Сверено по книге "По книге "История Европы" часть 3 Глава 5 "Крестьянская война в Германии"

слева сверху указаны страницы

Выступление Лютера с его тезисами, по образному выражению Энгельса, произвело "воспламеняющее действие, подобное удару молнии в бочку пороха" . Оно дало толчок широкому движению, которое было названо Реформацией,- потомки увидели в нем первую раннебуржуазную революцию.

Казалось, страна только и ждала сигнала, чтобы подняться, расправить плечи и провозгласить на весь свет право не терпеть дольше ненавистное иго папистов, порвать сеть лжеучений и корысти, наброшенной Римом, этой новой блудницей вавилонской, на многострадальный народ. Никогда ранее немецкие земли не переживали такой поры надежд, энтузиазма, веры в быстрое и радикальное обновление. Как бы ни отличались чаяния разных сословий, поборники реформы на первом этапе выступали сообща.

Но воодушевление, принимаемое за единство, продолжалось недолго. Ненависть против Рима заставила на какое-то время забыть о различии интересов, однако, чем шире становился круг вовлеченных в движение, тем явственнее давали о себе знать противоречия и несхожие цели. Когда преследовали торговцев индульгенциями или растаскивали церковное имущество, то делали это не только из вражды к римской курии, но и из неприязни к собственному клиру, который жил припеваючи, освящая неправедные порядки. Религиозная поначалу борьба с "христопродавцами", находившимися у Рима в услужении, очень скоро обнаружила свои социальные корни.

Лютер, не желая того, пробудил страсти, которые его устрашили. Народ по-своему истолковывал "христианскую свободу" и требовал решительным образом изменить условия жизни. Такое "плотское" понимание Евангелия, все больше овладевавшее умами, угрожало господству феодалов. Разбить феодальные оковы стремились не только обездоленные крестьяне и плебеи, но и люди, втянутые в раннекапиталистические отношения,- горнорабочие, да и сами предприниматели. Социальные, экономические, политические и религиозные предпосылки этого революционного движения имели глубокие корни.

А самой Крестьянской войне предшествовали цепь выступлений крестьян, заговоры и бунты. Особый размах получили они в немецких землях в конце XV - начале XVI в.

Во Франконии в 1476 г. пастух Ганс Бёхайм возвестил о явлении Богородицы: она-де обещала, что впредь не будет ни властей, ни налогов, а леса, воды и пастбища станут принадлежать всем. Его проповеди собирали десятки тысяч людей. Местный епископ, боясь вооруженного выступления, велел схватить пророка и перебить вожаков. Бёхайма сожгли. А 17 лет спустя в Эльзасе возникло новое движение. Символом борьбы, как и в прежние времена, стал крестьянский башмак. Заговор был раскрыт, за-

чинщиков казнили. Через 10 лет Иосс Фриц, крепостной епископа Шпейерского, создал тайную организацию, охватившую и соседние земли. Целью ее было всеобщее восстание крестьян. Предатель выдал заговорщиков, но Иосс Фриц скрылся.

Центр нового союза "Башмака" возник в 1513 г. в Брейсгау. Здесь Иосс Фриц выдвинул более умеренную программу, желая, вероятно, придать движению больший размах. Поборы и повинности надо свести к минимуму, да и претендовать на них может лишь тот, кто издавна обладал тут правом юрисдикции. Охотиться, ловить рыбу и пользоваться общинными угодьями надлежит всем. Прирожденный конспиратор, он умело плел заговор, но и на этот раз его погубила измена. Хотя сам он избежал ареста, 13 его единомышленников поплатились жизнью.

В 1514 г. в Вюртемберге вспыхнул бунт, подготовленный тайным обществом "Бедный Конрад". Его вожак Ба-стиан Гугель ратовал против захвата господами общинных угодий и судебного произвола. В борьбе с дворянством он рассчитывал на помощь городов, но потерпел разгром.

Тремя годами позже на Верхнем Рейне возник еще один союз "Башмака". Иосс Фриц переменил тактику: от широкой вербовки на ограниченной территории он перешел к строгому отбору заговорщиков сразу в разных местностях. Программа выражала наиболее общие требования крестьян, ибо в движение были вовлечены земли, весьма несхожие по своим условиям. Но все опять сорвалось: власти узнали о заговоре.

Основная идея союзов "Башмака" - необходимость могучей тайной организации для насильственного ниспровержения угнетателей - была подхвачена Томасом Мюнцером и сыграла важную роль в канун Крестьянской войны.

С именем Мюнцера, этой "самой величественной фигуры" всей Крестьянской войны, связаны не только ее наиболее драматические события, но и наиболее значительные идейные столкновения, предшествовавшие великому восстанию. Если Лютер был духовным вождем умеренного бюргерско-реформаторского крыла, то Мюнцер возглавлял революционный крестьянско-плебейский лагерь. Он - один из главных создателей того радикального течения в реформационном движении, которое принято считать народной реформацией.

Мюнцер принадлежал к числу образованнейших людей своего времени. Он рано познакомился с учениями Лютера и стал горячим его приверженцем. Направленный Лютером в качестве проповедника в Ютербог, он и там резко выступал против мирских устремлений духовенства. После Лейпцигского диспута (см. ч. III, гл. 1), когда Экк пытался доказать близость лютеровских воззрений ереси Гуса, Мюнцер часто думал о Чехии как о стране, где возникнет новая апостольская церковь.

При содействии Лютера в мае 1520 г. он начал проповедовать в Цвик-кау (Саксония). Магистрат одобрительно относился к нападкам на францисканцев. Но как только в проповедях зазвучал призыв к радикальным преобразованиям, находивший отклик среди подмастерьев и окрестных крестьян, ему объявили об увольнении и бросили в тюрьму его ярых сторонников. Было ясно, что Мюнцер стал отходить от Лютера. Он не хотел соглашаться, что лишь Библия - источник откровения. Неужели после времен апостолов Господь обрек себя на молчание? Нет, и теперь он говорит с истинно верующими. Услышать его голос может даже тот, кто не знает грамоты.

Вынужденный покинуть Цвиккау, Мюнцер отправился в Прагу. Надежды приобщиться там к духу гуситов не оправдались, но Мюнцер отчетливее определил собственную позицию. Он обличал попов, которые, наглотавшись мертвых слов Библии, изрыгают бедному люду книжную, ложную веру. Полагаться надо на "внутреннее слово": Господь, открывая волю свою, пишет его в сердцах верующих. "В недалеком будущем власть на веки вечные перейдет к народу",- провозглашал он в "Пражском манифесте".

Весной 1523 г. Мюнцер получил место священника в Альштедте, маленьком саксонском городе. Слушать его проповеди приходили издалека, даже горнорабочие с мансфельдских рудников. Создав "Немецкую евангелическую мессу", Мюнцер вел богослужение на родном языке: оно должно было, возвышая человека, сделать его способным постичь слово Божие и подготовить к борьбе с теми, кто попирает Евангелие. Необходимо отвратить людей от жажды суетного богатства. Страждущему бедняку это легче, чем сильным мира сего. Мысль, высказанная в "Пражском манифесте", звучит еще настойчивее: простой народ должен взять дело преобразований в собственные руки.

Отход от лютерова учения становился все очевиднее. Идеи, разрабатываемые Мюнцером, вносили в движение дух решительности и страстного нетерпения. Разрыв с бюргерско-умеренной реформацией Лютера был неизбежен.

В марте 1524 г. сторонники Мюнцера разрушили часовню вблизи Аль-штедта. Наихудшие опасения властей подтвердились: смутьяны не остановились перед применением силы. Тем временем Мюнцер объединял своих приверженцев. Он организовал "Союз избранных" из 30 человек; месяца три спустя их насчитывалось больше 500. Среди них было немало мансфельдских горнорабочих. Заурядный Альштедт стал независимым и грозным центром радикального понимания Реформации. Из Южной Германии приходили вести об участившихся крестьянских выступлениях. Мюнцер упорно создавал тайные союзы своих единомышленников, сознавая неминуемость столкновения.

Католическое духовенство вело с реформаторами ожесточенную полемику, но большего успеха не добилось. Лишь когда многие города осуществили провозглашенные Лютером преобразования, серьезность положения потребовала решительных действий. Князья церкви и правители, верные католичеству, принялись поспешно собирать силы.

Чем яснее становилось, что Лютер взял на себя роль защитника угнетателей, тем острее ощущал Мюнцер необходимость выступить против него печатно. В Альштедте он начал писать "Разоблачение ложной веры". Книжники желают сохранить за собой исключительное право судить о вероучении. Они делают все, чтобы народ, которому так горько дается хлеб насущный, оставался темным. Миром правят тираны, но скоро они будут низложены, сколько бы Лютер ни призывал к покорности властям. Люди из народа должны осознать, что истинная вера внутри их, что они хозяева собственной судьбы. Время, когда мир будет очищен от безбожных властителей, уже пришло.

Внезапно в Альштедт на проповедь явились герцог Иоганн Саксонский с сыном. Толкуя отрывок из книги пророка Даниила, Мюнцер высказал главную свою мысль: тиранов, противящихся воле Божьей, следует низвергнуть. Нечестивцы, угнетающие и обманывающие народ, не имеют права жить. Князья должны способствовать их искоренению, иначе они лишатся власти.

"Проповедь перед князьями" напечатали, но вскоре Мюнцеру пришлось покинуть Альштедт: Лютер не жалел сил, чтобы восстановить против него властителей Саксонии. Мюнцер нашел прибежище в богатом имперском городе Мюльхаузене. Здесь при его участии были составлены статьи с требованием перемен: новый магистрат, памятуя о страхе перед Господом, должен покончить с произволом, угнетением, разгулом корыстолюбия. Все это противно Божьему праву. Даже в суде надлежит руководствоваться Евангелием.

Хотя цехи одобрили эти требования, осуществлены они так и не были. Магистрат пребывал в нерешительности. Наиболее влиятельные его члены, опираясь на зажиточных крестьян округи, добились высылки сеющих смуту проповедников. Но все-таки в Мюльхаузене свыше 200 человек вступили в основанный Мюнцером союз.

Ему была ясна подстрекательская роль Лютера, который добивался его изгнания из Альштедта и Мюльхаузена. Теперь, когда все чаще приходили вести о выступлениях крестьян в Южной Германии, а Лютеровы пособники навязывали народу искаженное понимание Евангелия, обличение книжников стало наипервейшей задачей. Рукописи двух своих памфлетов - "Разоблачение ложной веры" и "Ответ лишенной духа, сладко живущей Плоти виттенбергской" - Мюнцер отправил печатать в Нюрнберг.

Доктор Люгнер (т. е. Лжец), писал он в "Ответе", высмеивает истинный дух веры и прикрывается Библией, словно фиговым листком. Он науськивает власти на воров и разбойников, но умалчивает об источнике преступлений. Главная причина воровства и разбоя - господа и князья, которые присвоили себе все - рыб в воде, птиц в небесах, злаки на земле. Они твердят "Не укради!", сами же дерут три шкуры с пахарей и ремесленников. Но если кто посягнет хоть на каплю господской собственности, его тащат на виселицу. А доктор Люгнер благословляет палачей. Многие радуются, что не надо платить попам налогов, и не видят, что стало в тысячу раз хуже. Лютер, проповедуя покорность, не хочет трогать князей, хотя они больше остальных заслуживают кары, ибо не хотят уничтожить корень возмущения. Однако народ, раскусив нового папу, поднимется против тиранов: "Народ станет свободным, и один лишь Бог будет над ним господином!"

После изгнания из Мюльхаузена Мюнцер через Южную Тюрингию, Нюрнберг и Базель отправился в Шварцвальд. В Верхней Германии он пробыл несколько недель. Хотя мало прямых свидетельств о его роли в крестьянских выступлениях, идеи Мюнцера, несомненно, оказали и там свое революционизирующее влияние.

Мир накануне переворота, подготовленного всем ходом истории. Его можно осуществить без кровопролития, если неправедные люди откажутся от захваченных привилегий и согласятся жить по Божьему праву, вступив в "Христианское объединение".

Дабы привлечь на свою сторону князей и дворян, Мюнцер признавал, что, подчинившись "Христианскому объединению", они смогут рассчитывать на долю конфискованного церковного имущества. Эта уступка делалась, скорее всего, из тактических соображений. Поскольку невелика надежда на осуществление переворота мирными средствами, надо готовиться к низложению тиранов, организуя разветвленную сеть "Союза избранных". От ближайших единомышленников, членов тайного союза, Мюнцер

не скрывал цели движения: "Все суть общее, и каждому должно быть выделено по нужде его... Если какой князь, граф или господин не захотят этого делать... им следует отрубить голову или повесить".

Конечная цель, разумеется, не исключала постепенности ее достижения. Если установление царства Божьего на земле мыслилось как результат переворота, то первый этап его и состоял в захвате народом власти. Видя потенциальную силу простого люда, Мюнцер не склонен был его идеализировать: он опасался, как бы тяга к мирским благам не погубила святого дела.

Социально-политическая программа Мюнцера была неотделима от его философии и богословия. Признавая за каждым истинно верующим право не только толковать Писание, но и "говорить с Богом", он освобождал человека от многовекового порабощения церковью и от притязаний новоявленных книжников на духовную власть.

"...Под царством божьим,- писал Энгельс,- Мюнцер понимал не что иное, как общественный строй, в котором больше не будет существовать ни классовых различий, ни частной собственности, ни обособленной, противостоящей членам общества и чуждой им государственной власти. Все существующие власти, в случае если они не подчинятся революции и не примкнут к ней, должны быть низложены, все промыслы и имущества становятся общими, устанавливается самое полное равенство".

Перед началом Крестьянской войны во многих немецких землях царили тревога и ожидание беды. Часто вспоминали давнее пророчество: "Кто в двадцать третьем году не умрет, в двадцать четвертом не утонет, а в двадцать пятом не будет убит, тот скажет, что с ним произошло чудо".

Искра, от которой занялось пламя, сверкнула в ландграфстве Штю-линген, на Верхнем Рейне. Год выдался очень тяжелым. Закрома были пусты. А господа не помышляли о каких-либо послаблениях, напротив, придумывали все новые повинности и поборы. Крестьяне хотели только одного: отмены "новшеств", которые дополнительным бременем ложились на их спины.

Штюлингенским беспорядкам власти сначала не придали серьезного значения. Однако вскоре обнаружилось, что смутьяны призывают громить монастыри, не платить налогов и не работать на барщине, поскольку Бог создал всех равными и никто не обязан быть в услужении у другого. Дух непокорности овладел многими деревнями, лежащими между Верхним Рейном и Верхним Дунаем. На сходках составлялись жалобы, где были перечислены акты произвола и беззакония, чинимые господами. Особенно возмущали попытки увеличить барщину и рассматривать всех крестьян как крепостных.

Стремление посулами и обманом положить конец смуте не принесло большого успеха. Крестьяне, вооружаясь, стали собираться в отряды. Особую тревогу властей вызывала возможность союза взбунтовавшихся мужиков с вероотступниками, нашедшими пристанище в соседних городах.

В начале октября 1524 г. восстали крестьяне Хегау. Вскоре к ним присоединились прозревшие штюлингенцы. В ноябре смута охватила и Клеттгау. "Тяжело смотреть на все, что тут происходит,- доносили габсбургским властям,- и можно опасаться, что дело дойдет до великой междоусобицы. Здесь все очень дико, странно и тревожно".

В том, что попытки расколоть восставших окончились безрезультатно, важную роль сыграл Мюнцер. Поздней осенью 1524 г. он появился в землях, охваченных волнениями, и убеждал крестьян, что кровопролития можно избежать, если господа подчинятся общине. В противном случае их надобно сбросить с престола.

