный подъем экономики и культуры, сильное демократическое государство, одухотворяющая идея, высокие духовные и нравственные ценности, в распространении которых свое место займет и религия; социальные ценности, объединяющие и направляющие действия масс людей - неверующих и верующих - к общей цели процветания страны; упрочение принципа социальной справедливости и социального благополучия, преодоление пропасти между богатством и бедностью; обеспечение единства народа во имя осуществления общего дела подъема цивилизации; укрепление сотрудничества и дружбы народов России.

Вторая составляющая - выдвижение новых приоритетов и новых принципов возвышения цивилизации: человек и гуманизм.

Третья составляющая - новые прогрессивные цели, новые ориентиры, новые идеи и идеалы для выведения российской цивилизации на качественно более высокий уровень прогресса. Помимо известных альтернатив развития в виде капитализма, социализма, смешанного общества, учеными и практиками предложены и другие возможные левые варианты, левые сценарии прорыва цивилизации в будущее: новый социализм, свободная ассоциация свободных людей, цивилизм.

Прогрессивное будущее российской цивилизации может быть обеспечено органическим сочетанием комплексно-системного прорыва вперед с новыми гуманными приоритетами и принципами развития, с новой благородной целью, идеей и идеалом прогресса, которые в совокупности способны придать российской цивилизации качественно новый, привлекательный и притягательный образ. Новое будущее России должно быть нацелено на приоритеты и цели человека, справедливости, свободы и гуманизма.

Помимо нравственного и духовного возрождения громадную роль для будущего российской цивилизации имеет и социальное возрождение, ориентация людей на высокие социальные цели, дополняемые в то же время сильной экономикой, основанной на достижениях современной научно-технической революции, и развитой культурой. В сумме это непременные условия благополучного будущего российской цивилизации. При этом нельзя упускать из виду и внешнюю ситуацию, сложившуюся в рамках мировой цивилизации и ознаменованную чертами системного кризиса, особенно в странах капиталистического мира: сырьевого, социального, экологического, духовного, человеческого, гуманитарного.

Cовременная Россия, по сути, продолжает существовать за счет остатков прежнего экономического, научного и образовательного потенциала, а также распродажи природных ресурсов. Однако они не бесконечны и не смогут длительно обеспечивать жизнедеятельность нации.

Ныне цивилизация в России, как и современная мировая, нуждаются в существенном обновлении и содержательной перестройке. Необходимо движение к качественно иной цивилизации, новой по природе и сущности.



Термин "цивилизация" употребляется во многих значениях:

• 1) цивилизацией называют форму существования человеческого разума во Вселенной;
• 2) цивилизация понимается как этап пути всемирно-исторического развития;
• 3) существует понимание цивилизации как региона земного шара, которому свойственны определенные особенности.

В данном случае речь пойдет о цивилизации как совокупности народов, имеющих общее в экономической, политической, духовной культуре и развивающихся в одном напраклении, или иначе, цивилизация - это тип человеческой общности.

Рассмотрение Российской цивилизации в контексте других мировых цивилизаций позволит определить место России в мировом сообществе как цивилизационно неоднородного общества, поможет понять ее культуру, менталитет, организацию Российского государства в сравнении с другими странами. Небезынтересно проследить не только начальный путь Российской цивилизации, но и составить о ней целостное представление. Возможно это позволит понять причину тех трудностей, которые постоянно преследуют Россию, несмотря на огромные материальные, природные, человеческие, духовные ресурсы, которые у нее имеются.

Арнольд Тойнби, считающийся классиком теории цивилизаций, выделил шесть цивилизаций, существующих в сегодняшнем мире: западную христианскую, православную христианскую, арабскую, иранскую, индскую и китайскую. Другие авторы (например, Шпенглер, П. Сорокин, С. Хандинтон и др.) дают иную классификацию цивилизаций. Однако ученых может примирить группировка всех цивилизаций в типы цивилизационного развития.

Существуют три типа цивилизационного развития.

I. Тип непрогрессивного развития. Именно по этому пути идут индейцы Амазонки, аборигены Австралии, некоторые африканские племена. Цель и смысл жизни этих народов - сохранение хрупкого равновесия между человеком и природой. Здесь человеком используются одни и те же орудия труда, применяются религиозные нормы, существовавшие на протяжении сотен поколений. Человек как бы стоит вне исторического времени, а цивилизация остается в неизменном виде. Для этой цели свято сохраняется система запретов (или табу), направленная прежде всего на воспрепятствование изменению вообще чего бы то ни было. Развитие здесь идет по кругу, а кругом является человеческая жизнь. Разорвать этот круг можно только извне, как это, например, было сделано белыми американцами в отношении североамериканских индейцев, приобщающихся к иному типу цивилизаций. Перспектив у людей, относящихся к данному типу цивилизаций, нет.

II. Тип цикличного цивилизационного развития (восточный тип).

К нему относятся в основном азиатские страны. Он характеризуется цикличностью развития с элементами застоя и стагнации. Здесь прошлое, настоящее и будущее в сознании существует одновременно, присутствует вера в духовное и в нереальное на данный момент.

Особенностями данного типа цивилизаций являются:

• 1) корпоративизм вместо деления общества на классы;
• 2) отсутствие развитой формы частной собственности;
• 3) общинная форма жизни и хозяйствования;
• 4) подчинение интересов отдельного человека интересам коллективным;
• 5) наличие вертикального типа социальных и экономических отношений (монарх - управленцы - общинная организация);
• 6) колоссальная роль государства в жизни общества;
• 7) жесткий способ государственного правления (деспотия, тоталитаризм, авторитаризм) и отсутствие разделения властей;
• 8) внеэкономический способ принуждения;
• 9) харизматическое отношение к жизни, т.е. слепая вера в авторитет правителя, идею;
• 10) отказ от земных ценностей и выдвижение в качестве цели бытия постижение высшего смысла жизни;
• 11) фатализм;

Результат развития - медленное восхождение по тугой спирали.

III. Тип прогрессивного развития (западный тип). В начале центром этой цивилизации являлось Средиземноморье, затем "пальма первенства" перешла к Англии, а сейчас к Соединенным Штатам Америки. Особенности данной цивилизации стали обозначаться с XII в. Ими являются:

• 1) рациональное сознание;
• 2) гражданское общество, суть которого состоит в наличии ячеек общества, между которыми существуют горизонтальные отношения, а сами эти ячейки самостоятельны и независимы от государственной власти;
• 3) разнообразные формы частной собственности, которая является основой рыночной экономики;
• 4) умеренная роль государства, которая сводится к объединению этих ячеек, и вообще государственная власть здесь не берет на себя больше того, что ей поручает само общество;
• 5) парламентаризм;
• 6) освобождение от слепой веры во что бы ни было и от слепого послушания;
• 7) господство идеологии индивидуализма и вера в собственные силы;
• 8) приоритет конкретных прагматичных целей;
• 9) активный поиск в их достижении;
• 10) смыслом жизни являются постоянное совершенствование и саморазвитие, которые и приводят к повышению благополучия людей;
• 11) высокий престиж труда;

Результат развития - быстрое поступательное развитие.

Где же место Российской цивилизации во всемирно-историческом процессе и в сообществе мировых цивилизаций?

По этому вопросу ученые спорят давно. Всем известен спор между западниками и славянофилами. Предложена и евразийская концепция, сторонниками которой являются К. Леонтьев, Н. Данилевский, Е. Трубецкой, Н. Бердяев, Л. Гумилев и др.

Конечно, Российская цивилизация необычная. Она возникла на территории, на которой одновременно дуют ветры с запада и востока в прямом и переносном смысле этих слов. Отличается она следующими особенностями.

• 1. Россия многообразное государство. Ее нельзя причислить только к западу или только к востоку. В ней есть и мусульманский восток и прибалтийские мотивы. В России явно чувствуется смешение двух культур: западной и восточной. Какая берет верх? Сказать трудно. Скорее всего есть периоды, когда побеждает то западный ветер (например, как в эпоху Петра I), то восточный (например, во времена правления Ивана IV).
• 2. Россия самодостаточна. В ней в силу большой территории и разнообразия природно-географических условий есть все. Но с развитием общества постепенно происходит специализация, которая вовлекает многие страны и народы. Самодостаточность мало-помалу уходит. Вот почему Россия много раз делала попытки к европеизации. Вероятно это было не случайно. В ней подспудно зрело ощущение недостаточности саморазвития.
• 3. Россия неоднородное государство. Она есть конгломерат народов Запада и Востока. Однако у нее есть ядро. Им является русский народ.
• 4. Государство занимает в сознании и жизни российского человека большое место, и государственность отличается жесткостью. Но эта жесткость смягчается всякий раз, когда Россия поворачивается лицом к Западу. В целом же Российская государственность более мягкая по сравнению с восточными странами. Но если сравнивать с европейской государственностью, ее "сахаром" отнюдь не назовешь.

Чем же объясняется жесткость российской государственности?

Во-первых, это вызвано гигантскими размерами территории. Вообще большая территория государства - фактор, имеющий центробежное значение.

Во-вторых, многонациональностъ также делает связи между людьми менее прочными. Гордиться своей нацией, конечно, неплохо, но надо не забывать, что человека красят прежде всего дела, а не кровь, которая течет в его жилах.

