В конце 21-го года приехал без денег, без вещей в Москву… В Москве долго мучился; чтобы поддерживать существование, служил репортером и фельетонистом в газетах и возненавидел эти звания, лишенные отличий... В берлинской газете "Накануне" в течение двух лет писал большие сатирические и юмористические фельетоны. Год писал роман «Белая гвардия». Роман этот я люблю больше всех других моих вещей.
_________________________________
Михаил Булгаков. Биография, 1924 г.

«БЕЛАЯ ГВАРДИЯ» – РОМАН СНОВ В РАМКЕ ЦИТАТ ПУШКИНСКИХ И ИЗ АПОКАЛИПСИСА. Явные и скрытые библейские цитаты наряду с цитатами из классиков русской литературы изначально мелькают в ранней прозе Булгакова – часть стиля мышления прилично образованного в дореволюционное время человека. Но только Булгаков сумел превратить стиль мышления в яркий литературный стиль, потребовавший и особой формы романа.

Смолоду острый на язык, – любитель шарад и розыгрышей Михаил Афанасьевич Булгаков, по воспоминаниям современников, обладал феноменальной памятью: спонтанные цитаты из русских классиков и библейских текстов не доставляли ему труда. С другой стороны, Булгаков, как являют его произведения, всегда терзался вопросами вселенскими: смысл жизни и истории, вера и безверие, добро и зло…

Как бы ни ненавидел будущий Автор «Белой гвардии» сочинение фельетонов, – писать их ради хлеба насущного приходилось. Но ведь и стиль шлифовался! Во время такого над собой насилия надо же было как-то развлекать самое себя?! Не из этой необходимости да к ней плюс любовь к игре с языком и цитатной памяти родилась новая форма?! Её рождение можно проследить уже по ранним «безделкам».
* * *

В ФЕЛЬЕТОНЕ БУЛГАКОВА «ВОДА ЖИЗНИ» (1925 г.): «Станция Сухая Канава дремала в сугробах… В железнодорожном поселке тек мутный и спокойный зимний денек. “Все, что здесь доступно оку (как говорится), Спит, покой ценя... “» Когда же в станционную лавку завезли «очишшанное» вино – водку, то мигом «проснувшиеся» жители посёлка атаковали лавку. Но кончилась водка, и снова: «Вечером тихо лежали сугробы, а на станции мигал фонарь... И шла по разъезженной улице какая-то фигура, и тихо пела, покачиваясь: “Все, что здесь доступно оку, Спит, покой ценя”».

Едва-ли на глухой станции пьяная «фигура» в реальности распевала строки из конца стихотворения М.Ю. Лермонтова «СПОР» (Как-то раз перед толпою соплеменных гор…») Это сам Булгаков даже в жанре не дающего особо развернуться фантазии фельетона явно склонен к разного уровня противопоставлениям – параллелям. Где параллели?! Да ещё перед Лермонтовым уже само название фельетона - «ВОДА ЖИЗНИ» – есть перефразировка начала последней 22 главы Апокалипсиса: «И показал мне (ангел) чистую реку воды жизни, светлую как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца...»

ПОЛУЧАЕТСЯ, КАК БЫ ТРОЙНАЯ РАМКА ОЦЕНКИ СОБЫТИЙ: лермонтовские строки подчёркивают убогость существования на станции «Сухая канава». И за пределами текста данный уровень осмысления бытия в Апокалипсисе бросает на «Сухую канаву» уже совершенно саркастическую тень... Разумеется! все эти «теневые» сопоставления «работают» для знакомых и с поэзией Лермонтова, и с текстом Апокалипсиса. А если такую забавную форму развернуть?! Для начала получилась «Белая гвардия»

«БЕЛАЯ ГВАРДИЯ» – роман слитых воедино многих разно уровневых повествований в разных стилях речи: торжественно библейском, публицистичном, эмоционально взвинченном на грани безумия и т. д. Из многих уровней «ГВАРДИИ» две самые главные темы – рамки всего романа заявлены Автором сразу в эпиграфе: это пушкинская и из Апокалипсиса оценочные рамки происходящего.
* * *

Л И Т Е Р А Т У Р Н О Е Р О Д О С Л О В И Е Г Е Р О Е В -- «Б Е Л О Й Г В А Р Д И И».

Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло.
– Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран! – А.С. Пушкин. Капитанская дочка.