Волнения уже охватили большие районы. Крестьяне собирались в отряды и требовали "Божьего права". О нем повсюду рьяно спорили. Часто мысль о необходимости коренных перемен тонула среди мелких требований и личных обид. Даже выбрав вождя и развернув знамя, мужики часто не знали, что им делать. Как добиваться правды? Жечь поместья или ждать, пока господа, устрашенные поднимающейся бурей, согласятся на уступки? Выгонять их силой из замков или увещевать?

С первых дней пребывания на юге Мюнцер отдавал все силы тому, чтобы его идеи стали ясны крестьянам. Суть "Божьего права" - в признании главным принципа общей пользы. Осуществить же его может только насильственный переворот. Именно такое толкование "Божьего права" и сольет разрозненные крестьянские бунты в единый и всесокрушающий поток великого восстания.

Расхождения относительно конечных целей борьбы еще острее выявили необходимость общей программы. Нельзя было допустить, чтобы различные местные требования, сколь бы оправданными они ни были, помешали крестьянам увидеть перед собой основную цель - завоевание власти народом. Мюнцер и его единомышленники прекрасно это понимали. Их программа была программой борьбы. Она не должна была заменять те статьи, в которых крестьяне разных районов сводят свои требования. Поэтому статьи, возникающие из местных жалоб, следовало предварить введением, где изложены принципы, коих необходимо держаться всюду. Программа называлась "Статейным письмом". Точно определить время его создания нельзя, не говоря уже о трудности выбора между разночтениями, касающимися отношения к господам, согласным вступить в "Христианское объединение": надо ли смотреть на них, как и на остальных "благочестивых людей" или как на "чужаков". Нелегко понять, в какой степени "Статейное письмо" было декларацией полного социального переворота, а в какой отвечало революционной тактике, которая на первых порах должна была способствовать принятию неотложных крестьянских требований.

В Южном Шварцвальде Мюнцер провел, по-видимому, несколько недель между ноябрем 1524 г. и январем 1525 г. Сохранились лишь списки "Статейного письма", которые в начале мая 1525 г. были переданы городам Виллинген и Фрейбург (Брейсгау), дабы склонить их присоединиться к "Христианскому объединению". "Так как по сей день на бедного простого человека в городах и деревнях вопреки Богу и всяческой справедливости налагались великие тяготы духовными и светскими господами... то отсюда следует, что такие обузы и тяготы ни нести, ни терпеть дольше невозможно, если только простой бедный человек не хочет всецело обречь себя и своих потомков на полное нищенство. Посему провозглашаемое намерение этого христианского объединения состоит в том, чтобы с Божьей помощью освободиться, насколько это возможно, безо всякого применения меча и кровопролития, что, вероятно, не может быть осуществлено, разве только с братским увещеванием и объединением во всех надлежащих вещах, относящихся к общей христианской пользе..."

Далее обосновывается необходимость "братского увещевания", поскольку вступить в "Христианское объединение" предлагается не только "друзьям и любезным соседям", но и господам. Тем, кто откажется участвовать в "Христианском объединении", грозит "светское отлучение". Никто с ними не будет иметь дела ни на работе, ни во время досуга. Любое общение с ними будет запрещено, и смотреть на них станут как на отсеченную часть тела. Поскольку всякое предательство, угнетение и порча исходят из замков, монастырей и поповских имений, на них тотчас же налагается "светское отлучение". Если же дворяне, монахи и попы добровольно от них откажутся, переселятся в обычные дома и захотят вступить в "Христианское объединение", то их примут со всем имуществом. Все,

что надлежит им по "Божьему праву", они должны получить без ущерба.

"Светское отлучение" - грозное оружие. Оно призвано заставить господ не противиться справедливым требованиям. "Христианское объединение" рассматривается как инструмент далеко идущих преобразований, которые облегчат положение "бедного простого люда" городов и деревень сообразно с общей христианской пользой и "Божьим правом".

С наступлением весны 1525 г. крестьянские волнения в Верхней Швабии заметно усилились. Крестьяне Кемптенского аббатства, изверившись в том, что их жалобы могут быть удовлетворены юридическим путем, взялись за оружие. К ним присоединились жители многих других деревень Альгау. Теперь речь шла уже не о ликвидации злоупотреблений, а о необходимости осуществить "Божье право". Радикальное его толкование звало к сокрушению монастырей и замков как оплотов угнетения. Уполномоченные Швабского союза - учрежденного еще в конце XV в. альянса феодалов и имперских городов Юго-Западной Германии - пытались выиграть время, склонив повстанцев к переговорам. Но замысел их был разгадан. 24 февраля в Обердорфе посланцы крестьян провозгласили создание "Христианского объединения Альгау". Если первоначально вступление в него предполагалось добровольным, то тремя днями позже в Лейбасе из-за слухов о приближающемся войске Швабского союза крестьяне решили использовать принуждение.

К началу марта только в Верхней Швабии отряды восставших насчитывали более 40 тыс. человек. Но чем многочисленнее становились жалобы и наказы, принимаемые в лагерях повстанцев и на деревенских сходках, тем резче ощущалось отсутствие единства. Из массы разрозненных настояний надо было выделить самые существенные, чтобы создать программу, приемлемую для большинства.

С этой целью Ульрих Шмид, предводитель бальтрингенского отряда, обратился к двум подходящим "ученым мужам". Оба они, проповедник Шаппелер и скорняк-подмастерье Лотцер, находившиеся под влиянием идей Цвингли, составили главный программный документ Крестьянской войны, который сокращенно называют "12 статьями".

Ссылки на Священное писание должны были показать, что собранные воедино и обобщенные требования не противоречат Евангелию. Во Введении решительно отметался упрек в том, будто крестьяне повинны в мятеже,- действуют они лишь по воле Божьей. Первая статья была проникнута духом Реформации. Священник, которого выбирает община, обязан возвещать истинное Евангелие и вести себя подобающим образом под угрозой смещения. Содержать его следует за счет "большой десятины", вносимой зерном (ст. 2).

Крестьяне требовали отмены крепостного состояния и связанного с ним посмертного побора с наследства (ст. 3 и 11). Охота, рыбная ловля и пользование лесом должны перестать быть привилегией господ (ст. 4 и 5). Захваченные общинные земли, поля и луга надлежит вернуть общине (ст. 10). "Малую десятину" - десятину с овощей и скота - необходимо отменить (ст. 2), а также сократить повинности и оброк (ст. 6-8), поскольку их постоянное увеличение противно слову Божьему. Наказания, выносимые судом, должны покоиться на писаных уложениях, а не на произволе (ст. 9).

Восстановление прав общины - возврат общинных земель, обеспечение ее самоуправления, право выбирать священника -приобретало не только экономическое, но и политическое звучание. Однако воинственным духом "12 статей" не отличались: крестьяне готовы отказаться от любых требований, если им на основании Библии будет доказана их неправомерность. Допускалось также пополнение программы новыми статьями, коль па то подвигнет истинное понимание Евангелия (ст. 12).

Энгельс подчеркнул принципиальное различие между "12 статьями" и "Статейным письмом": хотя все современники приписывали Мюнцеру обе программы, "несомненно, что он не был автором, во всяком случае, первого документа". Энгельс не исключал возможности того, что Мюнцер не был автором и "Статейного письма". Для Энгельса важнее другое - обоснование тезиса о существовании двух "партий" среди восставших: "Революционная партия выдвинула свою программу еще раньше (т. е. до "12 статей",- А. Ш.) в "Статейном письме"...".

При всей умеренности "12 статей" звучавшая в них убежденность в том, что Господь скоро вызволит из плена взывающих к нему людей, воспринималась многими как оправдание мятежа. Само понимание Божьей воли как намерения освободить "бедного простого человека" от непомерного бремени поднимало в народе боевой дух. А стремление выйти за пределы местных интересов, придав жалобам и наказам обобщенный характер, способствовало сплочению. Составители "12 статей" хорошо знали чаяния большинства крестьян и удачно их выразили. Не случайно во время Крестьянской войны эта программа была напечатана не менее 25 раз.

"12 статей" стали самым распространенным программным документом мятежного крестьянства, ибо составлены так, чтобы одобрить их могли и крестьяне других охваченных восстанием районов. Одни - потому, что видели в них полное выражение своих жалоб, другие - потому, что расценивали их как тот минимум, достижение которого не исключало и более радикальных требований. Осуществление "12 статей" сильно подорвало бы материальные основы феодального господства. Крестьянам это принесло бы экономическое облегчение, повышение их социального статуса; возрос бы политический вес сельских общин. В деревне, да и не только в деревне, была бы ослаблена власть феодалов, укрепилось бы положение крестьян как простых товаропроизводителей - все это благоприятствовало бы проникновению капиталистических отношений в сельское хозяйство и развитию производительных сил.

Весной 1525 г. вооруженные отряды франконских крестьян все больше набирали мощь. Во многих местах пылали замки и монастыри. Казнь графа Людвига фон Хельфенштейна, который пытался мечом усмирить смутьянов, и группы его приближенных повергла господ в ужас. Решительные действия повстанцев долины Неккара во главе с Якобом Рорба-хом вызвали тревогу городского патрициата. Играя на противоречиях в лагере восставших, "отцы" Хайльбронна посеяли рознь и оживили среди них примиренческие настроения. Городской патрициат стремился потопить опасные требования крестьян в широкой программе реформ и достичь полюбовного соглашения с дворянством.

Не столько необходимость свести воедино требования различных отрядов Франконии, сколько стремление выработать программу, которая стала бы основой для общеимперской реформы, будто бы одинаково приемлемой для всех сословий, выдвинуло в Хайльбронне на первый план Венде-ля Гиплера, многоопытного служилого человека, примкнувшего к восставшим. Он воспользовался проектом, который был прислан ему Фридрихом Вайгандтом, бывшим прежде казначеем в Майнце. Светским господам, обязанным верно служить Империи, охранять бедных и защищать слово Божье, будут пожалованы лены, чтобы обеспечить им достойные доходы. Место действующего мирского права займет право Божье и естественное, дабы оно стало доступно и беднякам. Все суды должны состоять исключительно из мирян: председательствует всегда кто-либо из знати, но большинство членов суда - бюргеры и крестьяне.

Особая забота наряду с судопроизводством проявляется и о торговле. Пора покончить с неуемным своекорыстием, запретить большие торговые компании, гарантировать безопасность передвижения, ввести единую для всей Германии монетную систему, единые меры и вес. Из государственных налогов таможенную пошлину надлежит исключить совсем, а дорожную подать уменьшить и использовать только для строительства дорог. Платить налог непосредственно императору лишь раз в 6 лет. Все поземельные поборы могут быть выкуплены при единовременном вносе их 20-кратной суммы. Собственники капиталов должны ссужать свободные деньги магистратам под 4%, дабы те одалживали их нуждающимся под 5%. Таким путем будет покончено и с налоговым закабалением крестьян.

Дворянству, отмечал Энгельс, "были сделаны уступки, весьма приближавшиеся к современным выкупам и ведущие в конечном счете к превращению феодальной земельной собственности в буржуазную".

По существу Хайльброннская программа была бюргерской утопией, предвосхищением ряда тех завоеваний буржуазии, которые осуществились в Германии лишь во второй половине XIX в.

В середине мая 1525 г., когда собравшийся в Хайльбронне "крестьянский парламент" едва начал свою работу, гонцы принесли весть о разгроме вюртембергских повстанцев под Бёблингеном. Трухзес, военачальник Швабского союза, шел на Хайльбронн. Крестьянским вожакам было теперь не до обсуждения будущего государственного устройства. Они в спешке разъехались.

Патрициат Хайльбронна, решившись на измену, вступил в тайные сношения с Трухзесом. Гиплер бежал. Войска карателей жгли деревни и беспощадно расправлялись с бунтовщиками.

Хотя в отдельных местах крестьяне и добивались кратковременного успеха, отряды их все чаще терпели поражение. И пожалуй, в большей степени, чем недостаток организованности, здесь сказывалось отсутствие подлинной поддержки со стороны горожан. Среди повстанцев было немало городских плебеев, но сами города с их материальными ресурсами, артиллерией, боеприпасами, с изрядным числом опытных в военном деле людей, как правило, на сторону восстания не переходили. Вооруженные выступления крестьян во многих случаях служили толчком для усиления социальной борьбы внутри городов. Однако это обстоятельство сыграло и определенную сдерживающую роль. Антифеодальные устремления далеко не всегда находили отклик у бюргерства: патрициат боялся, как бы радикализм отдельных крестьянских требований не поднял городские низы и не покончил с их собственной властью.

В начале волнений, как это было в Вальдсхуте и Штюлингене, многие горожане считали возможным выступать совместно с крестьянами. Когда же восстание охватило обширные районы Шварцвальда и Верхней Швабии, яснее проявилась противоречивость позиции горожан.

Различное отношение городов к крестьянскому движению в значительной степени объяснялось тем, эксплуатировали ли они сами окрестных крестьян или же имели общие интересы с соседними сельскими общинами. Маленькие города, тесно связанные с округой хозяйственными нуждами, чаще всего присоединялись к восставшим.

Подобное же повторилось во Франконии и в других местностях: крестьяне не могли рассчитывать на действенную поддержку городов, хотя в отдельных районах значительное число их жителей вливалось в отряды повстанцев. Но даже весной 1525 г., в период подъема Крестьянской войны, большинство горожан не хотели участвовать в борьбе, коль скоро цели ее выходили за пределы реформационного движения.

Разумеется, позиция Лютера сыграла огромную роль в городах, где у власти оказались его приверженцы. В "Призыве к миру на основе 12 статей" он еще выступал как примиритель. Лютер обращался к "любезным друзьям-крестьянам", хулил господ, а особенно "слепых" епископов и "сумасбродных" монахов. В их злодействах - главная причина смуты. Господам необходимо согласиться на уступки. Из статей самая справедливая - первая, где крестьяне ратуют за право выбирать себе священника. Кое в чем они правы, но это не означает, что надо принимать все статьи. От чрезмерных требований должно отказаться. Дело следует уладить миром, положившись на третейский суд из городских советников и графов.

Грех мужикам, увещевал их Лютер, ссылаться на Христа, когда они идут наперекор Писанию, применяют силу и не подчиняются властям. Нельзя понимать Евангелие плотски, нельзя смешивать мирское царство с небесным. Если это произойдет, то Германия надолго будет ввергнута в хаос. Мирское царство не может существовать без неравенства: одни должны быть свободными, другие - подчиненными, одни - господами, другие - подданными. Даже крепостная зависимость не мешает человеку пользоваться христианской свободой. Он должен думать о Боге и спа-сении души, ибо царство Христа не от мира сего. Истинно верующий любую несправедливость обязан сносить терпеливо, пуще всего остерегаясь непослушания и мятежа.

В Эльзасе и городах Западной Германии восстание ширилось. В Шварцвальде после сравнительного затишья снова вспыхнул бунт. На землях Эльзаса, где жива была память о прежних крестьянских выступлениях, проповеди поборников Реформации воспринимались зачастую как оправдание мятежа: "Божье право" требует первым делом освободить народ от угнетения. Даже из Цаберна, где находилась резиденция епископа Страсбургского, клирикам, хранившим верность Риму, пришлось убраться. За короткое время под знамя повстанцев собрались тысячи людей. Во главе их стоял Эразм Гербер. Безграмотный ремесленник, он был превосходным организатором, и вскоре многие эльзасские города подчинились крестьянам. Монастырям не было пощады. Священники, попадавшие в руки бунтарей, должны были письменно свидетельствовать, что они проповедовали лжеучение. Повстанцы, принуждая города к сдаче, обещали никому, кроме духовенства, не чинить обиды. Правда, ростовщики вызывали у них не меньшую вражду, чем паписты.