В-третьих, довольно суровые природно-климатические условия не позволяют столь эффективно вести экономику, как это имеет место в регионах земного шара с мягким климатом. Для сравнения можно привести такие данные: Санкт-Петербург расположен на 60° широты, т.е. на одной широте с Аляской, Гренландией, Северным Лабрадором; основная масса населения группируется около Москвы и проживает на 50° широты, что равняется широте нахождения Южного Лабрадора, представляющего собой ледяную пустыню. Канада, считающаяся северной страной, находится на широте Крыма. Вот почему так разнятся средние урожаи зерновых: Канада - 50-70 ц с 1 га, Германия - 50-80 ц с 1 га, Россия - 30 ц с 1 га. Россия - самый большой в мире сгусток населения, ближе всего расположенный к Северному полюсу, и находится в зоне рискованного земледелия, имея сельскохозяйственный период, равный всего 130 дням в году. Одним словом, худородные почвы и неблагоприятный климат, а в силу этого малый объем прибавочного продукта определяют и небольшой уровень благосостояния населения.

Отсюда следует еще одна причина, обусловливающая необходимость в жесткости государственной власти: низкий уровень сознания людей, который во многом зависит от его благосостояния. Жесткие рычаги общения с населением оказываются единственно возможными до тех пор, пока не возрастет уровень экономики, не появится излишний продукт, который можно было бы преобразовывать и направить на повышение образования и развитие культуры народа. Именно эти мероприятия в большой мере способствуют повышению сознания народа.

• 5. Россия - государство, в котором идеология занимает чрезвычайно большое место. Чтобы "скрепить" разные земли и народы, нужны соответствующие механизмы. Одной из таких "скреп" является централизованная жесткая государственная власть. Но одного этого бывает недостаточно. Вот почему в дополнение приходится использовать и другие скрепляющие средства, в частности средства идеологического характера. Не случайно на Руси люди всегда имели страсть порассуждать о "высоких идеях", о смысле жизни, чем осуществлять практические дела. В определенной мере людьми правили идеи. "Идея-правительница" издавна помогала государственной власти держать земли в единении. В качестве таковой выступали не только православие, но и идея державности, патриотизма, коммунизма и т.п. И сейчас государственная власть опять озабочена созданием государственной идеологии взамен дискредитировавшей себя идеологии коммунизма. Думается, идеология прав и свобод человека вполне может выступить в роли "идеи-правительницы" и объединить российский народ на современном этапе.
• 6. Российская цивилизация развивается циклично. В истории России были взлеты и падения. Но особенности ее развития состоят в том, что, во-первых, оно прерывно (Киевская Русь, татаро-монгольское иго, Русь Московская, Русь Петровская, Русь Советская - по Н. Бердяеву), а во-вторых, эта прерывность часто носит катастрофический характер (распад Древней Руси), что означает наличие таких изменений в качественном состоянии общества, государства, личности, которое может квалифицироваться как поворот вспять.
• 7. Российскую цивилизацию можно определить и как цивилизацию догоняющего развития. В самом деле, ветер с востока всегда отбрасывал Россию назад. Но когда он ослабевал и Россия начинала смотреть на запад, то она видела, как далеко ушли народы запада вперед. В России всякий раз предпринимались лихорадочные усилия, чтобы догнать запад. Расстояние сокращалось, но затем опять наступали иные времена, которые заставляли снижать темп развития или поворачивать вспять.

Рассмотренные выше особенности приводят к следующему выводу: российская цивилизация есть смешение двух миров. Неслучайно орел, нарисованный на ее Государственном гербе, имеет две головы и смотрит и на запад, и на восток. Анализ истории свидетельствует, что он все же больше смотрел на восток. Однако мировой опыт говорит о том, что теперь многие страны и народы признали, что западная цивилизация идет по пути исторического прогресса более быстрыми шагами, чём какая-либо другая. Многие страны, входящие в другие цивилизации, начинают ориентироваться на цивилизацию западного типа (Япония, Египет, Индия и др.). Думается, что впредь российский орел будет все же больше смотреть на запад.

Весну в развитии общества О. Шпенглер назвал культурой, а сезону зимнего оцепенения дал имя «цивилизация». Трактовка культуры и цивилизации как двух последовательных этапов в развитии общества с тех пор утвердилась как научно правомерная. Однако, говоря о России как о цивилизации, мы будем иметь в виду то понимание, которое связано прежде всего с именами Н. Я. Данилевского и А. Дж. Тойнби. Задача настоящей статьи состоит в том, чтобы показать оправданность и плодотворность взгляда на Россию как на особую цивилизацию, занимающую свое место в ряду локальных цивилизаций прошлого и современности.

Цивилизационный подход к России правомерен при условии, если не превращается в набор утверждений об исключительности, якобы характерной для России и резко выделяющей ее из общего ряда стран. Тезис о мнимой российской экзотичности может быть истолкован двояко - либо в горделиво-заносчивом, либо в самоуничижительном смысле. Однако и в том и другом случае он одинаково опасен, поэтому должен быть заранее выведен за рамки исследования.

Смысл и назначение цивилизационного подхода следует усматривать в выявлении универсальных черт, отличающих российское общество от других, но не по линии «лучше – хуже», «выше или ниже», а по линии обнаружения характерных особенностей и сопоставления с другими обществами. Образцы такого подхода к изучению соответствующих стран можно найти в работах современных зарубежных исследователей. Особо назовем таких авторов, как Макс Лернер (исследование цивилизации в США), Фернан Бродель («Что такое Франция?»), Мигель де Унамуно и Хосе Ортега-и-Гассет (исследование цивилизационных особенностей Испании и Европы). Впрочем, и отечественная традиция изучения России в ее универсально-цивилизационных чертах, представленная в прошлом такими именами, как Вл. Соловьев, Н. Бердяев, С. Булгаков, Г. Федотов, С. Франк и другие, сегодня активно возрождается. Потребность в цивилизационном изучении России возрастает по мере того, как общество все более осознает важность задачи самоопределения и самоидентификации, а главное – масштабы стоящих на этом пути трудностей и проблем. Очевидно, что перед Россией сегодня возникает вопрос, подобный тому, который в свое время А. Тойнби адресовал цивилизации Запада: «Предстоит ли нам процесс упадка и распада как некий неизбежный рок, от которого ни одной цивилизации не уйти?» . Тойнби ответил на свой вопрос отрицательно и оказался прав. Думается, что российская цивилизация сумеет найти достойные ответы на вызовы современной эпохи.

Рассмотрение вопроса о России как одной из локальных цивилизаций, обладающей характерными отличительными чертами, целесообразно начать с анализа противоположной точки зрения: позиция радикального отрицания цивилизационного единства России широко представлена в литературе. Замечу предварительно, что теоретическое отрицание существования российской цивилизации нередко основано, на мой взгляд, на ряде недоразумений и в конечном итоге коренится в сложности и известной неопределенности понятия цивилизации и вытекающей отсюда вариативности его трактовок. Тем не менее, нельзя не привести аргументацию противников признания российской цивилизации. Один из аргументов состоит в том, что «множество народов с разной цивилизационной ориентацией, входивших в состав государства... превращало Россию в неоднородное, сегментарное общество». Народы России «исповедуют ценности, которые не способны к сращиванию, синтезу, интеграции... Татаро-мусульманские, монголо-ламаистские, православные, католические, протестантские, языческие и другие ценности нельзя свести воедино... Россия не имеет социокультурного единства, целостности». Поэтому «Россия не является самостоятельной цивилизацией и не относится ни к одному из типов цивилизаций...» .

Прежде всего, не следует, как это делает автор приведенных слов, подозревать каждого говорящего о российской цивилизации в национал-патриотизме, консерватизме, патриархальности и других смертных грехах. Не следует также думать, что в понятии российской цивилизации заложены попытки выделить чисто русскую или исключительно православную составляющую в истории и современности России. Напротив, цивилизация – именно то понятие, которое способствует выработке сбалансированного взгляда на сложносоставные, отличающиеся своеобразным сочетанием разнородных факторов, социальные образования. Во всяком случае, именно по этому пути пошел автор книги об американской цивилизации . С точки зрения американского исследователя, факт этнического многообразия, как и религиозно-культурного и связанных с ним различий в ценностных ориентациях, не является аргументом против возможности единства в рамках цивилизации. На вопрос о том, является ли Америка цивилизацией, он уверенно дает положительный ответ: Соединенные Штаты являются особой цивилизацией, дочерней по отношению к западноевропейской. Одна из ее отличительных особенностей и состоит в соединении в рамках единого целого огромного множества разнообразных этносов, конфессий и ценностей.

Пример США нельзя считать исключительным, хотя и единственного примера достаточно, чтобы опровергнуть тезис о невозможности многоэтнической цивилизации. Однако главное состоит в том, что цивилизация – это в большинстве случаев суперэтническое образование. Вопрос о механизмах и способах обеспечения цивилизационного единства достаточно сложен и заслуживает отдельного разговора. К нему мы еще вернемся в ходе дальнейшего изложения. Пока же замечу, что уповать на «сращивание» различных по своей природе ценностей не приходится в принципе: такого сращивания не происходит даже в относительно простых и однородных по своей структуре обществах, не говоря уж о столь сложных, внутренне дифференцированных и масштабных, какими, как правило, являются цивилизации. Механизм возникновения цивилизационного единства не в сращивании. Он более сложен. В частности, не уничтожая особенностей отдельных входящих в ее состав этносов, цивилизация способна создать уровень единства, располагающийся над уровнем различий, – уровень общности. Простой пример поясняет сказанное. Американец, кем бы он ни был по происхождению, приобретает дополнительно к своим коренным свойствам ряд черт специфического американского характера. Это и означает, что он освоил специфически американский образ жизни и мыслей, характерно американскую систему ценностей, вжился в Америку, стал ее составной частью. Несмотря на теоретические трудности определения «духа Америки», сам факт существования такого духа едва ли можно отрицать. Не случайно, что независимо от этнической и иной принадлежности, американцы легко опознают друг друга, так же как окружающие легко выделяют их по манере поведения, характеру и т. п. Случайно ли, что в разнонациональной толпе мы легко отличаем нашего туриста или недавнего соотечественника, кем бы он ни был – русским, армянином, башкиром или украинцем? Случайно ли, что иностранцы легко опознают нас, называя без разбора всех представителей России – СССР «русскими»?