И судимы были мёртвые по написанному в книгах сообразно с делами своими. – Апокалипсис Св. Ап. Иоанна Богослова. 20:12.
___________________________________________
Два Эпиграфа Михаила Булгакова к «Белой гвардии»

«БЕЛАЯ ГВАРДИЯ», Часть Первая: «ВЕЛИК БЫЛ ГОД И СТРАШЕН ГОД ПО РОЖДЕСТВЕ ХРИСТОВОМ 1918, ОТ НАЧАЛА ЖЕ РЕВОЛЮЦИИ ВТОРОЙ. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс (противостояние мира и войны!) Но дни и в мирные и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь…

Ну, думается, вот перестанет, начнется та жизнь, о которой пишется в шоколадных книгах, но она не только не начинается, а кругом становится все страшнее и страшнее…» «Шоколадные книги» (частый цвет хорошо переплетённых книг в то время – коричневый с золотом) – это Пушкин, Достоевский, Толстой...

ВЕСЬ ТЕКСТ «БЕЛОЙ ГВАРДИИ» ПОСТРОЕН ПО ПОДОБИЮ ВЕЩЕГО СНА – БРЕДА, мечущего между двумя пушкинскими полюсами: добрый человек и страшный человек – волк. В этом большом после пушкинском сне будут отдельно «выскакивать» гоголевские, достоевские, толстовские мотивы – в целом отражающиеся и целое отражающие зеркала.

Как и сам Автор «Белой гвардии» ее герои образованы до 1917 года. И как сам Автор каждый из героев «Гвардии» в обстановке крайнего нервного напряжения будет пытаться мыслить с детства знакомыми ему цитатами, – иногда не понятыми, иногда к действительности не совсем подходящими. Этого Автору покажется мало: на каждого из героев «Гвардии» как бы ложится тень – отсвет знакомых читателю образов великих писателей русских. Зачем?

Разнообразие человеческих характеров сводится к определённым психологическим типам. Отсюда в литературе давно уже явилось понятие «типажа» – определённого типа поведения героя: злодей, положительный в разных вариантах и т.п. С типажом мы хорошо знакомы хоть бы по «лишним людям» – Онегин, Печорин... В каждом из ярких героев отражая черты поколения, русские писатели в какой-то мере отразились в ими найденных типажах и сами, - как яркие представители своего поколения. С этим и будет играть Булгаков. Что же получится?

Получится, что наравне с Пушкиным присутствуя уже на уровне апокалиптической рамки романа, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Л. Толстой, Чехов как бы будут видеть – со своими героями спектакль в новом времени. Или даже отчасти сами играть этот спектакль: не самих себя, но ими описанные «типажи».

У Булгакова прямого прототипизма совсем нет - все образы собирательные. Например, а на уже существующие образы Андрея Болконского и Васьки Денисова из «Войны и мира» как бы наложенное подобное же высоко патриотическое поведение отдельных офицеров гражданской войны 1914 - 1922 гг. - без изменения сути из прошлого "переводит" типаж в современность.

Любя русскую литературу не пассивной, деятельной любовью, Булгаков у Пушкина и Гоголя, спрашивал, - как жить?! На примерах Андрея Болконского и Пьера Безухова "вычислял, что получится из такого поведения?..
* * *

«Но как жить? Как же жить? Алексею Васильевичу Турбину, старшему - молодому врачу - двадцать восемь лет. Елене - двадцать четыре. Мужу ее, капитану Тальбергу, - тридцать один, а Николке - семнадцать с половиной. Жизнь-то им как раз перебило на самом рассвете. Давно уже начало мести с севера и метет, и метет, и не перестает, и чем дальше, тем хуже…»; «”Капитанскую дочку” сожгут в печи…» - кажется, что для культуры хуже?!
* * *
ТЕМА ГОГОЛЯ И ДОСТОЕВСКОГО В «БЕЛОЙ ГВАРДИИ». НАЧНЁМ С БРАТЬЕВ ТУРБИНЫХ: «Старший Турбин, бритый, светловолосый, постаревший и мрачный с 25 октября 1917 года, во френче с громадными карманами, в синих рейтузах и мягких новых туфлях, в любимой позе – в кресле с ногами. У ног его на скамеечке Николка с вихром, вытянув ноги почти до буфета… Ноги в сапогах с пряжками. Николкина подруга, гитара, нежно и глухо: трень... Неопределенно трень... потому что пока что, видите ли, ничего еще толком не известно. Тревожно в Городе, туманно, плохо...»