Если в начале восстания общей программой всех отрядов были "12 статей", то вскоре многим они стали казаться слишком умеренными. Вслед за монастырями принялись и за поместья дворян. Вековая ненависть к угнетателям воплотилась в давнем призыве: никто не должен стоять над народом, кроме Бога и императора. Только последнему надлежит платить подать.

Ни епископ, ни дворяне не могли противопоставить восставшим сколько-нибудь значительной военной силы. Попытки выиграть время тоже ни к чему не привели. Буцер и другие видные евангелические проповедники Страсбурга тщетно пытались убедить повстанцев, что истинное Евангелие воспрещает мятеж. Правителям Эльзаса оставалось последнее средство - призвать чужеземцев. Герцог Антон Лотарингский решил помочь соседям своим сильным войском. Он шел против непокорных мужиков, словно в крестовый поход: в сопровождении кардинала, апостолического комиссара и толпы клириков. Уничтожив несколько крестьянских отрядов, он окружил Цаберн, недавно захваченный восставшими. Все призывы Гер-бера о помощи были напрасны. Герцог же настаивал на сдаче. А когда 16 мая безоружные люди вышли из города, ландскнехты учинили резню, страшнейшую за всю историю Крестьянской войны: перебито было 18 тыс. человек.

Эта бойня, как и вести о разгроме тюрингских отрядов под Франкен-хаузеном, укрепила позиции тех, кто искал мира. Движения в городах Западной Германии, особенно значительные во Франкфурте и Майнце, пусть и возникшие под влиянием крестьянских выступлений на Юге, были порождены бюргерской оппозицией и острием своим направлены против духовенства: община настаивала на праве избирать священника, монастыри распускались, часть десятины отводилась на общественные нужды, клирикам запрещалось скупать имения мирян, духовные лица, занимавшиеся ремеслом, обязывались делать в пользу цеха соответствующие отчисления. Хотя ряд требований касался непомерной власти магистрата и облегчения положения "простого люда", эти движения, как правило, не выходили за пределы умеренной реформации.

Чем шире распространялось восстание крестьян Верхней Швабии, тем чаще в горных областях Австрии появлялись их эмиссары, чтобы подбить соседей присоединиться к бунту. Некоторое время эрцгерцогу удавалось разными посулами, созывом ландтага, а то и казнями держать в узде недовольных. Вспыхнувший весной 1525 г. мятеж с поразительной быстротой набирал силу. Восставшие тирольцы захватили Бриксен. По всей округе принялись громить монастыри, опустошать замки и поповские подворья. Наиболее ненавистные советники эрцгерцога бежали из страны. Он сам, ощущая бессилие, опять обещал созвать ландтаг. Но реальная власть на обширной территории принадлежала уже вождю повстанцев Михаэлю Гайсмайеру.

Помимо Тироля восстанием были охвачены архиепископство Зальцбург, Штирия, Каринтия, Крайна. Дворяне многих районов Верхней и Нижней Австрии уповали лишь на помощь Швабского союза и баварцев. Крестьяне, поддержанные горнорабочими, нанесли ряд поражений войскам эрцгерцога. Даже когда в Средней Германии восставшие были разгромлены и исход Крестьянской войны считался предрешенным, в австрийских землях еще долго продолжалось сопротивление.

Не только полководческим талантом прославился Гайсмайер. С его именем связан один из интереснейших программных документов Крестьянской войны - "Земское устройство". Из него видно, как зажиточные крестьяне Тироля представляли себе будущее. Всех дворян и церковников, утеснявших "простого бедного человека", противившихся истинному слову Божьему и "общей пользе", следовало истребить. Ради полного равенства должны быть уничтожены не только замки, но и все городские укрепления. Города как таковые перестают существовать. Нет ни купцов, ни коробейников. Все ремесленники собраны в одной местности, а изготовленные ими вещи продаются без наценки в немногочисленных лавках. За этим следят особые должностные лица. Они же заботятся, чтобы товары, которые не производят в стране, вроде пряностей, закупали за границей. Мелиорация пустошей и болот позволит выращивать больше хлеба и разводить больше скота - зависимость от ввоза существенно уменьшится. Насаждаются оливковые деревья и шафран, в междурядьях виноградников сеют зерновые. Монополия торговли принадлежит государству. Процветавшее в Тироле горнорудное дело обращается в собственность страны, а прибыль идет на покрытие ее расходов.

В Бриксене учреждается единственная высшая школа, где постигают слово Божье. Трое ее ученых мужей входят в состав избираемого народом правительства и на основе Писания решают все, относящееся к пониманию "Божьего права". Крючкотворству и софистике положен конец. Все ненужные книги сожжены.

Десятину тратят на содержание священника и попечение о бедных. Если средств не хватает, вводится особый налог, взимаемый пропорционально достатку. Как видим, имущественное неравенство сохраняется. Монастыри и дома Тевтонского ордена переустраивают в госпитали и приюты.

Тироль, через который проходили оживленные торговые пути из Италии на север, и запад Германии, превращался в замкнутое государство, построенное на принципе почти полной автаркии. Идеальная "мужицкая республика" Гайсмайера - наглядное свидетельство того, как начали бы осуществлять "Божье право" и полное "христианское равенство" крепкие крестьяне Тироля, будь их воля.

Когда Лютер пытался удержать колеблющихся от выступлений, а Трухзес в первой половине апреля громил повстанцев Верхней Швабии, пламя Крестьянской войны с особой силой занялось в Средней Германии. И Мюнцер сделал для этого все, что мог. Он вернулся в Мюльхаузен с юга в середине февраля 1525 г. Час неминуемого переворота близок! Он готовил народ к решающей борьбе. Восстание подбиралось все ближе к границам Тюрингии - 18 апреля поднялись крестьяне Фульдского аббатства, ополчились против господ эйхсфельдцы. Положение в Мюль-хаузене было чрезвычайно сложным. Месяц спустя после возвращения Мюнцера магистрат свергли. Новый магистрат получил название "Веч-ного совета" - члены его должны править пожизненно. Посадский люд и крестьяне влияли на его деятельность, хотя представлены в нем непосредственно не были. Все жители города, а не только полноправные бюргеры присягали на верность "Вечному совету". Католическое богослужение отменялось. Ценности, изъятые у церквей и монастырей, пополнили казну. Отобранное у Тевтонского ордена имущество употребили на то, чтобы в окрестных деревнях обеспечить нуждающихся зерном.

В истории Крестьянской войны Мюльхаузен занимает особое место. И не только потому, что он был одним из немногих значительных городов Империи, которые целиком перешли на сторону восставших. Благодаря Мюнцеру Мюльхаузен стал идейным средоточием повстанческого движения в Тюрингии. Во Франкенхаузене, Нордхаузене, Зангерхаузене, Эйзенахе и Лангензальце действовали выпестованные им люди.

Раньше других восстали здесь крестьяне в долине Верры. Под Эйзе-нахом отряд попал в западню: магистрат согласился сдать город, но пройти в ворота дозволил только вожакам, будто бы для переговоров. Их тут же взяли под стражу, а среди повстанцев пустили слух, что кара близится: грозное войско ландграфа Гессенского уже на пороге. Многие крестьяне предпочли вернуться домой.

В Лангензальце восстание началось с роспуска монастырей и изгнания клириков, верных Риму. Однако когда 26 апреля отряд мюльхаузен-цев появился у ее стен, требуя выдачи собственных беглых, горожан и монахов, ворота ему не открыли: настороженность не помеха единомыслию. Здесь сказалась характерная для повстанцев черта: границы проходили не только по земле, но и в сознании. Мюльхаузенцы действовали за пределами своей территории, а нарушал границы обычно вторгнувшийся неприятель. Мюнцер надеялся, что по всей Тюрингии загудят набатные колокола, возвещающие о восстании. Из месяца в месяц он и его последователи проповедовали мысль о неминуемом перевороте, создавали союзы - будущие очаги восстания. Но события разворачивались не так стремительно, как полагал Мюнцер. Да и в отряде мюльхаузенцев было далеко до единодушия. После захвата Эбелебена и разорения еще нескольких замков и монастырей Мюнцер хотел идти на помощь Франкенхаузену. Однако большинство на военном совете не вняло его речам. Их соблазнила легкая добыча: в богатых монастырях Эйхсфельда повстанцы захватили много разного добра, но упустили время. Только когда все вокруг было опустошено, двинулись к Франкенхаузену. Тем часом положение в Лангензальце тоже изменилось - сторонники Мюнцера принудили магистрат подчиниться. Город стал оказывать помощь действовавшим в округе отрядам.

Лютер с ужасом смотрел, как в Тюрингии разгорался бунт. Его поражала нерешительность князей. Сколько раз он предостерегал: Мюнцер,

этот кровавый пророк, отравляет людей своим учением и готовит мятеж. Теперь оправдались самые мрачные предсказания. Корень всех несчастий в архисатане, который правит в Мюльхаузене. Лютер снова взялся за перо. От лукаво-примирительных фраз "Призыва к миру" не осталось и следа. Страницы его нового памфлета "Против разбойных и грабительских шаек крестьян" отличались неистовой жестокостью: десятикратно заслуживают взбунтовавшиеся мужики смерть телесную и духовную. Три рода ужаснейших грехов лежит на них: как клятвопреступники и непокорные негодяи, поднялись они против своих господ, которым обязаны послушанием; как грабители и убийцы, разоряют они монастыри и замки; мало того, злейшие богохульники еще прикрывают Евангелием свои отвратительные преступления.

Мятеж подобен большому пожару, поэтому всякий, кто может, твердил Лютер, должен любым способом умерщвлять восставших. Нет ничего более дьявольского, чем бунтарь. Его надо убивать, как бешеную собаку. Если ты его не уничтожишь, он прикончит тебя, а вместе с тобой погубит и страну.

Тем временем Мюнцер делал все возможное, чтобы стянуть к Франкен-хаузену побольше сил. Особенно ему помогали альштедтцы. Верные люди умело организовывали крестьян. Под Франкенхаузеном собралось свыше 6 тыс. человек - ни один отряд Тюрингии не был столь многочислен, и, единственный в Тюрингии, он имел свою собственную программу, состоявшую лишь из четырех пунктов. Содержание "12 статей" отразилось только в двух, где речь шла о свободе проповедовать слово Божье и о том, что лесные угодья, воды, пастбища и охота должны принадлежать всем. Мюн-церовы же устремления были сформулированы предельно сжато: князья обязаны снести свои замки, отказаться от титулов, чтить одного лишь Бога. Зато им отдавали все имущество духовенства, находившееся в их владениях, и возвращали заложенные имения. Суля светским властителям земли церковников, Мюнцер еще раз пытался склонить их на свою сторону. Два графа клятвенно согласились принять предложенные им статьи.

Мюнцер обещал прийти с большой подмогой, но, когда 12 мая он вступил во Франкенхаузен, с ним было только 300 человек. Эрнсту Мансфельд-скому, заклятому своему врагу, Мюнцер направил грозное послание: он хотел поднять подвластных графу горнорабочих и внушить мужество крестьянам, собравшимся во Франкенхаузене. Дело шло к решающему сражению. Три недели, с первого выступления в Лангензальце, повстанцы не встречали сопротивления. Курфюрст Фридрих, старый и больной, не торопился применять силу и сдерживал Иоганна, своего брата. Но Лютер убедил его, что все мятежники - грабители и убийцы, и тот сразу же после смерти курфюрста стал стягивать в Веймар войска.

Герцог Георг Саксонский не в пример Фридриху Мудрому сомнений не испытывал. 14 мая его головной отряд вступил в стычку с защитниками Франкенхаузена, но успеха не добился. На следующий день, 15 мая, повстанцы расположились на удобной возвышенности к северу от города. Отсюда они писали князьям, что не хотят ничего, кроме "Божьего права", и охотно избегнут кровопролития. В ответ князья потребовали выдачи Мюнцера и его приближенных. Многие заколебались. Но Мюнцеру удалось восстановить положение. Он сумел убедить крестьян: Господь отобрал у правителей власть и даст ее бедному люду. Когда он говорил, на небе засияла радуга. А ведь она как символ мюнцерова союза была изображена на его хоругви!

Пока Мюнцер проповедовал, а крестьяне дивились небесному знамению, враги окружили их. Пленника-дворянина послали к князьям, прося пощады. Те снова требовали выдать Мюнцера. Крестьяне ответили,

что сделают это, если на диспуте кто-либо его победит. Князья настаивали на своем.

И тут первые залпы пушек обрушились на крестьян. Они еще пели мюнцеров гимн, когда ядра стали разносить укрепления, наспех сооруженные из возов. Началась паника. Сопротивляющихся и бегущих убивали беспощадно. Резня продолжалась и на улицах города. Около 5 тыс. крестьян было уничтожено, лишь 600 взято в плен. Раненый Мюнцер был передан Эрнсту Мансфельдскому и подвергнут пыткам.

Мюльхаузен на унизительных условиях сдался на милость победителей. 54 человека, в том числе и Мюнцера, казнили. Этой победы князей было достаточно, чтобы по всей Тюрингии и в соседних землях отряды повстанцев стали неудержимо таять. Если пламя восстания не распространилось дальше на север и восток, то в значительной степени из-за разгрома под Франкенхаузеном. Хотя в отдельных районах вооруженные выступления крестьян продолжались летом и осенью 1525 г. (Пруссия, Верхняя Швабия), а в Зальцбурге и Тироле - и в следующем году, современники считали, что поражение повстанцев под Франкенхаузеном и резня, учиненная князьями, внявшими кровожадному призыву Лютера, фактически положили конец великому восстанию.

Реформацию и Крестьянскую войну многие историки вслед за Энгельсом считают раннебуржуазной революцией в Германии и обычно датируют 1517-1525/26 гг. Поэтому разгром мятежных крестьян толкуется как конец раннебуржуазной революции. Однако подобное мнение может быть принято лишь в том случае, если под "буржуазной революцией № 1" понимать только события, разыгравшиеся на территории Империи, да и то с оговоркой, что поражение Крестьянской войны было концом "критического эпизода" этой революции, но отнюдь не самого революционного процесса, продолжавшегося и в Германии, хотя в иных формах, и в других странах.

Западная Европа знала немало крупных крестьянских движений, но ни одно из них по своему размаху и значению не может сравниться с восстанием 1525 г. Огромные территории - от Швейцарии и альпийских земель до отрогов Гарца и Рудных гор - были охвачены мятежами. Во многих районах к восстанию присоединилась большая часть населения, способного носить оружие. Это сразу же выявило трудности, которые редко удавалось преодолевать: не хватало ни снаряжения, ни людей, могущих слить разрозненные выступления в единый и целенаправленный революционный поток.

Особую остроту нередко приобретали восстания на принадлежавших церкви землях: раздавались призывы секуляризовать церковные имущества и избавиться от подчинения духовным феодалам. По отношению к светским владетелям тоже проявлялась достаточная решимость. Крестьяне настаивали на уничтожении феодальной эксплуатации или, по крайней мере, требовали значительных послаблений. Восстание приобретало наибольший размах там, где дальновидные вожди осознали необходимость выступать в единстве с другими оппозиционными силами, дабы преобразовать общество в интересах всего народа. Но тем не менее Крестьянская война потерпела поражение. Как отмечал Энгельс, "местная и провинциальная раздробленность и неизбежно порождаемая ею местная и провинциальная узость кругозора привели все движение к гибели... ни бюргеры, ни крестьяне, ни плебеи не оказались способными на объединенное общенациональное выступление" .