Очевидно, украинцы или армяне, ставшие гражданами и постоянными жителями новых независимых государств, через одно-два поколения утратят общероссийские (отнюдь не только советские!) черты. Однако вовсе не обязательно, что те же армяне или украинцы должны утратить характерное армянское или украинское своеобразие, оставаясь полноправными членами российского общества и связав свою судьбу с новой Россией. В этом случае над-этнические, т. е. общероссийские, черты их характера будут существовать наряду с собственно национальными.

Особенности российской цивилизации не в многоэтничности, многоконфессиональности и т. д., а во многом другом, в частности, в сочетании территориальной распыленности этносов с компактностью их проживания, в отсутствии естественных границ, на которых можно было бы закрепиться окончательно, в континентальности территории с характерной удаленностью от морей, в характере взаимодействий с географически соседними цивилизациями и т. д.

Нельзя признать убедительным и еще один аргумент против трактовки России как цивилизации. Он связан с тем, что история России нередко прерывалась, вследствие чего следует говорить не об одной, а о нескольких Россиях: Киевская Русь, Московская Русь, Россия Петра I, Россия Советская и т. д. Следует заметить, что прерывность истории и связанное с этим наличие ряда резко различных обликов страны не являются исключительной прерогативой России. Фернан Бродель, в частности, пишет: «Если взглянуть на Францию в ее самых общих хронологических рамках, то она предстанет целой чередой Франций, последовательно сменяющих друг друга, разных и похожих, попеременно то тесных, то широких, то единых, то раздробленных, то благополучных, то страждущих, то удачливых, то неудачливых» . Признание «множества Франций» не является для Ф. Броделя поводом для отказа от написания истории Франции как истории одной страны, принадлежащей в разное время к разным цивилизациям и вносящей свой вклад в современную западноевропейскую.

Однако для цивилизационного подхода важно не это. Важно то, что, вообще говоря, всякий предмет, изменяясь по отношению к самому себе, в общем случае никогда, однако, не совпадет с другим. Так, Россия или Франция сегодняшние резко отличаются от себя прежних. Но отсюда отнюдь не следует, что результатом исторических трансформаций должно стать их совпадение между собой: Россия современная не похожа на современную Францию, как обе страны были не похожи друг на друга в любую другую историческую эпоху. Поэтому Россию современную, как и Францию или Соединенные Штаты, можно представить в качестве особых образований, отличных от себя в прошлом, но от этого не ставших похожими друг на друга сегодня. Цивилизационный подход, в отличие от исторической науки в ее классическом виде, сосредоточивает свое внимание не столько на динамике исторических изменений, сколько на характерных чертах данного общества, взятого в определенную историческую эпоху. В этом случае цивилизационный подход становится чем-то существенно отличным от исторической науки, но не альтернативным ей и не вступающим с ней в конкуренцию.

Очевидно, что та или иная страна, взятая в определенную эпоху, либо принадлежит к одной из сосуществующих цивилизаций, либо тяготеет к одной из них, либо, наконец, сама по себе представляет отдельную цивилизацию, является страной-цивилизацией. Думается, что именно последнее имеет место в случае с Россией (разумеется, не только с ней). О современной российской цивилизации можно вести речь, начиная от эпохи петровских преобразований, от XVIII века, от имперского, «петербургского» периода российской истории. Аргументы в пользу данного тезиса, насколько это возможно в рамках статьи, я постараюсь привести в ходе дальнейшего изложения. Понятно, что начать следует с определения цивилизации, с отыскания ее основополагающих признаков.

Представляется, что важнейшей стороной понятия цивилизации являются многообразие, многоуровневость, многоплановость и масштабность. Цивилизация – это масштабное сложноорганизованное предприятие, включенное в мировое целое самым непосредственным образом и оказывающее существенное влияние на это целое. Эти качества понятия цивилизации отчетливо представлены в определении С. Хантингтона: «Мы можем определить цивилизацию как культурную общность наивысшего ранга, как самый широкий уровень культурной идентичности людей. Следующую ступень составляет уже то, что отличает род человеческий от других видов живых существ. Цивилизации определяются наличием общих черт объективного порядка, таких как язык, история, религия, обычаи, институты, а также субъективной самоидентификацией людей. Есть различные уровни самоидентификации: так, житель Рима может характеризовать себя как римлянина, итальянца, католика, христианина, европейца, человека западного мира. Цивилизация – это самый широкий уровень общности, с которой он себя соотносит.

Культурная самоидентификация людей может меняться, и в результате меняются состав и границы цивилизации» .

Думается, что Россия целиком вписывается в рамки данного определения. В самом деле, самоидентификация большинства россиян, скорее всего, имеет своим пределом именно принадлежность к России. Во всяком случае, трудно ожидать, что «типичный представитель» российского общества осознает себя «человеком Запада», впрочем, как и «человеком Востока». Идентификация себя в качестве россиянина является предельным уровнем, за которым следует отождествление себя с представителем человечества в целом. Отнюдь не случайно, что во всем огромном массиве литературы, посвященном России, едва ли найдется какая-либо значительная публикация, в которой бы однозначно признавалась принадлежность России к какой-либо из цивилизаций – западной или восточной. Даже для самых горячих российских западников российская «западность» выступала и выступает в качестве проекта наиболее предпочтительного будущего, а не в качестве очевидности и данности. В работах зарубежных исследователей за Россией, как правило, закрепляется самостоятельное место во всемирном целом. Зарубежные авторы, независимо от своего отношения к России – положительного или отрицательного, отводят ей роль значительного и самостоятельного фактора мировой жизни. Так, Макс Лернер подчеркивает основные заслуги Шпенглера и Тойнби: «Они упорно отстаивали тезис о том, что великие цивилизации мировой истории...Западная Европа, Россия, исламский регион, Индия, Китай или Америка... каждая из них имеет свою личную судьбу, свою собственную жизнь и смерть и у каждой есть свое сердце, своя воля и свой характер» .

Очевидно, что события последних лет привели к расширению границ западной цивилизации: в ее состав вошли или находятся в стадии вхождения некоторые восточноевропейские страны. Однако надо иметь в виду, что модернизация по западному образцу отнюдь не всегда совпадает с процессом вхождения в состав цивилизации Запада. Так, например, Турцию или Японию принято считать странами «продвинутыми» в модернизационном отношении. Однако сколь бы далеко ни продвигались эти страны по пути усвоения элементов западного образа жизни, общественных отношений, западных технологий и т. п., они едва ли смогут стать органическими частями западного мира. Впрочем, такая задача, видимо, перед ними и не стоит. То же можно сказать о России: современные модернизационные процессы не следует путать с превращением страны в общество, целиком идентичное западному. Последний тезис не может быть истолкован в пользу концепций исключительности и изоляционизма. Однако при нормальном протекании процессов модернизации (т. е. если не произойдет чего-то чрезвычайного) Россия останется Россией, занимая свое собственное место в составе мирового сообщества и целиком не сливаясь ни с западной, ни с какой-либо иной цивилизацией. Перед исследователем простирается широкое поле самых разнообразных возможностей для изучения особенностей российской цивилизации. Какому из подходов следует отдать предпочтение? Отечественные религиозные мыслители XIX – начала XX вв. в большинстве случаев шли по пути, который можно характеризовать как спекулятивно-психологический. Вл. Соловьев поставил вопрос о русской идее, Н. Бердяев – о душе России, С. Франк написал трактат о русском мировоззрении, Н. Лосский – о характере русского народа и т. д. Впрочем, весьма близкие аналоги подходу отечественных авторов легко обнаруживаются у исследователей иных цивилизаций и стран. Одним из классиков в области изучения особенностей английского характера признается Эмерсон, чья книга «Английские черты» получила широкую известность. Американец Гарольд Ласки под характерным названием «Дух Америки» перечисляет следующие особенности специфически американского духа или характера: взгляд в будущее, динамизм, страсть к величию, чувство достоинства, дух первопроходца, индивидуализм, неприязнь к застою, гибкость, эмпирический подход и приоритет практических интересов, стремление к благополучию и преуспеванию, вера в собственные силы и собственные цели, святость истового труда, уважение к частной собственности. Изучению того, что можно было бы назвать «характером американца», «духом Америки» или «американской душой», посвятили свои труды многие американские исследователи. От автора к автору перечни основ «американской веры» различны, хотя и не лишены целого ряда совпадающих позиций.

По пути перечисления и раскрытия основных свойств русской души идет Н. Лосский в книге «Характер русского народа». Он обращает внимание на следующие черты: религиозность, способность к высшим формам духовного опыта и связанное с этим искание абсолютного добра, органическое соединение чувства и воли, свободолюбие, народничество (под которым Лосский понимает готовность заботиться не только о личном благе, но и о благе всего народа: стремление к благу народа отчетливо проявилось в характере русской интеллигенции), доброта, даровитость, мессианизм и миссионизм, недостаток средней области культуры, известная склонность к проявлениям нигилизма и хулиганства. Широко известна характеристика русской души, данная Н. Бердяевым. Он особо подчеркивал противоречивость русского духа: «Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие (формальное отношение к религии, сводящееся к бездумному выполнению обрядов. – В. Ш.) и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие: искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт» . Своеобразные характеристики русской души мы находим и у других авторов. В случае с Россией, как и в случае с Америкой, перечни типичных свойств различаются от автора к автору, хотя обнаруживают и немало совпадений.