Хотя Крестьянская война бушевала во многих землях Германии, охвачена ею была лишь часть Империи. В Баварии происходили волнения, но правителям удалось удержать страну от всеобщего мятежа. В саксонских землях установившиеся раннеабсолютистские формы власти и соответствующие средства принуждения были действенно использованы для предотвращения восстания. В северных землях Империи положение крестьян было относительно благополучным. Тут натиск феодалов-землевладельцев на крестьянские права не носил еще всеобщего характера, обстановка была менее взрывоопасной.

Наиболее яростными и массовыми были выступления там, где тяжесть феодальных повинностей становилась совершенно нестерпимой. Однако создание централизованного национального государства не воспринималось восставшими как главная цель. И немецкие гуманисты, и деятели Реформации способствовали пробуждению национального сознания, но немецкая нация как таковая еще только складывалась. Устранение территориальной раздробленности не стало первоочередной задачей, хотя в Хайльброннской программе пути к этому и намечались. Политические чаяния восставших были в значительной степени сосредоточены на усилении сельских общин. В различных проектах "земского устройства" блюсти интересы "бедного простого люда" должны были ландтаги, а само государство, образованное из отдельных земель, мыслилось как противовес власти императора. Не менее характерной была и другая тенденция: восставшие хотели ограничить влияние территориальных князей, особенно духовных, и таким образом изменить соотношение сил на местном уровне, не имея в виду устроения всей Империи.

Раздробленность движения проистекала и из самого уклада крестьянской жизни. В соответствии с традиционными для сельской общины представлениями крестьяне зачастую не сомневались в искренности посулов высоких господ и наивно верили в справедливость государя. В военном отношении они тоже обладали незначительным опытом и не могли противостоять тяжелой артиллерии, рейтарам и вымуштрованной пехоте, хотя в ряде решающих столкновений и были достаточно хорошо вооружены. Повстанцы не умели организовать сопротивление согласованным наступательным действиям противника, использовать свое численное превосходство или преимущества местности. Оборонительная по большей части тактика крестьянских отрядов тоже не способствовала достижению победы.

В этих условиях основным стал вопрос, выступит ли бюргерство во главе движения, дабы принять на себя ведущую роль. Опыт начальных лет Реформации, когда во многих городах пусть под религиозным знаменем, но возникал широкий союз оппозиционных сил, не исключал такой возможности. Но возглавит ли бюргерство вооруженную борьбу против феодалов и патрициата?

Хотя в лагерях повстанцев появлялось немало горожан, готовых сражаться в едином строю с крестьянами, позиция городов и бюргерства оставалась двойственной. Бюргеры сами нередко эксплуатировали крестьян, боялись потерять собственные земельные владения или часть доходов. Посему они либо становились на сторону "законности и порядка", либо в лучшем случае выступали в роли примирителей.

Бюргерство не было еще ни достаточно могущественным, ни достаточно развитым, чтобы суметь объединить под своими лозунгами остальные мятежные сословия - городских плебеев, низшее дворянство и крестьян. Весьма сложными были отношения между сельскими жителями и горнорабочими, хотя в Рудных горах, в Гарце, в Тироле и Зальцбурге горняки поддерживали восставших.

Если на начальных этапах Реформации руководящая роль бюргерства стала реальностью, то в ходе Крестьянской войны обнаружилось, что оно еще не созрело в качестве ведущей силы раннебуржуазной революции. А сами народные массы, стремившиеся покончить с непомерно возросшим феодальным гнетом, даже и выступая как движущая сила исторического прогресса, не были и не могли стать гегемоном движения. Но подрыв феодальных отношений по существу содействовал возникновению условий, благоприятствующих буржуазно-капиталистическому развитию.

Что же выделяет революционные события в Германии из других сравнимых исторических процессов? Прежде всего, Реформация и Крестьянская война нанесли католической церкви как надежнейшему оплоту феодализма такой удар, от которого она никогда не оправилась. Реформация способствовала выработке среди широких народных масс нового самосознания. Во многих землях Германии было покончено с особым положением духовенства 12.

Разгром восстания повлек за собой неисчислимые жертвы. Народу дорого обошлась его попытка освободиться: если в 1524-1525 гг. за оружие взялись более 200 тыс. крестьян, то примерно половина из них поплатились за это жизнью. Пусть далеко идущие программные цели революционного движения не были и не могли быть осуществлены, Крестьянская война привела не только к жертвам и поражениям. В некоторых землях феодальный натиск был приторможен. Но еще важнее было то, что массовое народное движение охватило обширные территории страны, разрушая оплоты феодальной власти. Церковь как опора и неотъемлемая часть феодального строя обнаружила свою слабость, что заставило усомниться не только в справедливости освященных веками порядков, но и в их непоколебимости. Такие, люди, как Томас Мюнцер и его единомышленники, пробудили революционную инициативу народа. "Бедный простой люд" деревень и городов почувствовал свою силу. Новое, радикальное понимание "Божьего права" нельзя было вытравить из сознания никакими карами.

С поражением Крестьянской войны, этого особенно драматического, хотя и короткого акта "буржуазной революции №1", сама революция не прекратилась. Центр длительного революционного процесса, именуемого Реформацией, начавшегося в Германии в 1517 г., все больше и больше перемещался в Нидерланды.

Примечания

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 392.
2. Там же. С. 356, 359, 364.
3. Там же. С. 371.
4. Там же. С. 399, 402.
5. Deutsche Geschichte. В., 1983. Bd. 3. S. 157.
6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 414.
7. Deutsche Geschichte, Bd. 3. S. 161-162.
8. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 18. С. 572; Т. 21. С. 314, 417; Т. 22,
9. С. 307; Т. 36. С. 202, 227.
10. Deutsche Geschichte. Bd. 3. S. 185.
11. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 435.
12. Deutsche Geschichte. Bd. 3. S. 185-186.

Реформация как системный кризис

Жесткость властей и определенность позиции Лютера по отношению к восставшим крестьянам имели глубокое обоснование. Своим учением о двух мечах Христовых, о двух империях - земной и небесной - Лютер создал основы понимания свободы и неотчуждаемости личности в рамках существующих социальных институтов. Радикальные движения как крестьян, так и дворян были направлены и против институтов, и против свободы личности.

И в этом коренное отличие лютеранства как провозвестника Нового времени от средневековых (и не только средневековых) ересей, которые в сущности имеют один и тот же набор признаков. Среди них - замкнутость, чувство избранности, различная степень агрессивности. Главный же, сущностный признак на примере еще гностицизма определил протопресвитер Александр Шмеман: «Вместо драмы греха, прощения, спасения - драмы личной: между Богом и человеком, здесь предлагалась некая космологическая схема» . С таким же успехом может быть предложена и схема социальная или эсхатологическая. Суть дела ведь не в том, что предлагается, а что замещается предложенным, суть дела в отрицании личной драмы, «творческой трагедии человеческой жизни», являющуюся, по словам протоиерея Георгия Флоровского содержанием истории. Естественно, что Лютер как автор трактата «О свободе христианина», как крупнейший мыслитель своего времени разглядел опасность «плотского», как он сам выражался, толкования своего учения и своих реформ. И проявил ответственность, призвав к решительному и последовательному подавлению крестьянских выступлений.

Не менее жесткой была позиция князей (тоже независимо от конфессиональных пристрастий) и по отношению к взбунтовавшимся дворянам. Вычленить дворянское движение из реформационного, памятуя о том, что сочинения Гуттена были осуждены на Вормсском рейхстаге вместе с произведениями Лютера, что в начале 20-х годов XVI в. их считали равными по значению деятелями , невозможно. Некоторые современники утверждали, что «дьявольский монах и Франц фон Зиккинген - одно и то же», называли участников восстания «воинами Лютера» . Гуттен писал, что вынужден переносить «ошибочность имени», что он «не лютеранин», хотя и привержен тому же делу . Именно противники Лютера плели интриги с целью вынудить виттенбержца направиться в 1521 г. к Зиккингену в Эбернбург, а не на Вормсский рейхстаг .

Отказ Лютера ехать в Эбернбург означал намерение действовать в институциональных рамках. Его учение, открывая путь к индивидуальному спасению, снимало вопрос о социальном переустройстве, освящало действие в рамках существующего социального порядка.

Но в том-то и дело, что порядок этот менялся на глазах. Поэтому, кстати, очень трудно говорить о «социальной природе» Швабского союза - он сам был орудием социальных изменений. В воззвании Хартмута фон Кронберга антипапские пассажи соседствуют с тезисом, который можно считать резюме причин дворянского восстания: «Мы, бедные благородные кнехты (как звали себя наши предки), не имеем никакого положения в империи». Или: «не являемся сословием империи» . Оба перевода равноправны. Империя олицетворяла и земной, и небесный порядок, гарантировала привилегии и права всех сословии и была оплотом христианства. «Ни одно сословие не должно быть отринуто», - предостерегали нюрнбергские богословы–католики, ощущавшие тождество социальных и религиозных изменении , а дворяне–мятежники хотели, чтобы сословия «потеснились», вернувшись к старым добрым временам. «Реакционность» и «революционность» постоянно менялись местами.

Общим местом является тезис о традиционализме любого средневекового протеста. Проповедниками–реформаторами, как известно, отвергалось понятие «новое учение», они заявляли, что их цель - возвращение к евангельской вере, искаженной за несколько последних веков . Возрождение старых дворянских традиции было идеалом Гуттена, традиционализм был свойствен и франконскому восстанию, и дворянам, собравшимся в Швейнфурте. Особенно это касалось приверженности к традиционным нормам, обычаям неприятия писаного права и неприязни к «писцам», представителям нового порядка. Это объединяет Швейнфуртскую петицию, протестовавшую против суда Швабского союза, в котором заправляли ученые–юристы, со взглядами столь разных деятелей Реформации, как Гуттен, Гиплер, Эберлин, Гергот .

Основные реформационные учения только начали оформляться в ту пору. В городах Юго-Запада шла институализация реформационного движения, в княжествах делались первые шаги к территориальной церкви. Восставшие дворяне с их агрессивным традиционализмом, с их неприятием публичноправовых институтов, всего того, что было связано с писаным правом, оказывались близки к радикальным движениям, которые принято называть низовыми.

Низам была чужда Лютерова доктрина о двух империях, об изначальном разделении земного и божественного, на которой основывалась концепция христианской свободы, внутреннего и внешнего человека . Общинный человек мыслил по-другому. И человек корпоративный, дворянин - тоже.

То, что не по классовому признаку объединяются те или иные направления в Реформации, на мой взгляд, очевидно. Более широкий социальный критерий, безусловно, допустим. Асоциальный характер носили движения слоев, образовывавших системную целостность Средневековья - той части крестьян и той части дворян, которые противились шедшим изменениям. Двойственный характер имела городская Реформация.

Но применительно к той эпохе само понятие «социальный» многозначно. Потому следует говорить о классификации движений по толкованию личности как субъекта веры (выражение Вл. Соловьева) или же члена корпорации, общины, подданного империи. Ведь все эти социальные общности не были в понимании современников исключительно социальными. В полном названии империи - Священная Римская первый член был весьма существен. В ходе Реформации проявилось единство локального и универсалистского, с какой точки зрения ни оценивать происходившее - политически или конфессионально. Власть магистратов нуждалась в имперской легитимации, а городская христианская община признавала только авторитет христианского собора, даже не имперского собрания.

И в связи с этим надо сказать несколько слов о знаменитой Гейльброннской программе.

Обычно этот источник, как и другие программные документы эпохи Реформации, оценивался по принципу «осуществление такого-то требования объективно отвечало интересам бюргерства», хотя надо было еще доказать наличие определенного интереса. А вопрос об осуществимости вообще обходился. Говоря же о Гейльброннской программе, следует признать, что собственно о бюргерстве речи там не идет. Там есть «города, коммуны и общины», есть стремление реформировать их «по божескому и естественному праву». Есть и все остальное, содержащееся также в различных городских петициях и жалобах, - реформа имперского суда, упорядочение налогов, упразднение монополий. Наконец, есть утверждение, что «все сословия должны вести себя по-божески, по-христиански, по-братски честно, чтобы никто не терпел от них несправедливых отягощений». И, конечно, есть общее для всех традиционалистских программ требование ограничить деятельность «докторов права» - носителей нового порядка, основанного па писаном праве .

Последнее гораздо более важно, чем многое другое, содержащееся в документе. Автору Гейльброннской программы удалось выразить здесь то, что, по существу, было содержанием конфликтов городов с имперскими органами, что проявилось и в письмах Экка. Города противостояли формировавшемуся княжескому абсолютизму, отрицавшему вое то, на чем строилось городское устройство - средневековое, статичное, сословное.

Гейльброннская программа в общем-то осуществлялась городами в той ее части, которая касалась реформирования общин, хотя магистраты не уповали на христианское поведение других сословий. Но отказаться от услуг докторов права советы не могли - вспомним, как те увещевали крестьян, подвластных Нюрнбергу.

Проповедь братской любви, которая содержится и в Гейльброннской программе, заканчивалась, как правило, призывами к социальному переустройству, к этому же вели и пожелания избавиться от «писцов». Традиционализм магистратов имел свои пределы, как и цвинглианская Реформация, и это были вовсе не пределы «прогрессивности», напротив, будущее было отнюдь не за народной Реформацией, не за теми, кто стремился вернуться в прошлое. Борясь за изменение своего положения в имперских институтах, власти городов принимали многое из того, что нес с собой нарождавшийся княжеский абсолютизм, тем более что в Реформации магистратов активно участвовали новые городские слои, обязанные появлением и существованием проникновению новых, бюрократических элементов в городское устройство. Это было и новое право, столь ненавистное и дворянам, и крестьянам, и примкнувшим к ним бюргерам. Это были и те изменения в повседневной жизни, которые принесло с собой книгопечатание.

В современной науке, причем не только исторической, существует понимание модернизации как процесса прежде всего социокультурного, сутью которого было, во-первых, утверждение нового понимания отношений между Богом, человеком и обществом, и, во-вторых, переход от доминирования устной культуры к обществу, где отношения строятся на основе письменной культуры, в рамках которой вырабатываются нормы и ценности, передается информация.

Модернизация проводилась в первую очередь носителями письменной культуры, прото- и просто бюрократией. Функционально она происходила в форме коммуникативного переворота, в принципиальном изменении методов общения и связей между субъектами общества. При таком толковании и книгопечатание, и монетаризм, и установление публичноправового порядка предстают как части единого процесса. Но, повторю, коммуникации функциональны, а сущностные изменения происходят в ценностной ориентации общества, прежде всего в том, что принципиально меняются отношения между Богом и человеком, а христианский персонализм, хотя бы и в такой форме бытования, как рыночный индивидуализм, становится основой общественного устройства.

Реформация явилась первым шагом на долгом эволюционном пути модернизации. Неготовность общества к восприятию идей Лютера выразилась в революционных движениях. Это было предостережением - ведь то, что принято называть революцией, было реакцией уходящего Средневековья. Реакционный (не консервативный, а именно реакционный) характер будущих революций проявился в Германии в полной мере.

Необходимо отметить еще одну весьма существенную деталь. Тот «интеллектуальный средний слой», ядро которого составляли проповедники, печатники, книжные мастера, художники, а также городские писари, образованные люди, работавшие в магистратах, юристы (см раздел 1.1), вовсе не был носителем новоевропейского сознания. Традиционалистские движения склонны были к сакрализации общинной жизни и к демонизации новой культуры и ее носителей. Но и сами эти носители еще долгое время (и даже до сих пор) были склонны к магическому, жреческому, демиургическому толкованию своей деятельности. XVI столетие, да и вся эпоха Возрождения, - это время колдунов, алхимиков, искателей тайного знания.

Что же касается «революционности–реакционности», то двусмысленность лексики в данном случае неизбежна - понятийный аппарат исторической науки складывался в рамках левой традиции. Так, например, никак не удастся избежать термина «феодально-сеньориальная реакция», о которой шла речь в связи с экономическим положением дворянства. Крестьянская война была направлена именно против этой «реакции», которая явилась следствием монетаризации общественной жизни, приспособлением феодального хозяйства к принципиально новым феноменам, то есть была уж не столь реакционна. Аналогичные процессы прослеживаются и в связи с Крестьянской войной 1514 г. в Венгрии . Пользуясь случаем, хотел бы отметить, что поставленный А. Я. Шевеленко в рецензии на исследование венгерских событий вопрос о правомерности употребления термина «крестьянская война» не актуален по отношению к тому, что происходило в Германии. Историки на протяжении почти пятисот лет пользуются термином Bauernkrieg, который употребляли современники событий, прекрасно осознававшие опасность, исходившую от разрушительных, асоциальных, по существу антицивилизационных движений и ересей.

Эти движения и ереси были следствием качественного скачка в коммуникациях, связанного с книгопечатанием; качественного интеллектуального развития в средневековой, а значит, недостаточно христианизированной стране. В результате распространения Священного Писания сам его текст, вопреки его смыслу и духу, приобрел магический характер, стал толковаться, плотски, телесно, материально, социально. Произошла разрушительная социальная объективация фундаментальных принципов иудео-христианской цивилизации. И прежде всего потому, что читателем оказался человек общинный, не оперировавший в своих толкованиях Библии категориями, связанными с личностью, с ее трансцендентным достоинством, со свободой воли. Речь идет о массовом восприятии Священного Писания. Но это не снимает ответственности с проповедников–подстрекателей, принадлежавших к интеллектуально активной части общества.

В первые годы Реформации нельзя говорить о конфессионализме как политическом факторе. И вообще давно уже очевидно, что следует вести речь об эпохе Реформации и Контрреформации, не связывая качественные, модернизационные изменения с одной из конфессий. Для кого-то имя Лютера ассоциировалось со смутой, для кого-то, наоборот, с порядком, который устанавливался в общинах, или же с возможностями усиления публичноправовой власти. Бессмысленны и рассуждения в категориях классовой борьбы - католики и лютеране объединялись и против крестьян, и против дворян, точнее сказать, против асоциальных сил внутри обоих сословий. Лидерами сопротивления разрушительным движениям были князья. Они же представляли собой единственную модернизационную силу.

И поэтому против князей, в частности против зарождающейся под их эгидой бюрократии, против публичноправового порядка были направлены протесты сил традиционалистских, средневековых. Силы эти были представлены и дворянами, и крестьянами, и частью бюргерства. Кстати, «писцы» были не единственным общим врагом, ненависть к которому скрепляла традиционалистскую социокультурную общность. Для историков–марксистов всегда было крайне затруднительно охарактеризовать неприязнь к Фуггерам и Вельзерам, поскольку антимонопольное движение объединяло самые разные социальные слои - мелкое и среднее купечество, цеховых ремесленников, дворянство. Оставалось лишь произносить ничего не значащие фразы о «противоречивости» и «неоднородности» вроде бы прогрессивного движения. Вместе с этим признавалось и признается, что связь государственной власти с «ранней буржуазией» нельзя оценивать отрицательно, что это явление характерно и для других западноевропейских стран .

Общим врагом всех традиционалистских сил были те группы и лица, которые могут быть названы субъектами воли. Это и зарождавшаяся бюрократия, руководствовавшаяся писаным правом, а не обычаем; и купцы–монополисты, игнорировавшие цеховой строй; и князья; и объединение князей, которым был Швабский союз. Именно княжеская власть, у Габсбургов сочетавшаяся еще и с императорской, была главным субъектом модернизации. Именно она укрепляла публичноправовой порядок и связанные с ним новые социальные слои. Именно она навязывала обществу монетаризацию всех сторон его жизни, прежде всего военного дела. Именно она, повторю, предотвратила социальную катастрофу во время Крестьянской войны. И только при поддержке княжеской власти институализировалось новое вероучение. Те города, история которых рассматривается в данной работе, со временем частично вошли в состав Баварии и частично - Вюртемберга. И в зависимости от этого в них укрепилось либо католицизм, либо лютеранство. Впрочем, уже в XVI в. существовали паритетные общины, сохранившиеся до сих пор. Столь раннее их возникновение еще раз напоминает об относительности конфессионализма в изучаемый период и позволяет поставить вопрос о понятии свободы совести уже в те времена. С такой точки зрения может рассматриваться и позиция городов на рейхстагах.

В ходе Реформации двойственная природа города стала очевидной. И потому стремление князей подчинить себе имперские города, включить их в территориальную систему вряд ли может быть отнесено к проявлениям «феодальной реакции». Имперский город был частью средневековой общественной системы. Это касается и сословной замкнутости города, и его встроенности в архаичную империю, в рамках которой города так и не смогли добиться улучшения своего положения.

Речь идет именно о городах. Неправомерно говорить о бюргерстве как о субъекте политики, если речь идет об империи, а не об отдельных общинах. Рассуждая о бюргерстве в целом, мы проецируем на Германию XVI века то, что знаем о более поздних модернизационных кризисах, прежде всего о Великой французской революции. Между тем аналогии о третьим сословием и с Генеральными штатами некорректны. На рейхстагах было представлено не имперское бюргерское сословие, а имперские города, отдельные корпорации. Бюргерство же являлось субъектом внутригородской политики.

Münch. 111: sunt equites Lutberani; RTA JR III. No. 207: der teufelische monh und Franciscus von Sickingen ein ding sint.

RTA JR III. No. 172: wir armen edelen knecht / wit sich unsere eitern genennet / keinen stand im reich haben.

К сожалению ваш браузер не поддреживает (либо работает с отключенной) технологией JavaScript, что не позволит вам использовать функции, которые критичны для правильной работы нашего сайта.

Включите, пожалуйста, поддержку JavaScript если она была отключена или используйте современный браузер если ваш текущий браузер не поддерживает JavaScript.

Глава 16.
Бегемот, левиафан и великие воды

Возможности для восстановления стен еще более ограничивались тем, что независимо от Лютера появились соперничающие формы протестантизма, а именно цвинглианство и анабаптизм. Они были бегемотом и левиафаном Лютера. Затем религиозный фермент соединился с широким социальным взрывом, когда забурлили великие воды крестьянской войны. Результатом этого было немедленное ограничение сферы деятельности Лютера и ослабление его веры в человечество.

В целом новые движения возникли самостоятельно, но нельзя сказать, что недавние волнения в Виттенберге не сыграли здесь никакой роли. Изгнанный из Саксонии, Карлштадт отправился в города юга Германии. Вскоре после этого Лютер получил письмо от служителей Страсбурга: «Карлштадт еще не убедил нас, но многие из доводов его достаточно весомы. Мы встревожены, поскольку вы изгнали своего старого коллегу с такой безжалостностью. В Базеле и Цюрихе многие соглашаются с ним». «Из Вечери Господней, символа любви, восстают подобные ненавистники».

В Базеле проживал Эразм, он одновременно отрекался от тех выводов, которые делались из его гипотез нетерпеливыми учениками, и поощрял их. Он не допускал того, что, поскольку плоть Христова в таинстве не пользует нимало, это означает, что она там не присутствует. В то же время в частной беседе Эразм признался своему другу, что если бы не авторитет Церкви, он согласился бы с носителями новых идей.

Соперники: Цвингли и анабаптисты

Цюрих стал местом возникновения новой разновидности Реформации. Ее будут противопоставлять реформации виттенбергской и называть реформированной. Во главе нового движения стоял Ульрих Цвингли. Он получил гуманитарное образование, а будучи католическим священником, разделил свой дом на две половины - на первом этаже помещался пасторат, а на втором - библиотека классики. После появления Нового Завета Эразма Цвингли выучил наизусть послания на греческом языке, и это дало ему основание утверждать, что Лютер оказался неспособным растолковать ему Павла. При этом особое внимание Цвингли привлек текст из писаний Павла:

«Буква убивает, а дух животворит». К нему он присовокупил слова из Евангелия от Иоанна: «Дух животворит, плоть не пользует ни мало». Плоть воспринималась Цвингли в платоновском значении тела, в то время как Лютер понимал ее в еврейском смысле недоброго сердца, которое может быть физическим, а может быть и нет. Из своего пренебрежения телом Цвингли сделал типичный вывод: искусство и музыка неуместны в роли инструментов содействия религии - и это несмотря на то, что сам он был искусным музыкантом и играл на шести инструментах! Следующий его шаг был совершенно логичен: Цвингли отверг реальное присутствие в таинстве, которое было низведено до воспоминовения смерти Христа, подобно тому как Пасха была праздником воспоминания об избавлении Израиля из Египта. Когда Лютер напомнил о словах: «Сие есть Тело Мое», Цвингли парировал этот довод тем, что в арамейском языке, на котором говорил Христос, опущен связующий глагол, поэтому он сказал просто: «это - Мое Тело». (В греческом оригинале Евангелия от Луки далее следует стих: «Сие есть чаша нового завета»). И в этом предложении с полным правом слово «есть» можно заменить глаголом «знаменует». Лютер сразу же уловил схожесть между теми взглядами, которые высказывал Цвингли, и точкой зрения Карлштадта (с которым тот не был связан), а также воззрениями Эразма, на которых Цвингли сформировался. Он обратил к Цвингли тот же упрек, что и к Эразму - мол, он не принимает религию всерьез. «Откуда ему ведомо, - возражал Цвингли, - неужели он способен читать тайны нашего сердца?»

Поразило Лютера во взглядах Цвингли и схожесть с Мюнцером - будучи человеком политического склада ума, Цвингли вовсе не страшился использования меча. Он всегда был швейцарским патриотом. В переводе 22-го псалма он цитировал второй стих следующим образом: «Он покоит меня на альпийских лугах». Но не мог он там отыскать вод тихих. Религиозные разногласия грозили расколоть его любимую конфедерацию. Ибо католики склонялись к традиционному врагу Швейцарии - дому Габсбургов. Фердинанд Австрийский с готовностью созвал Баденскую ассамблею, чтобы обсудить теорию Цвингли о таинствах. Это был его «Вормсский сейм», и результат его убедил Цвингли в том, что в Швейцарии можно спасти Евангелие и сохранить конфедерацию лишь в том случае, если союзу католиков с Австрией противопоставить союз евангеликалов с лютеранами Германии, будучи готовым при этом использовать меч, если возникнет такая необходимость. Но сама идея военного союза для защиты Евангелия напоминала Лютеру о Томасе Мюнцере.

Затем в близких к Цвингли кругах сложилась группа, которая придерживалась другой крайности во взглядах на решение политического вопроса. Это были анабаптисты. В качестве отправного пункта своей программы они избрали другой аспект философии Эразма, также близкий и Цвингли. Он касался восстановления изначального христианства, что, с их точки зрения, означало принятие Нагорной проповеди в качестве буквального закона для всех христиан, которым следует воздерживаться от клятв; от использования меча - будь то на войне или в светском правлении; от личного имущества; от бранных слов и пьянства. Их общины отличались пацифизмом, религиозным коммунизмом, простотой и умеренностью. Церковь должна состоять только из дважды рожденных, приверженных завету дисциплины. Здесь мы вновь встречаем концепцию избранных, выявить которых можно по наличию зрелого духовного опыта и стремлению к нравственному совершенству. Церковь должна основываться не на крещении, совершаемом во младенчестве, но на возрождении, в качестве символа которого выступает крещение в зрелом возрасте. Каждый член Церкви должен быть священником и миссионером, готовым к совершению миссионерских путешествий. Такая Церковь, несмотря на свое стремление обратить мир, не может включать в себя необращенных. И если государство включает всех жителей, то Церковь должна отделиться от него. В любом случае религии надлежит быть свободной от любых ограничений. Цвингли в ужасе наблюдал за распадом средневекового единства и, объятый смятением, воззвал к государству. В 1525 году анабаптисты в Цюрихе были приговорены к смертной казни. Лютер еще не был готов к таким жестокостям. Но и его ужасали взгляды, которые, с его точки зрения, были видоизмененным вариантом попытки монашества достигнуть более высокого уровня праведности. Уход от семьи в миссионерские странствия был, по мнению Лютера, не чем иным, как пренебрежением своими семейными обязанностями, а отказ от применения меча побудил его вновь объявить призванием Божьим как исполнение гражданских обязанностей, так и воинскую службу.

Религия и социальные потрясения

Затем произошло слияние мощного социального подъема с ферментом Реформации, в результате чего принципы Лютера были, по его мнению, извращены, а крайние взгляды сектантов способствовали разгулу анархии. На решение Лютера воздержаться от бесповоротного разрыва со средневековым укладом сильнее всего повлияла Крестьянская война.

Начало Крестьянской войны не было непосредственным образом связано с религиозными проблемами XVI века, поскольку недовольство крестьян накапливалось на протяжении целого столетия. Восстания вспыхивали по всей Европе, но чаще всего они происходили на юге Германии, где крестьяне особенно сильно страдали от тех перемен, которые в конечном счете должны были обеспечить им безопасность и процветание. Феодальную анархию сменила консолидация власти. В Испании, Англии и Франции это произошло в общенациональном масштабе, в Германии же - лишь на территориальной основе. И в каждом из политических образований князья стремились взять в свои руки всю полноту власти с помощью бюрократии получавших жалование судебных чиновников. Расходы покрывались за счет увеличения налогов на землю. За все расплачивались крестьяне. Происходила унификация законов, в ходе которой разнообразные местные уложения вытеснялись римским правом. И вновь страдали от этого крестьяне, поскольку римское право признавало лишь частную собственность и поэтому ставило под угрозу общинные владения - леса, ручьи и луга, которые, согласно старогерманской традиции, принадлежали всей общине. Римское право признавало лишь свободного человека, освобожденного человека и раба. В него не укладывалась такая категория, как средневековый крепостной.

Еще одной переменой, связанной с возрождением городской торговли после крестовых походов, был переход от натурального обмена к денежному. Повысившийся спрос на драгоценные металлы поднимал их стоимость. И вскоре крестьяне, которым первоначально было выгодно получать не часть произведенной продукции, но определенную сумму в деньгах, оказались в незавидном положении в результате дефляции. Те, кто не мог выплачивать налог, превращались из свободных землевладельцев в арендаторов, а из арендаторов - в крепостных. Первая реакция крестьян заключалась в том, чтобы просто оказывать сопротивление происходившим переменам, пытаясь вернуться к доброму старому укладу. Вначале они не добивались отмены крепостного права, а желали лишь остановить дальнейшее закабаление. Прежде всего крестьяне громогласно требовали права бесплатно пользоваться, как и ранее, лесами, водами и лугами, а также уменьшения налогов и восстановления древнегерманского закона и местных обычаев. Первоначально для достижения этих требований они использовали консервативные методы. В особо серьезных случаях крестьяне стихийно собирались тысячными толпами, чтобы подать своим господам прошение о справедливом суде. Довольно часто, в соответствии с доброй старой традицией, такое прошение принималось, бремя в какой-то степени облегчалось, хотя и недостаточно для того, чтобы предотвратить повторение подобных случаев.