Вряд ли есть смысл прибавлять к уже известным новые списки характеристик русской души. Не следует, однако, и торопиться с их окончательной оценкой, соглашаться или не соглашаться с той или иной трактовкой души России: вряд ли можно оспаривать тот факт, что каждый из известных подходов схватывает что-то реальное или по меньшей мере на это реальное намекает. Однако гораздо важнее другое – ответить на ряд принципиальных вопросов.

Первый из них связан с определением тех условий, при которых размышления о национальном характере вообще имеют смысл, не превращаясь в род научно бесплодных и социально опасных изысканий на кровно-расовой почве. Очевидно, что рассуждения о душе России (как и о душе всякой другой страны) правомерны лишь при условии, если ведутся с позиций не кровно-этнических, а культурно-исторических. Видимо, природные факторы вообще играют второстепенную роль в формировании характерных особенностей души народа. Конечно, не исключено, что «есть сходство между географией природной и географией душевной» (Н. Бердяев), но такое сходство не является прямым и однозначным, особенно в современном урбанизированном, технологическом, информационном и т. д. обществе. Возникает и другой вопрос, еще более принципиальный для нашей темы, связанный с многонациональным характером российской цивилизации.

Выше уже говорилось о суперэтничности как о свойстве цивилизации в России. Если наше утверждение верно, то, помимо специфических национальных характеров, должна существовать душа России, общая для всех населяющих ее народов, так же как американская душа, общая для американцев различного происхождения (см. выше). На сегодняшний день вычленить ее из «советскости», пропитавшей в той или иной мере за долгие десятилетия громадное большинство населения бывшего Советского Союза, независимо от этнической принадлежности, очень непросто. Тем не менее, общение этносов, так же как общение отдельных индивидов, не может быть ни при каких условиях сведено к идеологии, поэтому предполагает выработку как общих базовых ценностей, так и некоторых общих правил общения. С учетом этих правил и ценностей и создается то, что можно назвать «общероссийским духом». Отдельные его черты можно угадать в описаниях души России, данных русскими дореволюционными мыслителями и авторами, работавшими в эмиграции, в той мере, в какой они ориентировались на общий культурный дух России. Однако для научного выявления и изучения духа России одного спекулятивно-психологического подхода недостаточно – он должен быть дополнен конкретными социологическими исследованиями.

Думается, что умозрительно-психологический подход, как правило, основанный на личных наблюдениях и размышлениях ученого, на анализе явлений истории и культуры, способен дать очень многое для уяснения умопостигаемого образа России. Однако прав Бердяев, что в этом случае исключительную роль приобретают «теологальные добродетели веры, надежды и любви», ибо эмпирически столь многое отталкивает в российской действительности. В отсутствие же заведомой любви к России теоретические спекуляции неизбежно приводят к выводам, если не оскорбительным для россиян, то, во всяком случае, сомнительным с научной точки зрения. К таким выводам привел, например, метод, использованный в работе Горера и Рикмена «Народ Великороссии». В качестве отправного пункта исследования авторы приняли переживания раннего детства русских крестьян, которых матери обычно туго пеленали в первые месяцы жизни. Этой несвободой на досознательном этапе жизненного пути авторы брались объяснить все характерные особенности русской души.

Наконец, еще один важный вопрос связан со степенью и темпами изменчивости основных параметров российской души. Вообще говоря, народ, о котором писали Бердяев, Лосский, Федотов и др., – это тот же народ, который существует сегодня, или его социально-психологические характеристики изменились настолько, что в настоящее время более правомерно говорить о другом народе? При ответе на этот вопрос не следует, прежде всего, впадать в излишний социологизм, полагая, что народная душа изменяется в строгом соответствии с изменениями социально-экономических и политических порядков. В большинстве случаев народный характер обнаруживает значительную устойчивость и неожиданным образом проявляется в совершенно новых социально-экономических и политических условиях. Это с одной стороны. С другой – не следует думать, что душа России есть нечто абсолютно неизменное, никак не реагирующее на социальные и иные перемены. И уж совсем абсурдно было бы полагать, что, сформировавшись где-то на заре российской истории и оставаясь в дальнейшем неизменным, русский характер и ментальность предопределили собой весь ход российской истории, все ее положительные и отрицательные стороны.

Отнюдь не очевидно, что социальная психология, о которой мы вели речь выше, является именно тем фактором, который должен быть признан в структуре цивилизации как ведущий или определяющий. Играя важную роль, он существует наряду с другими, составляя важную, но всего лишь одну из граней сложного строения цивилизации.

Исследование России как сложной цивилизации, конечно, можно начать с постижения российской разновидности человеческой души и, определив основные параметры души России, вывести из них особенности экономического, социального, политического и культурного бытия. Именно так поступали во многих случаях русские мыслители дооктябрьского периода и зарубежья. Классическим примером такого подхода является, в частности, книга Н. Бердяева «Русская идея». Можно несколько изменить угол рассмотрения, взяв за отправной пункт ценностно-религиозные установки российского общества. В этом случае исходной основой России как цивилизации станут религиозные убеждения и верования, а также религиозные организации, церковь. Особую роль при таком подходе часто отводят православию, что имеет под собой целый ряд исторических оправданий: следует без колебаний признать, что православие в течение многих веков истории российского общества играло роль, гораздо более значительную, чем любая иная конфессия. Последнее обстоятельство и дало основание, например, Тойнби квалифицировать российскую цивилизацию как «православно-христианская в России». По этому пути шли и идут мыслители, близкие православной церкви, видя главный стержень российского бытия в его прошлом, настоящем и будущем прежде всего или даже исключительно в православии. Можно избрать еще один вариант подхода, приняв за точку отсчета особенности политической системы российского общества. Этот вариант представлен, в частности, западными учеными, такими как, например, Ричард Пайпс. В этом случае из особенностей самодержавной, а затем советской и нынешней квазидемократической политической системы можно попытаться вывести все основные параметры российского общества. Наконец, мыслители марксистского и близких ему направлений предпочитают говорить в первую очередь о характере экономической власти и связанной с ней классовой структуре общества. По мнению этих исследователей, именно экономика и классовая структура представляют собой ту определяющую основу, анализ которой позволяет уяснить особенности любого общества, в том числе российского.

Очевидно, что все перечисленные подходы обладают своими преимуществами и в каждом из них заключена «своя правда». Однако столь же очевидно, что ни один из них, взятый изолированно, не в состоянии раскрыть все грани сложнейшего целого, каким является цивилизация. Во всяком случае, при отдельном применении любого из них искусственные натяжки и спекуляции оказываются неизбежными. Так, вполне правомерной может быть гипотеза о наличии определенной связи между современной возрождающейся религиозностью и сегодняшней политической и экономической жизнью России. Однако попытка вывести особенности современной политической и экономической ситуации из ценностей и установок какой-либо религиозной системы вряд ли будет плодотворной. Вопрос же о первичности одного и вторичности другого вообще оказывается неразрешимым, и главное, ничего не дающим ни для понимания, ни для объяснения общества. Точно так же государственно-политические теории способны многое объяснить в реальной жизни российской цивилизации, в том числе современной, поскольку государство играло и продолжает играть в России исключительно большую роль. Однако едва ли мощью государства удастся объяснить российскую цивилизацию как таковую хотя бы потому, что антигосударственные тенденции (например, анархизм) в России всегда были представлены не менее отчетливо, чем государственно-охранительные.

Примеры нерезультативности монистического взгляда легко умножить. Исследовательский монизм, во всех его модификациях, неизбежно огрубляет реальность, чрезмерно упрощает и схематизирует ее. Если это так, то не лучше ли решиться на отказ от признания единственности фундаментального принципа и тем самым прекратить бесплодную трату интеллектуальных сил с целью загнать все богатство жизненных проявлений в прокрустово ложе монистических схем? Во всяком случае, для теоретического воссоздания широкой панорамы российской цивилизации такой отказ вполне оправдан. Вместе с тем, крайне важно то, что отказ от монизма не должен означать отказа от концептуальности. Следовательно, возникает необходимость в новом (немонистическом) принципе, способном служить основой концептуальных построений, в противном случае исследованию грозит опасность скатиться к эмпиризму, к голой фактологичности. Вряд ли на роль такого принципа подойдут плюрализм или многофакторность, понятые как перечисление разнообразных факторов и их суммирование. Что же остается?

Цивилизацию можно изучать на различных временных срезах ее существования. Понятно, что особенно интересно и важно знать и понимать ее сегодняшнее состояние. Образ жизни и мыслей в России сегодняшней и есть то, что можно назвать нынешним состоянием российской цивилизации. Его можно представить в виде совокупности тематических блоков, каждый из которых раскрывает какую-либо отдельную грань или одну из слагаемых сложного строения цивилизации. Очевидно, что в число тематических блоков должны войти следующие: природно-географические характеристики и ресурсы российской цивилизации; этнический и демографический состав; земля и особенности сельскохозяйственного производства в России; экономика и хозяйственная деятельность, ее условия, детерминанты, стимулы; наука и технология; политическая система; класс и статус в России; искусство и массовая культура; религии и верования; особенности взаимоотношения личности и общества в России; место России в мировом сообществе. Рассматривать названные тематические блоки вне связи друг с другом, конечно, невозможно. Однако искомая концептуальность достижима не на пути соотнесения каждого отдельного блока с другим, а на пути соотнесения его с целым, т. е. с общим представлением о российской цивилизации как таковой. Рассматривая отдельный тематический блок, мы будем постоянно иметь в виду целое, которое будет выступать в качестве необходимого фона. Постоянное соотнесение с целым, с фоном должно стать известным препятствием к тому, чтобы картина цивилизации не свелась к простому эмпирическому перечислению, к голой фактологичности, а предстала бы в качестве концептуально оформленной. Откуда возьмется представление о целом? Здесь не обойтись без истории и общих теоретических представлений о цивилизации, без ее теоретического определения, о котором речь шла выше.

Тематический подход к изучению современной российской цивилизации предопределяет особенности и меру обращения к историческому прошлому. Привлечение исторического материала оказывается тематическим, а не хронологическим. История привлекается в той мере и на ту хронологическую глубину (начиная отсчет от современности), которые необходимы для понимания современного положения дел в данном тематическом блоке – не более того. Думается, что на этом пути удастся получить именно панораму – объемный срез российской цивилизации в ее сегодняшнем состоянии, но не в примитивно фактологическом, а в осмысленном виде.

«Любой народ, любая страна – заложники своих начал, – писал известный историк и философ М. Гефтер. – Мы же – не страна. Мы – страна стран. Мы наследники сугубо разных начал, встроенных напрямую в мировой процесс. Отсюда наша особая зависимость от судьбы тех проектов, суммарное название которых – человечество...» . В словах известного мыслителя можно усмотреть два признака России как цивилизации. Они красноречиво говорят о том, что Россия не просто страна, а страна-цивилизация.

Во-первых, речь идет о «стране стран» (в других случаях Гефтер употреблял близкое выражение «мир миров»), что ярко выражает исключительное многообразие России, сочетание в ней различных начал, ценностей различного происхождения и содержания, огромного множества культур, верований, мировоззрений и т. д. Многообразие (а отнюдь не монолитность) – характерный признак цивилизации. Конечно, наряду с многообразием цивилизация должна обладать известным единством, иначе она превратится в лоскутное одеяло, сшитое гнилыми нитками. Однако в отсутствие многообразия вообще нет никакого смысла даже ставить вопрос о цивилизации, а следует говорить о стране.

Во-вторых, в словах Гефтера подчеркивается еще одна особенность, которую следует истолковать как цивилизационный признак России – встроенность «напрямую» в мировой процесс. «Напрямую», то есть без посредников. В силу географических и иных причин для России не существует такой общности, посредством которой она входила бы в мировое целое; Россия целиком не вписывается ни в одну из субмировых общностей – ни в Европу, ни в Азию, ни в Запад, ни в Восток, ни в Тихоокеанский или какой-либо иной регион. Легко заметить, что встроенность в мировой процесс напрямую соответствует определению Хантингтона (см. выше), согласно которому цивилизация – это наиболее широкий уровень самоидентификации людей, за которым непосредственно следует человечество, или «то, что отличает род человеческий от других видов живых существ».

За счет чего может достигаться единство в рамках цивилизации? Следует, прежде всего, обратить внимание на то, что, хотя некоторые цивилизации существовали в виде империй, ставить знак равенства между цивилизацией и империей, разумеется, нельзя. Более того, имперская форма не адекватна цивилизации. Именно поэтому цивилизации в форме империй всегда стоят перед выбором: либо, полностью разложившись, исчезнуть с лица земли, либо найти способ сбросить имперскую форму, не утратив основ и своеобразия цивилизации.

Думается, ошибочно полагать, что «устойчивой и жизнеспособной является лишь та цивилизация, которая при возможно большем разнообразии индивидуальных, региональных, этнических и иных типов является максимально единой в области духовных идеалов, общегосударственной морали, нравственных ценностей...» . Пожелание, выраженное в этих словах, противоречиво и нереалистично, поскольку максимум этнического и иного разнообразия неизбежно повлечет за собой разнообразие в идеалах, морали и нравственности. Единую мораль и нравственность, единые идеалы в многонациональной стране, где разные национальности исповедуют различные религии, придерживаются различных традиций, убеждений и т. д., можно лишь пытаться насадить принудительно, притом с самым минимальным или даже с отрицательным результатом. Одинаково утопичны и опасны два возможных при этом варианта.

Единые идеалы и ценности, призванные выполнять функцию объединения, могут быть теоретически сконструированными и внедряться посредством пропаганды. Это первый вариант. Он хорошо известен на примере единой государственной идеологии советского периода. Второй вариант состоит в том, чтобы выбрать в качестве эталонных идеалы и ценности одного или нескольких народов из числа входящих в цивилизацию или какую-либо из религий. В условиях России особенно велик соблазн принять за такой эталон идеалы и ценности русского народа и соответственно, православия и объявить именно их теми началами, которые призваны обеспечить цивилизационное единство. Этот вариант опробован в дореволюционное время, а сегодня, после крушения варианта с единой идеологией, нередко возникает вновь. Однако он был в свое время отторгнут и, очевидно, будет отторгнут сегодня, если кто-то попытается его возродить.

Отрицательный опыт обоих вариантов говорит о том, что в условиях России (разумеется, не только России) объединяющий принцип должен быть классово-идеологически, этнически и конфессионально нейтральным. Он должен быть как бы «бесцветным» в идеологическом, этническом и религиозном отношении. В первом приближении это просто правила взаимоотношений людей, отдающих себе отчет в различиях, которые имеются между ними, но строящих отношения на умении абстрагироваться от различий. Это негласные общероссийские «правила общежития». Их не надо выдумывать и изобретать: они складываются в процессе жизни, и всякий живущий в России способен усвоить их с детства. Сам опыт жизни в многонациональной стране обучает этим правилам. При всей близости к ценностям общечеловеческого характера они все же не совпадают с последними, поскольку имеют российскую (а не европейскую, американскую или китайскую) окраску. Важно и то, что они, конечно, не обладают абсолютной прочностью, поскольку созидаются и поддерживаются той частью населения, которая укоренена в России и связывает жизненные перспективы с судьбой России. Массовый наплыв чужеродных по отношению к цивилизации элементов, не знакомых с устоявшимися нормами общения, резкое изменение этнодемографического состава, и другие неблагоприятные факторы могут существенно изменить или разрушить их, что будет означать изменение самого характера цивилизации. Правила межэтнического общения в России, конечно же, немыслимы без русского языка и некоторого, пусть минимального, знакомства с основами русской культуры. Наличие и незримое функционирование общих для всех и привычных форм общения придает цивилизации характер не просто межэтнического, а суперэтнического, т. е. сверхэтнического образования.

Термин «суперэтнос» широко применялся Л. Н. Гумилевым. С точки зрения Гумилева, при определенных условиях этносы могут объединяться между собой таким способом, при котором не утрачивается своеобразие каждого из входящих в объединение, и одновременно создается новое качество, не сводимое к простой сумме объединившихся единиц. По Гумилеву, именно такие, суперэтнические образования характерны для России. По сути Россия и есть не что иное, как гигантский суперэтнос. Однако с точки зрения мыслителя, для объединения в суперэтнос необходимо выполнение важнейшего условия – этносы должны быть комплиментарны между собой; некомплиментарные этносы не способны вступать в суперэтническое объединение. Под комплиментарностью Гумилев понимал духовное родство, совместимость характеров, обусловливающую взаимное притяжение этносов. Наличие в поле взаимодействия комплиментарных этносов некомплиментарного с ними создает угрозу разрушения суперэтнической системы. Поэтому система и каждый из входящих в нее этносов вынуждены защищать себя от инородного тела, в роли которого выступает некомплиментарный этнос.

Думается, что наличие комплиментарности является желательным, но не необходимым условием для объединения этносов в цивилизацию. В состав цивилизации, например в США, входят самые различные по своей природе этносы. Можно допустить, что некоторые из них комплиментарны между собой, другие – нет, если, конечно, гипотеза Гумилева об этом свойстве этносов вообще верна. Тем не менее, различные этносы США уживаются между собой вполне сносно, хотя и не без проблем и противоречий, полное отсутствие которых мыслимо лишь в идеальном межэтническом рае. В земной же жизни приходится смиряться со множеством несовершенств в области межчеловеческих, в том числе межэтнических отношений. Поэтому цивилизация – это не нечто, лишенное проблем и противоречий, а скорее особая форма их проявления.

Дело, прежде всего, в том, что в известном смысле цивилизации всегда представляют собой нечто механическое и поэтому бездушное. Цивилизация «работает», не нуждаясь в особой теплоте межчеловеческих отношений. Оттенок механистичности, машинности, бездушности присутствует в понятии цивилизации со времен О. Шпенглера. В частности, по этим параметрам цивилизация противопоставлена культуре. Поэтому при всей желательности комгошментарности для межчеловеческих отношений следует трезво осознавать, что цивилизация – это не та сфера, где во главу угла ставятся такие качества общения, как духовная близость и симпатия. По принципу комплиментарности следует подбирать себе близкий круг общения, компанию, друзей, спутника жизни и т. д. Вступая же в цивилизационные отношения, человек, напротив, не вправе требовать от тех, с кем общается, особой душевной теплоты и душевного участия. Мы также не вправе настаивать, чтобы окружающие разделяли наши убеждения. Отнюдь не обязательно стремиться к тому, чтобы на каждом шагу вступать в тесный душевно-духовный контакт с окружающими; достаточно соблюдать общепринятые в данном обществе нормы общения. Такой подход является важным и, вероятно, единственно возможным в многоэтнической среде с огромным множеством различий, где никто не собирается менять свои веками устоявшиеся идеалы, ценности, убеждения, тем более отказываться от них. Чтобы избежать возможных недоразумений, в этом пункте необходимы некоторые пояснения.