С другой стороны, нельзя сказать, что все крестьянство было обездолено. Восстановить справедливость требовали не бедняки, но наоборот - наиболее процветающие и предприимчивые крестьяне, которые сами были землевладельцами и пользовались уважением как крепкие хозяева. Их притязания неизбежно стали выходить за рамки экономических улучшений, приобретая формы политических программ, предназначенных наделить эту прослойку крестьян влиянием, сопоставимым с их экономической значимостью и даже превосходящим ее. Эти требования видоизменялись по мере распространения крестьянского движения на север, в район большой излучины Рейна, где крестьяне были одновременно и горожанами, поскольку ремесленники были также и землепашцами. В этом регионе интересы села и города слились. Еще ниже по течению Рейна в результате борьбы оказались захвачены почти исключительно города. Политическая программа в этой части Германии призывала к более демократичному формированию городских советов, устранению ряда ограничений для вступления в гильдии, распространению гражданского налогообложения на священников и отмены каких бы то ни было запретов для горожан на занятие пивоварением.

Многие из этих тенденций вылились в движение, возникшее в Эльзасе перед самым началом Реформации. Это восстание использовало знаменитый символ великой Крестьянской войны 1525 года - Bundschuh (башмак). Происхождением своим это слово обязано кожаному крестьянскому башмаку. Длинная кожаная лента, которым он завязывался, называлась «Bund». Слово это имело двойной смысл, поскольку Bund означало также «завет» или «союз». Мюнцер использовал его, говоря о завете избранных. До него крестьяне придали этому слову значение договора о начале восстания. Основные задачи движения Bundschuch были не столько экономическими, сколько политическими. Топор должен был подрубить дерево под самый корень, упразднив всякую государственную власть, кроме папы и императора. Эти фигуры традиционно были двумя мечами христианства - правителями, совместно управляющими вселенским сообществом. Именно к ним простые люди неизменно обращались за защитой против своих сюзеренов, епископов, митрополитов, рыцарей и князей. Bundschuch предлагал упростить процесс, ликвидировав все промежуточные ступени и оставив лишь двух наивысших господ - кесаря и Петра.

До начала Крестьянской войны 1525 года это движение зачастую носило характер антиклерикальный, не выступая при этом против католицизма. Епископы и аббаты осуждались как эксплуататоры, но лозунг «Долой епископа!» вовсе не означал: «Долой папу!» или «Долой Церковь!» На знаменах Bundschuch наряду с изображением башмака были и религиозные символы - такие, как изображения Марии, распятия или папской тиары. На гравюре того времени можно увидеть распятие, изображенное на фоне черного башмака. Справа группа крестьян дает клятву верности. Над ними другие крестьяне пашут землю, и Авраам приносит в жертву Исаака, что должно символизировать ту цену, которую предстоит уплатить участникам Bund.

Лютер и крестьяне

Столь религиозно окрашенное движение не могло избежать влияния Реформации. Лютеровская свобода христианина была чисто религиозным понятием, но ей очень легко было придать социальный смысл. Для Лютера священство верующих не означало всеобщего равенства, но именно так истолковал его Карлштадт. Лютер неизменно выступал против поборов, в 1524 году он написал еще один трактат по данному вопросу. В нем он обрушился также на уловку ежегодной ренты как на ухищрение, посредством которого капитал ссужался на неопределенное время за ежегодные проценты. Его отношение к монашеству также идеально соответствовало крестьянской скупости, которой ненавистны были монастырские поборы. Идеи Лютера выглядели чрезвычайно привлекательными для здравомыслящих крестьян.

Карикатура того времени изображает Лютера, который в окружении крестьян истолковывает Слово Божье церковникам. Когда же в 1524-1525 годах грянуло великое восстание, католики ответили на эту карикатуру, изобразив Лютера, который восседает в доспехах перед костром, начищая башмак. Католические князья всегда возлагали на Лютера вину за восстание, а современный католический историк Янсен попытался доказать, что Лютер фактически породил движение, от которого он столь страстно отрекался. Подобное объяснение практически не учитывает целый век крестьянских волнений, предшествовавший Реформации.

Мышлению Лютера был совершенно чужд такой неосязаемый фактор воздействия на события, как астрология. Меланхтон занимался астрологией, Лютер же - никогда. Астрологические выкладки способны объяснить, почему так много крестьянских бунтов приходилось на осень 1524 и на весну 1525 года. Именно в 1524 году все планеты находились в созвездии Рыбы. Еще два десятилетия назад была предсказана эта ситуация, как и великие волнения, которым предстоит вспыхнуть в этот год. По мере приближения назначенного срока нарастало и количество зловещих предсказаний. В 1523 году на эту тему был написан пятьдесят один трактат. Гравюры, наподобие приведенной ниже, изображали Рыбу на небесах и великие потрясения на земле. С одной стороны мы видим крестьян со знаменами и цепами; по другую сторону стоят император, папа и церковники. Кое-кого в 1524 году сдерживала надежда на то, что император созовет сейм и устранит все несправедливости. Сейм созван не был, и великая Рыба сняла все заслоны перед бушующими водами.

Со всем этим Реформация не имела ничего общего. В то же время совершенно неоправданно было бы полагать, что реформа и Крестьянская война абсолютно никак не связаны друг с другом.

Попытка провести в жизнь Вормсский эдикт арестами лютеранских служителей не раз служила непосредственным поводом к созыву собраний крестьянских союзов, которые требовали освобождения служителей, рассматривая Лютера как своего друга. Порой, когда крестьян просили назвать имя человека, которого они желали бы видеть арбитром при разборе их дел, первым в списке стояло имя Мартина Лютера. Официальный состав судов никогда не назначался, и никакого юридического судебного разбирательства никогда не проводилось. Но Лютер действительно вынес вердикт по поводу тех требований, которые выдвигали крестьяне в наиболее популярном из своих манифестов - «Двенадцать статей». Открывался он словами, напоминавшими сочинения самого Лютера: «Христианскому читателю мир и благодать Божья через Христа... Не Евангелие вызывает мятеж и возмущение». Возмутителями являются те, кто отказывается удовлетворить столь разумные требования. «Если Бог по Своему благоволению выслушает крестьян, кто выступит против Всевышнего? Может ли Он не услышать детей Израиля и не избавить их от руки фараона?»

Первые пункты манифеста затрагивали и Церковь. Община должна иметь право назначать и снимать служителя, который обязан «проповедовать Святое Евангелие, ничего не добавляя от себя». Такая формулировка полностью согласовывалась со взглядами Лютера. Община должна выплачивать служителю скромное содержание из так называемой большой десятины, взимаемой с произведенной продукции. Остальная сумма предназначалась для помощи бедным и выплаты чрезвычайного налога в случае войны. Так называемая малая десятина, взимаемая со скота, должна быть упразднена, «ибо Господь Бог сотворил скот для того, чтобы люди бесплатно пользовались им». Основные пункты отражали известную старую аграрную программу об общем пользовании полями, лесами и водами. Земледелец должен иметь право свободно охотиться, ловить рыбу и защищать свои земли от диких зверей. По соответствующему разрешению он имел право рубить лес, заготавливая древесину для строительства и на дрова. Удушающие налоги, ввергавшие в нищету вдову и сироту, у которых отнималась лучшая одежда или лучшая корова, должны быть упразднены. Рента подлежит пересмотру в зависимости от урожайности земли. Новые законы не должны отменять старые, а общинные луга не должны переходить в частное владение. Единственным пунктом, выходившим за рамки старых требований, был призыв полностью упразднить крепостничество. Землевладение должно основываться на аренде с заранее оговоренными условиями. Если господин желает дать работу, выходящую за рамки соглашения, эта работа должна выполняться за соответствующую плату. «Двенадцать статей» допускали, что любое требование, которое не согласуется со Словом Божьим, должно быть аннулировано. В целом программа была консервативна и выдержана в духе старого феодального экономического уклада. Интересно отметить, что она не содержала нападок на правящую власть.

Лютеру нравилась общая евангелическая направленность положений манифеста, но, обращаясь к крестьянам, он выразил сомнение в разумности большинства их требований. Что касается права общины выбирать себе служителя, то это зависит от того, будет ли она платить ему. Даже если община платит служителю, но князь не согласен с ее выбором, крестьянам лучше не бунтовать, а переселиться в другое место. Упразднение десятины - открытый грабеж, а отмена крепостничества превращает христианскую свободу в понятие плотское. Раскритиковав подобным образом программу, Лютер затем рассмотрел те средства, которые используются для ее реализации. Ни при каких обстоятельствах не должен обычный человек поднимать меч ради себя. Если каждый человек присвоит себе право вершить справедливость собственными руками, то не будет «ни авторитета, ни власти, ни порядка, ни земли, но одно лишь убийство и кровопролитие». Но это говорится вовсе не с намерением оправдать те вопиющие несправедливости, которые творят власть предержащие. К князьям Лютер обратился с призывом, оправдывая значительно большее число требований крестьян, чем он это сделал, обращаясь к самим крестьянам. При выборе служителя следует проявить уважение к воле общины. Требования крестьян об исправлении допущенных по отношению к ним злоупотреблений оправданы и справедливы. Князьям некого винить за вспыхнувшие беспорядки, кроме себя, поскольку они лишь предавались пышным забавам и при этом грабили своих подданных, сдирая с них последнюю шкуру. Истинное решение мог вынести лишь гражданский суд.

Но ни одна из сторон не была расположена к этому, и предсказание Лютера о том, что все это принесет с собой лишь убийство и кровопролитие, исполнилось с избыточной щедростью. Лютер давно уже заявил, что не окажет никакой поддержки вооруженным частным гражданам, сколь бы справедливым ни было их дело, поскольку подобные средства неминуемо влекут за собой беды для невинных. Он не мог предвидеть, что разразится настоящая революция. Да и трудно представить себе, как такое могло случиться в XVI веке, поскольку ни убеждением, ни силой в то время еще невозможно было сплотить людей воедино. В ту эпоху меньшинство еще не могло захватить государственную власть, использовав военную технику для навязывания своей воли обществу. Отсутствовали также и современные средства пропаганды.

Крестьянской войне недоставало сплоченности пуританской революции, поскольку у нее не было ни ясной программы, ни единства в руководстве. Одни выступали за диктатуру крестьянства, другие - за бесклассовое общество, третьи - за возврат к феодализму, четвертые - за упразднение всех правителей, кроме папы и императора. Иногда во главе восставших стояли крестьяне, иногда писари, а иногда даже рыцари. Отдельные группы никак не координировали свои действия между собой. Не было даже религиозного единства, поскольку с обеих сторон выступали как католики, так и реформаты. В Эльзасе, где одним из требований восставших было упразднение папской власти, борьба приняла окраску религиозной войны. Герцог и его брат-кардинал развернули охоту на крестьян, именуя их «неверующими, вышедшими из повиновения лютеранами-раскольниками, которые сеют разрушение, подобно гуннам и вандалам». Нет сомнения в том, что толпы восставших не признавали никакой дисциплины. Прежде всего они желали грабить замки и монастыри, охотиться на дичь и опустошать рыбные пруды.

На рисунке вы видите типичную для Крестьянской войны сцену разграбления монастыря. Обратите внимание на изображенную вверху слева группу людей, закинувших сеть в пруд. Другие в это время выносят из монастыря припасы. Большого кровопролития не было. Лишь один человек потерял руку. Тут и там видны пьянствующие и блюющие крестьяне, подтверждая кем-то сказанные слова, что это была не столько крестьянская, сколько пьяная война.

Еще один штрих к поведению крестьян добавляет письмо аббатиссы, которая сообщает о том, что обитель ее подвергалась грабежам до тех пор, пока в ней не осталось ни одного яйца и ни одного горшка масла. Через окна монастыря послушницы могли видеть избиение мирных жителей и дым, поднимающийся от горящих замков. Когда война закончилась, в Тюрингии оказались разрушенными 70 монастырей, а во Франконии - 270 замков и 52 монастыря. Когда палатинат не устоял перед крестьянами, беспорядки достигли таких масштабов, что их собственные предводители вынуждены были пригласить прежние власти вернуться, чтобы помочь в восстановлении порядка. Но те предпочли выждать, пока крестьяне не будут разгромлены.

Могло ли быть иначе? Существовал ли человек, который сумел бы предложить разумный план приспособления крестьян к новому политическому и экономическому порядку и выполнить этот план? Центральной фигурой был император, но император никогда не взял бы на себя такую роль. Из всех других людей лишь один пользовался в Германии достаточной известностью и доверием, чтобы выполнить эту задачу. Таким человеком был Мартин Лютер - и он отказался. Для него, служителя церкви, взять в руки меч и возглавить крестьян было равносильно отступничеству от своего долга, как Лютер понимал его. Не для того он разрушал папскую теократию, чтобы на ее месте утвердить новую теократию святых или крестьян. Власти должны поддерживать мир. Власти должны распоряжаться мечом. Лютеру не подходила роль предводителя гуситского воинства Жижки или Кромвеля, ведущего в бой своих «железнобоких».

Мюнцер раздувает мятеж

В то же время Лютер никогда бы не осудил крестьян столь резко, не возьми на себя другой человек ту самую роль, которая была ненавистна ему. Не будь Томаса Мюнцера, в Саксонии не вспыхнула бы крестьянская война. Изгнанный, он перебрался в Богемию, затем вернулся, постепенно обосновался в одной саксонской деревушке, взял в свои руки власть и теперь, наконец, обнаружил в крестьянах под знаменем Bund тех избранных, которым надлежит уничтожить нечестивцев и утвердить царство святых. Цель заключалась не в том, чтобы устранить экономические несправедливости. В Саксонии они не были ярко выражены, поскольку крепостное право там давно упразднили. Мюнцер ратовал за экономические перемены только в интересах религии. У него хватило ума понять то, чего не заметил никто другой из его современников, - вера не может процветать в условиях физической эксплуатации. Он восклицал:

«Лютер заявляет, будто беднякам достаточно одной лишь веры. Разве не видит он, что поборы и налоги препятствуют принятию веры? Он утверждает, будто Слова Божьего достаточно. Разве не понимает он, что люди, всякий момент жизни которых поглощен заботами о хлебе насущном, не имеют времени для чтения Слова Божьего? Князья обескровили народ поборами. Они считают своими рыбу в воде, птицу в воздухе и траву в поле, а доктор Обманщик говорит: «Аминь!» Где же мужество у доктора Осторожного, у нового папы из Виттенберга, у доктора Мягкое Кресло, у лизоблюда-отступника? Он говорит, что бунтовать воспрещено, поскольку Бог вверил меч властителю, но сила меча принадлежит всему обществу. В добрые старые времена правосудие вершилось принародно, чтобы правитель не мог его извратить, и вот правители извратили правосудие. Они будут низвергнуты со своих престолов. Воронье уже собирается в стаи, чтобы пожрать их трупы».

В подобном настроении Мюнцер прибыл в Мюльхаузен. Именно на нем лежит ответственность за разжигание там крестьянской войны. Перед алтарем он развернул огромное шелковое знамя с изображением радуги и девиза: «Слово Божье пребывает вовек». «Пора! Настало время! - вскричал он. - Будь вас даже всего лишь трое, посвященных Богу, вам нечего бояться ста тысяч! Вперед! Вперед! Вперед! Никакой жалости! Не жалейте нечестивцев, когда они рыдают. Помните, что Бог повелел Моисею уничтожать нечестивых полностью и без жалости. Поднялись все крестьяне. Бейте! Крушите! Крушите! Вперед! Вперед!»

Деревня действительно пребывала в волнении. Крестьяне поднимались повсюду. А утомленный Фридрих Мудрый ожидал смерти. Своему брату Иоганну он писал: «Возможно, крестьянам предоставили долгожданный повод к восстанию как раз помехи, чинимые Слову Божьему. Многократно бывал бедный народ обманут своими господами, и ныне Бог ниспосылает гнев Свой на нас. Если будет на то Его воля, к власти придет простой человек. Если не будет на то Его воли, конец вскоре будет иным. Будем же молить Бога простить наши грехи, вверяя исход в Его руки. Он благоустроит все в Свое благоволение и прославление». Брат Иоганн уступил крестьянам принадлежавшее власти право сбора налогов. Фридриху он писал: «Как князья мы разгромлены».