При известной мере механистичности цивилизация, конечно, далеко не во всем подобна механизму, поскольку представляет собой объединение не бездушных тел, а людей, существ одушевленных. Люди не могут функционировать в машинном режиме, т. е. постоянно соблюдая лишь внешние для них правила поведения. Более того, само существование правил поведения и общения, а также их практическая эффективность во многом зависят от того, насколько легко устанавливаются контакт и взаимопонимание между людьми. Об этом красноречиво свидетельствуют слова С. Франка: «Самая мимолетная внешняя встреча двух людей или внешнеутилитарное или принудительное их объединение предполагают взаимное понимание между ними, усмотрение в другом человеке «себе подобного»... Так, без единства языка, без некоторого единства нравов и нравственных воззрений или, в предельном случае, без сознания единства «человеческого образа» невозможна даже простая встреча двух людей, немыслимо никакое, даже самое внешнее их сотрудничество. И внешнеутилитарные и принудительные сношения между людьми предполагают все ту же молчаливую встречу двух пар глаз, в которой обнаруживается и пробуждается исконное чувство внутренней их сопринадлежности...» .

Применительно к цивилизации сказанное означает, что существование цивилизационной общности предполагает наличие некоторого минимума доверия, минимума взаимопонимания, минимума комплиментарное™ входящих в нее представителей различных общественных групп, а также этносов. Совсем не обязательно, чтобы все души были скроены на единый лад, достаточно того, чтобы участники общения хотя бы в общих чертах представляли, чего можно ожидать от партнера. Такой минимум комплиментарности отнюдь не всегда должен быть присущ изначально самой природе входящих в цивилизацию народов: он может вырабатываться в ходе их совместного проживания, общения и деятельности. Кроме того, процесс овладения языком межэтнического общения (русским) и его применения предполагает усвоение присущих языку понятий и понятийного строя, который тем самым становится общим достоянием всех владеющих языком. Вообще говоря, совместная деятельность и общение, длительность совместного бытия могут воздействовать на участников и двух взаимосвязанных направлениях: но линии взаимной «притирки», т. е. адаптации друг к другу, и по линии взаимного влияния, взаимного уподобления, которое, впрочем, никогда не в силах полностью искоренить различия.

По мысли X. Ортега-и-Гассета, европейцы давно жили в рамках одной цивилизации, но осознали этот факт только в двадцатом веке .

Как ни покажется странным, но еще совсем недавно, в 20–30-е годы нынешнего столетия, самобытники и почвенники в Испании отказывались признать свою страну частью единой западноевропейской цивилизации. Впрочем, не только Испании, но и другим странам европейского континента потребовалось немало времени и усилий, чтобы отказаться от национальной замкнутости и, признав европейское единство, приступить к целенаправленному строительству общеевропейского дома. Это произошло только во второй половине XX века и означало, что Европа осознала себя особой цивилизацией в составе мирового целого; родилась и стала воплощаться в жизнь идея Европы как единой цивилизации.

Не наступил ли в истории России момент, когда потребность осознания себя в качестве особой цивилизации вполне назрела? Думается, что дело обстоит именно так. Речь, разумеется, не идет о принятии какого-либо постановления или решения «сверху»: зафиксированного в ныне действующей Конституции положения о федеративном устройстве российского государства вполне достаточно. Речь не идет и о том, чтобы, постоянно ссылаясь на общее прошлое и порожденные этим прошлым некоторые общие черты, продолжать заклинания о якобы неизбежности единой судьбы. Идея России как цивилизации предполагает готовность народов России к общему будущему.

Осознание этническими и. региональными элитами – политическими, экономическими, духовными, так же как и центром, потребности жить и развиваться в рамках единого целого и есть осознание идеи России как цивилизации. Региональные и национальные элиты вольны сами решать этот вопрос, и сам факт наличия свободы выбора есть предпосылка цивилизационного, а не имперского единства. Тем самым признание России в качестве цивилизации означало бы осмысленный отказ от возврата к имперскому прошлому. Это с одной стороны. С другой – идея цивилизации противостоит национальной идее, понятой в узком смысле. Национальная идея в собственном или непосредственном значении имеет своей целью и пределом национальное государство, т. е. государство, в котором доминирующим становится один из этносов. Идея цивилизации есть в определенном смысле преодоление национальной идеи. Иначе говоря, признание России в качестве цивилизации означает, что идеей каждого из входящих в ее состав народов становится не создание национального государства, а идея принадлежности к России в целом.

См.: Лернер Макс. Развитие цивилизации в Америке. Образ жизни и мыслей в Соединенных Штатах сегодня: В 2 т. Т. 1. М., 1992. С. 69–96.

Бердяев Н. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX – начала XX века // О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 44–45.

Российская цивилизация - одна из крупнейших цивилизационных общностей на территории Евразии. В Евразии цивилизационное развитие человечества достигло своей предельной концентрации, где выявилось максимальное разнообразие его моделей, в том числе взаимодействие Востока и Запада. Полиэтничность и поликонфессио- нальность России обусловили сложность самоидентификации и «выбора» в Евразийском пространстве. Для России характерно отсутствие монолитного духовно-ценностного ядра, «раскол» между традиционными и либерально-модернистскими ценностями, трансформация этнического начала. Отсюда проблемы с национальноцивилизационной идентичностью, можно сказать существует кризис идентичности.

Принадлежность к российской цивилизации многих народов, разных религий предопределено тем, что они совместно проживают в течение длительного времени на определенной евразийской территории, их связывают вековые духовные, социальные, человеческие связи, совместное создание культурных ценностей и государственных структур, их общая защита , общие беды и удачи, - все это утверждало у многочисленного и многоконфессионального населения чувство сопричастности судьбам России, ряд общих, ставших глубинными для психологии российских этноконфессиональных общностей представлений, предпочтений, ориентаций.

Вклад российской цивилизации в общечеловеческую копилку носит по преимуществу духовно-культурный характер, проявляясь в литературе, нравственно-гуманистических концепциях, особом типе человеческой солидарности, различных видах искусства и так далее. Именно при соотношении, сопоставлении ценностей одной цивилизации с достижениями других цивилизаций чаще всего можно столкнуться с необъективными подходами и оценками. Нельзя судить о цивилизации по конкретному социально-экономическому и политическому строю общества, относя свойственные им пороки и недочеты к сущности жизнедеятельности российского социума. Цивилизационные факторы имеют долговременный характер и отражаются в культурных, религиозных, этических характеристиках, исторических традициях, особенностях ментальности. Необходимо учитывать различия между кратковременными сегодняшними потребностями и условиями и долговременными представлениями и интересами, равно как и различия между идеологически нейтральными общенациональными интересами и идейно-политическими ориентациями, партийными пристрастиями отдельных социальных групп. При любой модели общественного развития стабильности в России не достичь без учета особенностей ее цивилизационного развития: идеи приоритета интересов общества, духовного фактора, особой роли государства, суровых природно-климатических условий, колоссальных расстояний, когда природные богатства там, где нет населения. Необходимо сочетать традиционную отечественную культуру и ценность модернизации. Ценности и нормы, достигнутые современной мировой цивилизацией, целесообразно реализовывать посредством отечественных форм социальной жизнедеятельности.

Необходимо учитывать, что 20 % нерусского населения по преимуществу компактно живут на своих исторических землях, занимающих около половины территории России, а также частично разбросаны в диаспоре. Без русского основания, в том числе объединительной роли русского языка, российское общество не может существовать, но в то же время нет России без добровольного союза других исконных этноконфессиональных общностей. В цивилизационном аспекте русская культура в большей мере выступает общероссийской, чем сугубо этнической, и это способствовало созданию великой российской культуры, снискавшей мировое признание. Необходимо учитывать, что российская цивилизация не инновационная, а интерпретационная; перенос на российскую почву зарубежных достижений может дать блестящий результат (например, русский роман).

Для понимания сложности путей отечественной истории необходимо представлять особенности того типа цивилизации и культуры, который представляет Россия.

Имеются различные классификации систем цивилизаций по определенному принципу, например, религиозному. Для культурологического анализа развития России плодотворно рассмотрение типа воспроизводства общества. Тип воспроизводства является синтезированным показателем и включает в себя: 1) особую систему ценностей; 2)характеристику социальных отношений; 3) тип личности, связанный со спецификой менталитета.

Существуют два основных типа воспроизводства общества. Первый - традиционный, для которого характерны высокая ценность традиций, власть прошлого над будущим, власть накопленных результатов над способностью формировать качественно новые, более глубокие достижения. В итоге воспроизводится общество в целом в исторически сложившихся неизменных формах с сохранением достигнутого социального и культурного богатства человечества. Второй - либеральный, которому присуща высокая ценность нового результата, более эффективного и более творческого, в результате чего появляются соответствующие новшества в сфере культуры, социальных отношениях, типе личности, включая инновации в менталитете.

Эти два типа воспроизводства цивилизаций являются полюсами единой, но внутренне противоречивой человеческой цивилизации. Первичной является традиционная цивилизация, а либеральная появляется как аномалия, возникающая в незрелой форме в эпоху античности. Лишь через много веков она утверждается у ограниченной части человечества. Сегодня она становится господствующей благодаря своим нравственным, интеллектуальным, техническим достижениям.