Лютер пытался перегородить хлынувший поток плотиной, отправившись в гущу крестьян, чтобы обратиться к ним с увещеванием. Они встретили его насмешками и ненавистью. Тогда он написал трактат «Против разбойничьих и грабительских шаек крестьян». По его разумению, ад опустел, поскольку все бесы подались к крестьянам, а сатана пребывает в Томасе Мюнцере, «который лишь подстрекает к грабежу, убийству и кровопролитию». Христианский правитель, подобный Фридриху Мудрому, должен воистину обратиться к своему сердцу и смиренно молиться о помощи против дьявола, поскольку наша «война не с плотью и кровию, но с духовным нечестием». Кроме того, князю надлежит выйти за рамки своего долга и предложить условия мира обезумевшим крестьянам. Если же они эти условия отвергнут, ему следует незамедлительно взяться за меч. Лютер никоим образом не приветствовал намерение Фридриха Мудрого ничего не предпринимать, предоставив решать исход событий Господу. Ему больше импонировал Филипп Гессенский, который сказал: «Если бы не моя решительность, вся смута в моей местности вышла бы из берегов через четыре дня».

Лютер сказал:

«Если поселянин пошел на открытый бунт, он поставил себя вне Закона Божьего, ибо бунт есть не просто убийство, но подобен огромному пожару, который охватывает всю землю, оставляя за собой пепелище. Так и бунт приносит с собой убийства и кровопролитие, он оставляет вдов и сирот, переворачивая все вверх дном, подобно великому бедствию. Посему пусть всякий, кто способен, колет, рубит и поражает, будь то тайно или открыто, памятуя, что не может быть ничего более пагубного, вредоносного и дьявольского, чем бунт. Представьте, будто перед вами взбесившийся пес, и если вы не убьете его, он погубит вас и с вами всю землю».

Некоторые из князей выказали излишнюю готовность колоть, рубить и поражать, а Томас Мюнцер тут же предоставил им повод для этого. Герцог Георг, ландграф Филипп и некоторые другие проявили достаточную быстроту. Мюнцер с крестьянским войском сосредоточился близ Франкенхаузена. Крестьяне известили князей, что не ищут ничего, кроме праведности Божьей, и желают избежать кровопролития. Князья отвечали: «Выдайте нам Томаса Мюнцера. Остальных пощадим». Предложение было заманчивым, но Мюнцер пустил в ход все свое красноречие: «Не бойтесь. Гедеон с малой горсткой сокрушил мадиамян, а Давид поразил Голиафа». И в этот момент на небе появилась радуга - тот самый символ, что был изображен на знамени Мюнцера. Крестьяне сплотили ряды. Но князья воспользовались перемирием для того, чтобы окружить их. Лишь шестьсот человек попали в плен. Пять тысяч были изрублены. Мюнцер бежал, но был схвачен и обезглавлен после пыток. Затем князья принялись за расправу.

Разгром и его влияние на Реформацию

Не лучше обстояло дело у крестьян и в других местах. Во главе Швабской Лиги стоял полководец, который, столкнувшись с превосходящими силами, обращался к дипломатии, двуличию, уловкам и лишь в крайнем случае вступал в бой. Ему удалось раздробить крестьянские войска и уничтожить их поодиночке. Крестьян заманили в западню и в конце концов одолели числом. Утверждается, что было убито 100 тысяч человек. В день торжественного въезда епископа Конрада в Вюрцбург это событие было отпраздновано казнью 64 горожан и крестьян. Когда епископ объезжал свою епархию, его сопровождал личный палач, казнивший за это время 272 человека. На крестьян наложили огромную контрибуцию, и все же крестьянство как класс уничтожено не было. Знать еще не могла позволить себе стереть с лица земли землепашцев. Не были они и разорены, так как смогли выплатить наложенную на них дань. Но надежде крестьянства непосредственно участвовать в политической жизни Германии был положен конец. На три столетия крестьяне превратились в безрогих быков.

К сожалению, свирепый трактат Лютера задержался в типографии и появился как раз во время расправы с крестьянами. Лютер пытался смягчить его звучание, написав другой памфлет, в котором он продолжал утверждать, что уши бунтовщиков следует прочистить пулями. Но при этом Лютер добавлял, что у него нет намерения лишать пленников милости. Вместо того чтобы, покинув крестьян, воротиться в ад, все бесы, - утверждал Лютер, - ныне вошли в викариев, которые теперь просто мстили.

Но этот трактат остался незамеченным, а печально знаменитые слова Лютера - «колите, рубите и душите» - навлекли на него несмываемый позор. Крестьяне обвиняли Лютера в предательстве их дела, а князья-католики в то же время возлагали на него ответственность за все беспорядки. Как следствие, крестьяне теперь стремились обрести религиозное утешение в анабаптизме, хотя не следует и переоценивать эту тенденцию. Общую аграрную окраску анабаптистского движения ни в коем случае нельзя считать исключительно результатом Крестьянской войны. В большей степени она была вызвана теми гонениями, в ходе которых города избавлялись от анабаптизма быстрее, чем деревня. Не произошло и массового отхода крестьян от своей веры, и до конца жизни Лютера его община в большинстве своем состояла из крестьян, проживавших близ Виттенберга. Тем не менее позиция Лютера во многом объяснялась отчужденностью крестьян.

Одновременно католические князья возлагали на Лютера ответственность за все восстание в целом. Особую окраску этому обвинению придавало выступление на стороне крестьян сотен лютеранских священнослужителей - как добровольно, так и по принуждению. Впоследствии католические правители проявили величайшее усердие, отлучая евангелических проповедников. Тем, что католицизм сохранился в Баварии и Австрии, он обязан не столько контрреформации, сколько Крестьянской войне.

Наибольшие страдания доставлял Лютеру он сам. Лютер начал страшиться - но не Бога, не дьявола, не себя самого, а хаоса. Иногда страх превращал его в человека черствого и неразборчивого, готового простить угнетение безвинных из опасения, что среди них могут скрываться начинающие Томасы Мюнцеры.

Это привело к тому, что сфера деятельности Лютера непрерывно сокращалась. Среди католиков - как церковников, так и мирян - царил дух ожесточения. В Швейцарии, в южногерманских протестантских городах и среди анабаптистов появились различные формы протестантизма. Даже в Виттенберге одно время тайно действовали приверженцы сект, и нельзя было с уверенностью сказать, что подобные проникновения не повторятся. Но в оставшихся под его влиянием районах Лютер был решительно настроен созидать.

Основатель евангелическо-лютеранской церкви. Родился в Эйслебене (в Саксонии) 10 ноября 1483 года. Он происходил из крестьянского сословия, был сыном рудокопа и получил в семье строгое религиозно-нравственное воспитание. В 1501 г. он поступил в эрфуртский университет, где, изучая право (по желанию отца), занимался в то те время философскими науками, а также усвоил себе все необходимые приемы диалектики. Одновременно с этим Мартин Лютер изучал латинских классиков и вступил в близкие сношения с представителями эрфуртского гуманизма – Рубианусом и Лангом. В 1502 г. Лютер получил степень бакалавра, а в 1505 г. магистра философии.

В том же году незначительное; событие послужило толчком к перемене в жизни Лютера, положившей начало его будущей деятельности. Гроза, застигшая его в горах, произвела глубокое впечатление на его пылкую натуру; Лютер был, по собственному его выражению, «объят страхом, ниспосланным с неба», и с той поры стал мучиться сомнениями в возможности достигнуть спасения при греховности человеческой природы. Он оставил рассеянную жизнь, поступил в августинский монастырь в Эрфурте и принял священническое звание (1507). Однако, несмотря на жизнь, полную труда и покаяния, страх божественной кары не оставлял Лютера, и в тиши своей кельи он переживал не одну тяжелую минуту грусти и отчаяния. Решительный переворот в его душевном мире произвёл один старый монах, разрешивший все его сомнения простым указанием на главу об отпущении грехов. Ревностное изучение Святого Писания, с одной стороны, и беседы с приором августинского ордена, Штаупицем, с другой – содействовали укреплению в Мартине Лютере сознания о возможности достижения вечного спасения силою одной веры.

Портрет Мартина Лютера. Художник Лука Кранах Старший, 1525

Совершив в 1511 г., по поручению своего ордена, путешествие в Рим, Лютер ужаснулся, увидев глубокую испорченность католического духовенства, Тем не менее из Рима он вернулся еще верным сыном католической церкви, глубоко верующим в её безграничный авторитет. Еще до поездки в Рим Мартин Лютер начал читать во вновь учреждённом виттенбергском университете лекции об Аристотеле; сделавшись доктором теологии (1512), он начал чтения о посланиях апостола Павла, произнося в то же время частые проповеди в виттенбергских церквах на тему о Божьей благодати, достигаемой помощью веры, сделавшейся краеугольным камнем его учения.

95 тезисов Лютера (кратко)

Вскоре Лютеру представился случай открыто выступить врагом римской церкви. Злоупотребление папскими индульгенциями достигло тогда крайних пределов. Торговавший этими индульгенциями монах Тецель появился также в окрестностях Виттенберга (1517), именно в то время, когда там праздновалась годовщина освящения местной дворцовой церкви, По обычаю того времени подобные празднества сопровождались публикациями, прибивавшимися к дверям храма; Лютер воспользовался этим и прибил к церковным дверям 95 тезисов, в которых указал на различие между покаянием, как актом внутреннего, нравственного мира, и существующей церков ной системой покаяния. Успех 95 тезисов был чрезвычайный: в течение 14 дней они успели обойти всю Германию и были встречены всеобщим сочувствием. В начале 1518 г. 95 тезисов подверглись осуждению со стороны папского цензора; а в 1519 г. папский теолог Экк вызвал Мартина Лютера на публичный диспут в Лейпциге (касавшийся главным образом вопроса о главенстве папы), после которого совершился окончательный разрыв между Лютером и римской церковью.

Сожжение Лютером папской буллы

Неутомимо работая пером, Мартин Лютер стал развивать в своих сочинениях учение о праве на священство всех верующих, о религиозной свободе, о том, что церковь не нуждается в земном заместителе в лице папы, и потребовал, между прочим, причащения под обоими видами и для мирян. Эти учения и его связь с такими отъявленными врагами Рима, как Гуттен , окончательно навлекли на Лютера гнев папы. В 1520 г. появилась папская булла, отрешившая его от церкви, на которую Лютер ответил новым сочинением: «О свободе христианской личности», а буллу торжественно сжег вместе с папскими декреталиями пред воротами Виттенберга. От наказания за этот поступок Лютера спасло только заступничество курфюрста Фридриха Мудрого, бывшего до избрания Карла V наместником императорского престола.

Как в вышеупомянутом, так и в других изданных в том же году сочинениях («К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианского состояния» и «О вавилонском пленении церкви») Мартин Лютер призывает христианство к борьбе против заносчивых требований папы и духовенства, требует уничтожения порабощавшей народ системы отпущения грехов и указывает на непосредственное сближение с Богом путем веры, как на единственный источник успокоения и блаженства.

Лютер на Вормсском сейме 1521 и в замке Вартбург

В 1521 г. Мартин Лютер был потребован к ответу пред императором Карлом V и рейхстагом; явившись на имперский сейм в Вормсе , он перед лицом властей и многочисленного народа смело отстаивал свое учение и решительно отклонил предложение отречься от своих идей.

Лютер на Вормсском сейме. Картина А. фон Вернера, 1877

На обратном пути, по инициативе покровителя его, саксонского курфюрста Фридриха Мудрого, на Лютера «напали» замаскированные «разбойники», привезшие его в Вартбург, где он, скрываясь под чужим именем, нашел безопасное убежище от всяких преследований и мог спокойно отдаться своей литературной и реформаторской деятельности. Здесь Лютер совершил один из капитальнейших трудов своей жизни – перевод Библии на немецкий язык.

Лютер в Вартбурге (где он жил под именем Йорга). Художник Лука Кранах Старший, 1521-1522

Реформация Мартина Лютера (кратко)

Недолго, однако, он удержался в Вартбурге. Фанатические крайности его последователей , иконоборство, нерешительность Меланхтона в виду этих событий вызвали Лютера из его убежища. Он снова появился в Виттенберге и силою горячей проповеди восстановил спокойствие, после чего ревностно отдался устройству преобразованной церкви, обнимая своей реформаторской деятельностью богослужение (которое стало производиться на немецком языке, и многие обряды которого были заменены молитвой и пением гимнов), церковное устройство, школьное дело и т. д., результатом чего явились его сочинения: «О порядке богослужения в общине», «Книга церковных песен», «Большой катехизис», «Малый катехизис» и др. Отрицая безбрачие духовенства, Мартин Лютер женился (1525) на Катарине фон Бора (тоже бывшей монахине), затем стал уничтожать монастыри, обращая их имуществе на устройство школ, больниц и пр.

Портрет Мартина Лютера и его жены Катарины Бора. Художник Лука Кранах Старший, 1525

Смелый религиозный реформатор, Лютер, однако, твердо стоял за существующий политический строй, резко осуждая всякую попытку к его изменению. Таким образом, он явился горячим противником партии Мюнцера , а во время Крестьянской войны в 1525 г. горячо осуждал действия крестьян и анабаптистов в двух сочинениях: «Призыв к миру» и «Против крестьян – грабителей и убийц». Точно также реформаторская деятельность Цвингли встретила в нем противника. Помимо религиозно-обрядовых несогласий со швейцарскими реформаторами, Мартин Лютер был крайним противником идеи вооруженная сопротивления, вследствие чего совершенно отклонил обширный план Цвингли и ландграфа гессенского относительно совместного действия всех реформационных сил для борьбы с папством и католической монархией. Окончательный разрыв между лютеранской или саксонской и южногерманской и швейцарской реформацией последовал на религиозном диспуте в Марбурге (1529) так что на аугсбургском рейхстаге 1530 г. саксонские немцы выступили уже со своим особ, исповеданием веры («Аугсбургская конфессия»), которым завершился процесс образования лютеранской церкви. Однако, и в следующие годы Лютер продолжал неутомимо работать над начатым делом, оставаясь до конца верным своим идеям: в этом духе были им составлены в 1537 г. Шмалькальденские артикулы; руководствуясь теми же идеями, он отклонил посреднические предложения в Регенсбурге в 1541 г. и приглашение на Тридентский собор в 1545 г.

Личность Лютера

Пылкий, порывистый, подчас неумеренно резкий, когда дело касалось его религиозных убеждений, в частной жизни Мартин Лютер отличался ясностью духа, добродушными юмором, веселым нравом и теплым, сострадательным отношением к людям. Внутренняя, душевная жизнь его представляла, однако, меньше спокойствия: не раз переживал он тяжелые, мрачные минуты, борясь с дьяволом, мучимый фантомами, грозившими помутить его сознание. К этому присоединялись еще частые телесные страдания, развившиеся в мучительную болезнь, которая свела его в могилу. До самой своей смерти Лютер продолжал действовать в Виттенберге в качестве проповедника. Он умер 18 февраля 1546 г. в Эйслебене, в том самом городе, где родился и куда отправился за несколько дней до смерти. Тело его похоронено в Виттенберге.

Значение Лютера

На памяти Мартина Лютера остается упрек в потворстве его высокопоставленным друзьям – князьям. Но эта слабость отчасти искупается его духовными и нравственными качествами. Не менее важны услуги, оказанные Лютером немецкой литературе. С ним начинается новый период в истории немецкого языка; слог его проповедей, брошюр, трактатов полон энергии, силы и выразительности, и потомки ценят Мартина Лютера не только, как церковного реформатора, но и как одного из популярнейших писателей Германии.