Обе цивилизации существуют одновременно. Либеральная вырастает постепенно из традиционного общества, складываясь в недрах средневековья. Особую роль здесь сыграло христианство, прежде всего своим требованием развивать личностное начало, хотя оно по-разному принималось различными формами христианства. Новые ценности проявлялись постепенно во всех слоях общества в сфере духа, формах творческой активности, в экономике, в частности, развитии товарно-денежных отношений, праве, рациональной логике и соответствующем поведении. Вместе с тем в любой стране, несмотря на либерализм, неизбежно остаются пласты традиционной культуры и соответствующих форм деятельности, в частности, в обыденной, повседневной жизни. В этом случае элементы традиционализма находят свое место внутри механизма функционирования либеральной цивилизации. Традиционализм может и не интегрироваться в либеральную цивилизацию. Причем традиционализм, даже при небольшом числе сторонников, может вести ожесточенную борьбу с либерализмом, например, терроризмом.

Проблема соотношения цивилизаций предельно обострена, она первостепенно важна именно сегодня, когда осуществляется переход человечества от традиционной к либеральной цивилизации. Это болезненный и трагический переход, тяжесть и противоречивость которого грозит катастрофическими последствиями.

Переход от традиционной к либеральной цивилизациям происходит по-разному. Первые страны, вступившие на этот путь (США, Англия), шли по нему долго, постепенно осваивая новые ценности. Вторая группа стран (Германия) вступила на путь либерализма, когда в них еще массовые позиции занимали долиберальные ценности. Рост либерализма сопровождался кризисами, мощной антилиберальной реакцией, попытками остановить дальнейшее развитие либеральной цивилизации на ее незрелом уровне. Именно в таких странах развился фашизм. Его можно понять как результат страха общества, уже вступившего на путь либеральной цивилизации, но пытающегося затормозить этот процесс, прибегая к архаичным средствам, прежде всего через возврат к племенной идеологии, выступающей как расизм, ведущий к геноциду и расовым войнам. Подавив либерализм, фашизм, однако, не затронул развитый утилитаризм, частную инициативу, которая в конечном итоге вступает в конфликт с авторитаризмом.

Третьи страны (Россия) переходят к либерализму при еще менее благоприятных условиях. Россия характеризовалась мощным влиянием крепостничества, приведшим к тому, что само хозяйственное развитие происходило не столько через развитие рынка труда, капитала, товаров, но, прежде всего, через систему принудительной циркуляции ресурсов силами архаичной государственности. Самое главное в том, что реальное усиление значимости товарно-денежных отношений, развитие утилитаризма и свободного предпринимательства в широких массах населения вызвали недовольство и желание пойти против власти, которая перестала «всех равнять». Поэтому либерализм в России подвергся полному разгрому (кадеты). Однако либерализм не погиб. Утилитарное стремление к росту благ слилось с мо- дернизаторскими тенденциями части интеллигенции, что позволило восстановить архаичную государственность в ее худших формах. Советская власть пыталась культивировать достижения либеральной цивилизации, но жестко принимая их в качестве средств для чуждых и враждебных либерализму целей.

В отличие от первых двух групп стран Россия не перешла границу либеральной цивилизации, хотя и перестала быть страной традиционного типа. Возникла некая промежуточная цивилизация, где сложились силы, препятствующие как переходу к либеральной цивилизации, так и возврату к традиционной.

Кроме того, для российской цивилизации последних трех веков характерна крайняя противоречивость развития, сопровождаемая глубоким расколом общества и культуры.

В общественном сознании России существуют полярные оценки специфики российской цивилизации. Славянофилы и евразийцы стояли на позициях самобытности России, а западники оценивали ее как недостаточно развитую по сравнению с Западом. Такое деление может свидетельствовать о незавершенности процесса формирования российской цивилизации: она и сейчас находится в состоянии цивилизационного поиска, это страна становящейся цивилизации.

Цивилизационный подход к России свидетельствует об ее отсталости от Запада, а культурный - о ее самобытности и своеобразии, проявившихся в высочайших подъемах человеческого духа. Имеется разрыв между цивилизационным и культурным обликом России. Цивилизационная отсталость существует в экономической, политической и бытовой сферах. Отсюда многочисленные попытки модернизации. Но в культурном смысле Россия, занимает выдающееся место. Русская культура и стала душой России, сформировала ее лицо, духовный облик. Именно в сфере духовно-культурного творчества проявил себя национальный гений. История цивилизации и история культуры, несовпадающие величины, которые могут далеко расходиться между собой. Разрыв между цивилизаций и культурой, между телом и душой и есть то, что, в конечном счете, разделило Европу и Россию. В этом противостоянии Россия как бы встала на сторону культуры, а Европа - цивилизации, не без ущерба для культуры.

Для значительной части образованного общества уже в XIX веке западная цивилизация стала синонимом полного обездуховления жизни, ее предельной рационализации и формализации, дискредитации высших моральных и религиозных ценностей, переноса центра тяжести из духовной в материальную сферу. Русская интеллигенция в большинстве не приняла реальности индустриально-массового общества, усмотрев в нем отрицание идеалов и ценностей самой же западноевропейской культуры. Возникло двойственное отношение к Западу, сочетавшее признание его несомненных заслуг в области развития науки, техники, народного просвещения, политических свобод с неприятием выродившегося в «мещанство» цивилизации. Отсюда и поиск «русской идеи», которая позволила бы найти формулу жизни более достойной, чем на Западе. Модернизация необходима, но без утраты самобытности. По отношению к западной цивилизации Россия не антипод, а особый тип - еще одна возможность ее развития. Этот тип реально не сложился, а существует лишь в виде проекта, идеи, но его надо учитывать при выработке любой программы реформирования страны. Культурная традиция, духовная преемственность - вот с чем надо считаться в ходе реформ.

Россия нуждается в практическом разуме Запада, как и Запад в духовном опыте России. Перед Россией стоит проблема синтеза, примирения основных достижений западной цивилизации с собственной культурой. В основе лежит утверждение особого типа человеческой солидарности, не сводящейся к экономическим и политикоправовым формам. Речь идет о некоей духовной общности, связывающей людей независимо от частных и национальных интересов. Этот идеал имеет своим истоком не столько экономические и политические, сколько религиозные, моральные и чисто культурные формы человеческой жизни, берущие свои начала в православной этике. Ф. М. Достоевский обозначил это качество как «всемирную отзывчивость».

Итак, в лице Запада и России мы имеем дело не с двумя разными цивилизациями, а с одной, хотя и развивающейся в разных направлениях. Если Запад отдает приоритет экономическому росту и укреплению правовой регламентации общественной жизни, то Россия, не отрицая ни роли экономики, ни права, апеллирует, прежде всего, к культуре, к ее моральным основаниям и духовным ценностям, стремясь именно их сделать критерием общественного прогресса. Россия не отрицает западной цивилизации, а продолжает ее в направлении создания общечеловеческой цивилизации, в направлении ее примирения с культурными и моральными основаниями человеческого бытия. Россия и Запад - две составляющие европейской цивилизации в целом, через их противостояние реализовался механизм саморазвития европейской цивилизации.

Евразийский характер Российской цивилизации проявляется в существовании европейских и восточных элементов в их органическом единстве в обществе.

Европейские черты, прежде всего, связаны с христианством, господствующим в Европе. Это означает мировоззренческое единство, существование общих основ нравственности, понимание роли личности и ее свободы, в частности свободы выбора. Восточнославянские племена, начав формировать свою культуру в языческих, мифологических формах, минуя их рационализацию в парадигмах собственной культуры по типу античности, сразу заменили их христианской верой. При этом надо учитывать, что такой шаг был вызван не проблемой экономического или социокультурного отставания, а носил скорее чисто политический характер поиска интеграции с византийской культурой. Поэтому процесс христианизации Руси, хотя и шел иначе, чем на Западе, но все же имел общеевропейские культурные истоки, коренившиеся в античных духовных и интеллектуальных традициях.

Первоначально значительное влияние оказывала Византия, что проявилось в «книжности», философских идеях, искусстве, архитектуре. Затем с XVIII века и в дальнейшем усиливается влияние европейских форм культуры (наука, искусство, литература), развиваются рационализм и секуляризация культуры, заимствуется система образования, европейская философия, социально-экономическая и политическая мысль. В общественном движении появились «западники», сформировавшиеся в русле идеологии Просвещения, включая марксизм. В Советском Союзе начали складываться постиндустриальные, в том числе ценностные ориентации, хотя в этом процессе имелась своя специфика (изменения затрагивали верхние слои общества, имело место механическое копирование форм без изменения сущности). Особую значимость для России имел европейский вектор в политике. Xотя заселение Европы шло с востока и основной вектор инноваций периода неолита - восточный, в дальнейшем основной путь инноваций нового и новейшего времени шел с запада. Особенности территории, низкая плотность населения, неразвитость городов, слабое усвоение римского начала - все это затрудняло инновационный процесс в России.

Восточные «азиатские» черты России связаны с тем, что страна формировалась на территории традиционных восточных культур и государств (Тюркские каганаты, Xазария, Волжская Булгария, позже - Кавказ и Туркестан, ареал культур Дешт-и-Кипчака). Значительное влияние на восточную Европу оказали гунны, завоевания Чингиз - хана, Золотая Орда и ее наследники.

В России по типу восточных деспотий государство активно вмешивалось в базисные экономические отношения, действуя авторитарно, оно сыграло огромную роль в формировании особой ментальности, осуществляло воспитательные функции в культуре вместо церкви, особенно с XVIII века, поставив церковь в зависимое положение. Через монгольскую империю многое было заимствовано из Китая: централизация, бюрократизация, подчиненное положение личности в обществе, корпоративизм, отсутствие гражданского общества, интровертивность культуры, ее низкий динамизм, традиционность. Евразийцы говорили даже о цивилизации - континенте, сложившейся от Тихого океана до Карпат.

Для России - Евразии характерна определенная застойность, низкая инновационность. В Западной Европе более быстрое инновационное развитие было вызвано развитием городов, высокой плотностью населения, сохранением части античного духовного наследия, то есть стимулировалось уплотнение информационного пространства. Россия лишь частично могла компенсировать информационный голод потому, что через ее территорию прокатывались волны народов, а сама она вовлекала в свои границы все новые народы и страны (например, присоединение Украины, Прибалтики, Польши), но полностью воспользоваться инновациями враждебной Европы не могла. Восток же к этому времени утратил свой инновационный потенциал. Европейская же цивилизация формировалась как информационная, и в этом ее выигрыш от остальных, здесь причины быстрой изменчивости и ускорения эволюции. Кроме того, цивилизации Западной Европы могли черпать в прошлых и иных культурах необходимые им элементы и компоновать их в соответствии со своими задачами. Преимущество Запада - это прежде всего преимущество техники. Неевропейские народы достигли высокого уровня в своих технических усовершенствованиях, но в отличие от европейцев, они не культивировали технику, не приспособили свое существование к ритмам и возможностям машины. Однако гонка технологии убивает культуру, поглощая ресурсы. В механизм европейской цивилизации встроен механизм всеобщего разрушения, несовместимый с созидательным началом, которая несет в себе культура. Возникает вопрос: является ли «передовая» западная цивилизация высшей ступенью развития человеческого общества?

Особое значение в этой гонке имеет война. Войны и милитаризация - мощный стимул развития техники. Так, Петр I начал решение геополитических задач России с создания современной армии и флота и соответствующей промышленности.

Невозможно понять развитие России в XIX веке, эволюцию составляющих ее территориальных систем без факта ее милитаризации. Военный фактор в значительной степени задавал вектор развития СССР в 30-е годы и послевоенный период.

Так называемое «татаро-монгольское иго» (если оно вообще было) явилось при всем драматизме мощнейшей инновационной волной, привнесшей на Русь множество нововведений. Одновременно другие волны шли с Запада (Скандинавия, Дания, Германия, Польша, Литва). Пространства Северной Евразии оказались в границах хотя и слабо связанной, но единой территориальной системы общей площадью более 4 млн кв. км от Карпат до Енисея. Именно через Орду проникали инновации из Китая, Индии и Центральной Азии, ранее не доступные для Европы (например, огнестрельное оружие ).

Великие географические открытия дали историческую передышку Евразии за счет перенаправления европейской активности на Запад и Юг. Но Московское царство оказалось на периферии относительно к основным очагам инноваций, оно было обречено на отставание в силу запаздывания инновационной волны, что усиливалось традиционной закрытостью нашей территориальной системы, враждебностью соседних государств. Крушение Византии свело на нет влияние южного очага инноваций. Низкая плотность населения и городов резко снижали креативный потенциал, тормозили как воспроизводство инноваций, так и обмен информацией о них и обмен самими инновациями.

Единственным адекватным ответом на эту историческую обусловленность развития было формирование «жесткого» централизованного государства, позволяющего за счет всех видов концентрации обеспечить высокую организацию и необходимую динамику. К середине XVI века после значительных управленческих реформ (отмена кормлений, введение выборного земского самоуправления, судебной реформы, Земских соборов, создания системы Приказов, военной реформы) резко снизились автономность отдельных подсистем государства на всех его уровнях, выстроилась жесткая иерархическая структура. Господствующим инновационным центром становится Москва. Надо иметь в виду, что в конце XVI - начале XVII веков население Руси составляло 3 миллиона человек, а Европы - 85 миллионов. При Петре I население России было 12 миллионов человек.

В I половине XIX века в России идут противоречивые процессы: с одной стороны, страна впитывала в себя все новые инновации, а с другой, - внутрисистемные противоречия вели ее к нарастающему отставанию. В 30-е годы XIX века в России началась промышленная революция - на сто лет позже, чем в Англии.

К середине XIX века Россия оказалась в точке бифуркации. Реформы 60-х годов обозначали выбор страны: она пошла по пути создания индустриального общества Западного образца. Усилилась зависимость от иностранных капиталовложений, причем доход от инвестиций, вывозившийся за границу, был больше, чем сами инвестиции, то есть Россия превратилась в страну, принудительно вывозящую капитал.

Реформы 60-х годов XIX века считаются точкой отсчета вступления России на капиталистический путь развития, причем произошло это через 250 лет после начала капитализации Западной Европы. В результате в канун революций 1917 года Россия становится среднеразвитой капиталистической страной с массой феодальных пережитков. Основные инновации проникают в Россию с Запада одновременно с широким притоком зарубежного капитала. В то же время для вновь присоединенных районов (Средняя Азия) и окраин империи Россия и русские выступали как носители инноваций. В целом за немногими центрами современной России, идущими по пути капитализма, простиралась огромная страна с доиндустриальным, а то и до- аграрным развитием.

После 1917 года Советский Союз осуществил гигантский инновационный рывок, причем, прежде всего за счет собственного инновационного потенциала в условиях десятилетней внешней блокады. При многочисленных политических и социальных издержках была все же решена важнейшая задача модернизации страны. Существенно изменилась территориально структура инновационных центров в пользу Восточных районов страны. СССР стал крупнейшим инновационным центром для модернизации Китая, Кореи, Вьетнама и других стран. Причем необходимо подчеркнуть, что это произошло в основном на нерыночности основных приоритетов цивилизационного развития. Важнейшим инновационным результатом стало формирование уникальной советской цивилизации. Сформировался коллективистский советский менталитет, резко отличающийся от западного, генетически проистекавший во многом от идеалов соборности православной традиции и сельской общины. Возник идеал личности, на первое место ставивший не личные, а общественные интересы. Для значительной части общества стали нормой жертвенность, основанная на высокой пассионарности. Специфика советской цивилизации не дает возможности для формально-статистического сравнения параметров советской цивилизации с западной. Например, по душевым показателям СССР уступал ведущим индустриальным странам, но этот разрыв сократился по сравнению с 1913 годом в 8-12 раз, причем осредненные показатели абсолютно игнорируют в несколько раз меньшее социальное расслоение, что на практике означает примерно равные душевые показатели для средних и более высокие для нижних слоев населения.

Необходимо отметить, что наука развивалась более высокими темпами, чем экономика в целом. Об уровне и качестве выпускаемых изделий и их конкурентоспособности на мировых рынках говорит пример экспорта наиболее технически сложной продукции - авиационной техники. За период с 1984 по 1992 годы СССР экспортировал 2200 самолетов различных классов и 1320 вертолетов (без Европы), в то время как США - соответственно 860 и 280, КНР - 350 и 0, а европейские государства - 1200 и 670. Общий объем экспорта вооружений в 80-е годы достигал 20 миллиардов долларов в год, что развенчивает миф о чисто сырьевой ориентации экспорта из страны.

В итоге, за счет социальных и технических инноваций в СССР после Второй мировой войны возник мощнейший мирового значения инновационный комплекс, сравнимый по масштабам и производительности с аналогичным комплексом США, а по эффективности значительно его превосходившим. В границах СССР была отработана модель глобальной системы отношений между инновационным ядром и периферией, при которой была обеспечена возможность постоянного роста в регионах и странах с догоняющим типом развития. Масштабы, структура и продукция этого комплекса доказывают, что СССР входил в так называемую кондратьевскую волну (новый этап мирового развития) с минимальным отставанием от ведущих стран мира.

Результатом беспрецедентной в мировой индустриальной истории советской модернизации, продолжавшейся в течение семидесяти лет, было то, что страна почти в два раза сжала историческое время по основным прорывным направлениям социально-экономического развития (включая сюда, безусловно, культурную революцию и модернизацию аграрного сектора) и кардинально изменила как макроэкономические пропорции между крупными природнохозяйственными территориальными системами внутри страны, так и содержание происходящих внутри них инновационных процессов. Начиная с 1917 года, СССР стал самостоятельным и крупнейшим в мире центром социальных, а с послевоенного времени и технологических инноваций. Тем самым была доказана возможность иного развития европейской цивилизации и продемонстрированы широчайшие возможности достижения современного уровня развития для стран, отставших в силу ряда причин, в том числе по вине Запада, осуществлявшего колониальный грабеж и неэквивалентный обмен.

Так называемая «перестройка», сориентированная, прежде всего, на западные инновации, привела к плачевным результатам, превратившим Российскую Федерацию и «постсоветские» страны в самое слабое звено в цепочке индустриальных государств. Именно за счет бывшего СССР решаются проблемы мировой глобализации. Мировой опыт показывает, что выгоды от рыночных отношений получают те, кто контролирует мировые финансовые и информационные ресурсы, а издержки несут страны с преобладанием реального сектора экономики. Нет ни одного примера в мире, чтобы на уровень высокотехнологичного инновационного развития встали страны с сырьевой направленностью производства и экспорта. Необходимо иметь в виду, что именно на первые годы XXI века приходится начало нисходящей кондратьевской волны, а на повестку дня становится мировой системный кризис, который, видимо, был оттянут вовлечением в «рыночную экономику» территории СССР и других бывших социалистических стран.