Был написан в особое время и в особых обстоятельствах.

В карьере Лютера событие Крестьянской войны, его реакция на крестьянские бунты действительно в некотором смысле служит водоразделом. Есть до и после. Достаточно сказать, что по итогам Крестьянской войны Лютер впал в депрессию, которая продолжалась почти два года. Потом он с честью вышел из нее, и итогом этих душевных терзаний стали его замечательные катехизисы - Краткий и Большой, в которых он изложил христианскую веру так просто, что ее можно было понять и в крестьянских семьях. Так что даже это зло Бог смог обратить в добро.

Но тогда, в 1525 году, до этого было еще далеко. Считается, что крестьянские восстания в Германии начались в 1524 году и закончились в 1526. Но основные события происходили в сравнительно короткое время: с марта по май 1525 года. Тогда и была основная «заваруха».

При этом еще в самом начале 1525 года Лютер ввязался в полемику с бывшим коллегой Карлштадтом, light version Мюнцера (Карлштадт разбивал только статуи, Мюнцер был совершенно не против разбивать и головы), написав против него трактат «Против небесных пророков, об иконах и таинстве». Вообще, в 1525 и последующие годы Лютер обращает свой критический пыл против радикального крыла Реформации. Движения анабаптистов, "энтузиастов", всяких новых пророков духа наложили отпечаток на его высказывания.

Крестьяне не были невинными овечками. Они разоряли замки и убивали их обитателей. Лютер же был убежденным противником любой революции. Non vi, sed verbo (“не силой, но словом”). Лютер резко разделял революцию и Реформацию. Про Реформацию он говорил, что ее совершил Бог, он же только проповедовал и учил, то есть, делал то, что и поручила ему делать Церковь, назначив его доктором теологии.

Лютер не поддержал рыцарские выступления 1522 года, и его отношение к выступлениям крестьян также не могло быть никаким другим. Но и в том, что касается позиции и поведения властей, Лютер был сторонником мирных решений. Ведь гораздо правильнее действовать на упреждение, чем потом гасить начавшийся пожар. Но, как это часто бывает, и как мы сейчас можем наблюдать практически в прямом эфире, для того, чтобы горячие головы остыли, приходится пролить море крови (не в том смысле, что так нужно делать, но это получается невзирая на все предупреждения и призывы к благоразумию и сдержанности).

Вообще говоря, в то время наблюдалась ситуация “идеального шторма.” Были астрологические прогнозы, в которых говорилось, что в 1524 и 1525 годах на земле будут огромные бедствия (сам Лютер не принимал астрологию и потом он даже объяснял, что в тех предсказаниях было и вранье, но многие люди верили в это). В 1524 году природа сыграла ужасную шутку с крестьянами, лишив их урожая, в результате чего осенью деревню охватил голод. Возможно, были и усилившиеся социальные противоречия, но в этом не так просто разобраться.

Например, в советской школе историографии все понималось через классовую борьбу. В качестве основы использовали книгу Энгельса «Крестьянская война в Германии». Согласно этой концепции, Лютер выражал интересы зарождавшейся буржуазии, бюргеров. Он был лучше, чем реакционеры (феодалы - князья и епископы), но далеко не такой прогрессивный, как Томас Мюнцер, ставший во главе основного крестьянской восстания весной 1525 года.

Вообще говоря, советский подход к истории напоминает мне одну очень странную баптистскую книжку «Откуда все это появилось» , где практически во всех сектах и расколах древности и средневековья видят предшественников баптистов, создавая таким образом своеобразную «преемственность». В этом смысле, Мюнцер считался предтечей Маркса, Энгельса и Ленина; если бы крестьянам разъяснили тогда ленинское учение, то они не сходя с места установили бы советскую власть.

Томас Мюнцер проповедовал наступление скорого конца света. Он был авантюристом, который объездил несколько городов, в числе которых была и Прага, пытаясь продвинуть свое учение, его отовсюду выгоняли, но, наконец, в местечке под названием Мюльхаузен у него нашлись благодарные слушатели. И понеслось… Ведь если вот-вот все закончится и наступит Царство Божие, которое мы можем приблизить своими руками, взяв в руки оружие, то обычные законы уже не должны работать, не правда ли?

Только и нужно, что выйти толпой, захватить здания власть, и будущее все в шоколаде - по старым долгам можно не платить, новые кредиты выдадут, живи не хочу. Мы не будем планировать на годы вперед, мы хотим всего здесь и сейчас.

В революцию 1917 года разгромили винные погреба и несколько суток не просыхали. В крестьянскую войну 1525 года осушили пруды, поели рыбку, что успели, пока не протухла, уже хорошо. Революции идут по накатанной дорожке. Любое действие, до поры до времени остающееся безнаказанным, рождает противодействие, но пока же все идет гладко? Первые замки взяты, серьезного сопротивления никто не оказал.

А еще замечательно то, что можно удобно прикрываться именем Мартина Лютера, и его учением о христианской свободе. Против коррупционеров можно выступить и с оружием в руках - правда же на нашей стороне. А вот то, что Лютер имел в виду совсем другую свободу, это так, мелочь. Кстати, Мюнцеру в это время живой Лютер очень даже мешал. Несколько лет назад он сам слушал Лютера в Виттемберге, но сейчас наступило другое время. Мюнцер мечтал добраться до Лютера и разобраться с ним, ведь мертвый он не мог бы ничего возразить, а от живого на данный момент были одни неприятности.

Многие плохие события и вести сходились как бы в одну точку, усилия общий эффект. В конце февраля французский король потерпел поражение на поле боя и был захвачен в плен. Покровитель Лютера курфюрст Саксонии Фридрих Мудрый был тяжело болен и полагал, что все случившееся - кара Божья за нечестие людей. Наступают последние времена - Лютер был твердо убежден в этом.

Спеша заклеймить Лютера образца его памфлета как бешеного пса на цепи у князей, часто упускают из виду, что Лютер писал на эту тему и до, и после памфлета. Крестьянская экономическая программа была изложена в 12 статьях “всего крестьянства и всех угнетаемых духовной и мирской властью”. Эти конкретные статьи не были агрессивные по тону. В последней из них крестьяне даже соглашались разобрать их дело на основании Библии, взяв Лютера и Меланхтона и некоторых других теологов и даже князей в арбитры, примечательно, что Карлштадт и Мюнцер среди них не фигурировали (они просто никак не подходили на роль арбитров, поскольку были пристрастными сторонами). Лютер получил эти статьи в первой половине апреля, и практически параллельно с этим начались военные действия, здесь счет пошел на дни. Но когда Лютер написал в качестве ответа его “Увещевание к миру: ответ на 12 статей швабских крестьян”, он еще не знал о начавшихся военных действиях.

Этот трактат состоит из двух частей. В первой части трактата Лютер обрушивается с критикой на князей. Они должны прекратить противиться Евангелию и не вести себя как тираны, в противном случае на них падет гнев Божий либо посредством самих крестьян, либо как-то еще. Только покаяние предотвратит Божий гнев. Тон Лютера был так резок, что противники Лютера впоследствии даже обвиняли его в том, что он подстрекал (!) крестьян к мятежу, хотя это совершенно не согласуется с позицией Лютера, о которой он четко заявлял не одни раз. Во второй - основной - части трактата Лютер обращается к крестьянам, увещевая из воздержаться от смуты и мятежа. Бог никогда не будет на стороне людей, взявших в руки оружие и направивших его против законной власти. Никаких “в белом венчике из роз, впереди Исус Христос”. Лютер - не сторонник латиноамериканской “теологии осовобождения” и не сторонник борьбы с апартеидом путем терактов. Он проповедник Евангелия, мира, а не войны.

Он называл Мюнцера и Карлштадта “пророками убийства.” Лютер писал не как политик в стиле “Партии Регионов”, оценивавший шансы восставших и в зависимости от этого делавший ставку на бОльшую силу, но как богослов. С точки зрения богословия бунт не подлежит оправданию. Лютер последовательно отстаивает его доктрину о “двух царствах”, смешение которых приводит к бедам и несчастьям. В строгом смысле слова этот трактат Лютера не был встречной политической программой, но собственно пастырским увещеванием враждующих сторон. Однако, его советы запоздали - события к тому времени зашли слишком далеко.

В конце апреля - начале мая Лютер лично встречался с крестьянами при поездке в Эйслебен. Он пытался проповедовать им, но безуспешно. Его встречали насмешками и оскорблениями. В таком состоянии люди не были готовы слушать, они хотели только кричать сами. Трудно что-то донести до скачущих людей. Точнее, они слушали, но не Лютера, а Мюнцера. Мюнцер обращался к низовым инстинктам толпы. Гораздо легче стянуть людей вниз, и когда это происходит, приподнять их обратно уже очень тяжело. Лютеру это не удалось. В них уже была заложена деструктивная программа, вирус, который не только повредил программное обеспечение, но добрался и до “железа”.

6 мая Лютер вернулся в Виттенберг и на следующий день произнес проповедь о недопустимости смешения двух царств. Христиане призваны терпеливо переносить тяготы этой жизни, не поднимая мятеж.

За день до этого после продолжительной болезни умирает курфюрст Саксонии Фридрих Мудрый, благодетель, покровитель и защитник Лютера во все годы Реформации. Перед смертью он принял причастие под обоими видами, засвидетельствовав свою евангелическую веру.

Ситуация была в высшей степени неопределенная. Лютер ожидал, что восставшие крестьяне - его “новые господа - убийцы и разбойники” - в скором времени ворвутся и в Виттемберг. Ему хватало впечатлений и от встреч с крестьянами по дороге, к тому же к нему поступали многочисленные слухи, один хуже другого.

Именно в это время Лютер пишет памфлет. Он не предназначал его к отдельной публикации; первоначально это было добавление к третьему изданию все того же трактата “Увещевание к миру: ответ на 12 статей швабских крестьян”, своего рода третья часть этого трактата. Отдельно он был издан уже впоследствии, и сейчас воспринимается как отдельное обращение.

Совершенно неправильно думать, что феодалы сидели и думали: “Что же нам делать с бунтовщиками-крестьянами? А ну-ка послушаем, что нам скажет Лютер!” Расправы с крестьянами начались ДО того, как Лютер написал его памфлет, более того, к моменту его выхода и особенно распространения основные события уже произошли, крестьянские толпы были разгромлены, далее были сравнительно мелкие стычки и добивание остатков противников. И злейший враг Лютера не мог бы подгадать такого времени выхода памфлета.

Странная последовательность событий заставила историков и полемистов предлагать разные интерпретации случившегося. Протестанты писали, что тираж задержался в типографии, поэтому к моменту выхода памфлет уже устарел и не был воспринят адекватно. Католики сказали, что Лютер элементарно струсил и решил впрыгнуть в последний вагон, переметнувшись на сторону князей. Такую картину, в частности, рисует злейший враг Лютера Кохлеус в его биографии Лютера.

В реальности все, наверное, обстояло проще. События развивались очень быстро. А современных способов передачи информации просто не было.

Новости просто не успевали доходить до Лютера в режиме реального времени. Кроме того, слухи, в которых сгущались краски, не помогали получить ясное представление о происходящем.

Когда Лютер писал, князья УЖЕ делали то, к чему он их призывал, больше того, они делали и то, к чему он их не призывал. Лютер был жестче на словах, чем на деле. Он метал громы и молнии против Карлштадта, но когда тот стал бомжевать, Лютер приютил его у себя в доме. Лютер “милость к падшим призывал.” Он ни в коем случае не выступал за истязания или унижения крестьян, взятых в плен. А князья воспользовались памфлетом Лютера как моральной индульгенцией для того, чтобы свести счеты с их уже поверженными к тому времени противниками. Это совершенно не было тем, к чему призывал Лютер. Я думаю, что такое поведение князей было одной из причин уныния, в которое Лютер погрузился на следующую пару лет.

Переводя все на современные рельсы, Лютер тогда, несомненно, поддержал януковича. Другое дело, что януковичи, одержав победу, не проявили христианского милосердия, к которому их призывал Лютер, но стали добивать поверженных противников. А задним числом моральную вину “повесили” на Лютера. Кстати, здесь тоже аналогии прерываются (как и много где) - сейчас Януковича обвиняют главным образом в трусости, князья этим точно не “страдали”.

Когда Мюнцер с его плохо снаряженным войском был окружен, то князья обещали всех отпустить, если они выдадут одного Мюнцера. Но Мюнцер призвал его людей к бою, сказав, что они победят войска, как Давид одолел Голиафа. По крайней мере, такие об этом тогда ходили байки, сейчас это не проверить. В итоге более 5000 человек были порублены на месте, и лишь очень немногим удалось бежать. Про самого же Мюнцера католики говорили что перед смертью он раскаялся и принял причастие под одним видом, и только после этого умер от меча. Подтвердить это также невозможно. Сегодня они, наверное, показали бы ролик на ютьюбе, где он стоит на коленях. Времена меняются, люди остаются такими же.

Май-июнь с точки зрения “пиара” оказались очень плохим временем для Лютера. Сколько ему пришлось выслушать упреков! Как будто он собственноручно убил этих крестьян, как будто они не были мятежниками. Лютер утратил право на арбитраж (хотя об этом уже и речи не шло), иначе говоря, он уже не был нейтральной стороной в споре, но встал на одну из сторон - сторону князей. Надо отдать Лютеру должное - он не стал отказываться от своих слов. С некоторой бравадой он даже взял на себя ответственность за участь Мюнцера и заявил буквально следующее: “Я убил Мюнцера, его смерть на моих плечах. Но я сделал это, потому что он хотел убить моего Христа.”
В этой фразе весь Лютер - человек позднего средневековья, выступавший против религиозного фанатизма, но при этом ставивший вопросы истинности веры превыше всего. Сегодняшним людям это понять трудно. Для Лютера настоящей смертью была смерть духовная. За Мюнцером и крестьянами стоит сам сатана. Действия лжепророков, которые закрывали небеса людям и ввергали их в ад, гораздо хуже, чем смерть многих крестьян. Сегодня такое рассуждение нам кажется негуманным. Понижение статуса религии как мотивации для военных действий произошло главным образом по итогам тридцатилетней войны, хотя и сегодня можно с ходу назвать несколько конфликтов, в которых религиозные мотивы имеют определенное значение, пусть и не такое большое, как тогда, в 16 веке. Кто знает, может, и в противостоянии на Украине это один из факторов...

Так или иначе, Лютер не мог не ответить на упреки, которые шли по нарастающей в начале лета 1525 года. В июле он написал еще одно объяснение, в котором защищал свою точку зрения. Там он остался верен своим основным принципам: вооруженный мятеж подрывает сами основы государства, поэтому ему нельзя позволить разрастаться. Вооруженным мятежникам нужно противостать мечом. Евангелие не для них, когда они воюют. Лютер не призывал законные власти уничтожать побежденных, но только активно выступать против воюющих. В войне страдают невинные люди, и нет ничего хуже хаоса и кровопролития, в которую ввергается страна во время мятежа. Нужно благодарить Бога, что Германия избежала такой участи.

Хотя я делал некоторые отсылки к современным событиям, все же моя точка зрения состоит в том, что использование такого крайне острого памфлета в настоящей обстановке - провокация, которой лучше избегать. Даже исторический Лютер поимел немало проблем по итогам этого памфлета, зачем современным людям наступать на те же грабли? Тем более, что время серьезно изменилось: власть нечестную и коррупционную можно и нужно менять, используя для этого законные и демократические процедуры - выборы. А если люди убеждены, что через нормальные выборы (до которых оставалось не так уж и много времени) проблемы решить было нельзя, тогда что ж … приходится встречаться с последствиями переворотов.