СТАРШИЙ БРАТ. Из «Записок молодого врача» выросший Алексей Турбин – авторский герой. Автор Булгаков Достоевского чтил как учителя. Вот именно Алексею и снится кошмар – чёрт Ивана Карамазова, и: «Валяется на полу у постели Алексея недочитанный (и не понятый) Достоевский, и глумятся "Бесы" отчаянными словами...». На Турбине – старшем и лежит отсвет запутавшихся в идеях героев Достоевского.

МЛАДШИЙ БРАТ. «…У НОГ СТАРОГО КОРИЧНЕВОГО СВЯТИТЕЛЯ НИКОЛЫ. НИКОЛКИНЫ голубые глаза, посаженные по бокам длинного птичьего носа, смотрели растерянно, убито», – вместе с «вихром» эта внешность младшего Турбина Николки – Николая Васильевича – для учившихся в дореволюционных гимназиях была легко узнаваема по портретам в гимназических учебниках Николая Васильевича Гоголя. А в романе ещё и аналогия со Святым Угодником Николой!

Обще христианский святой Святитель Николай – покровитель моряков и от любой стихийной смерти, покровитель детей и невинно осужденных – в России был настолько почитаем, что сделался заступником русского народа. Так что младший Турбин – очень интересный герой: больше чем авторский.

С явными топографическими признаками Киева на Днепре место действия «Белой гвардии» автор уж верно с целью именует с заглавной буквы «Город»: как в «Ревизоре» это есть обобщение и символ России. И место действия нового романа – на родине Гоголя Украине, в Киеве. Так именно гоголевским слогом «Город» и будет описан. Почему же падает на Николку тень самого писателя – не его героев? Известные гоголевские герои, в основном типажи скорее сатирические: им подобных легко и в изобилии найдём на нижних этажах повествования «Белой гвардии» – на улицах Города, за окнами уютной турбинской квартиры:

«В ОКНАХ НАСТОЯЩАЯ ОПЕРА "НОЧЬ ПОД РОЖДЕСТВО" (Н. Римского- Корсакова по одноимённому рассказу Гоголя) – снег и огонечки. Дрожат и мерцают. Николка прильнул к окошку… в глазах – напряженнейший слух. Где (пушки стреляют)? Пожал унтер-офицерскими плечами. “Черт его знает.”» – с гоголевским отсветом, но всё же не Гоголь. Под якобы видения обоих братьев Турбиных замаскированные авторские сны – самого Булгакова – будут поданы в манере Гоголя. Значит, нужен был с гоголевским отсветом герой: им стал Николка.

ВЕРНЁМСЯ К СЮЖЕТУ РОМАНА.«Дверь в переднюю впустила холод, и перед Алексеем и Еленой очутилась высокая, широкоплечая фигура в серой шинели до пят и в защитных погонах с тремя поручичьими звездами химическим карандашом...» - из заоконной «Ночи под рождество» к Турбиным едва живой с позиций ввалившийся поручик Мышлаевский почём зря матерно ругает штабную сволочь, пославшую раздетых людей на лютый мороз защищать Город от неведомого неприятеля:

– Но кто такие? Неужели же Петлюра? Не может этого быть.
– А, черт их душу знает. Я думаю, что это местные мужички-богоносцы Достоевские!(фразой из «Бесов» Достоевского).. у-у... вашу мать!»
* * *

По СЛУЧАЮ ТОГО, ЧТО ВСЕ ЖИВЫ, У ТУРБИНЫХ ПРОИСХОДИТ ЗАСТОЛЬЕ: «Елена на председательском месте, на узком конце стола.. На противоположном - Мышлаевский... в халате, и лицо в пятнах от водки и бешеной усталости. Глаза его в красных кольцах - стужа, пережитый страх, водка, злоба. По длинным граням стола с одной стороны Алексей и Николка, а с другой - Леонид Юрьевич Шервинский, бывшего лейб-гвардии уланского полка поручик, а ныне адъютант в штабе князя Белорукова...»

Мышлаевский изрекает фразу прямо с театральной сцены из плохой драмы: «На Руси возможно только одно: вера православная, власть самодержавная!» – «Я …крикнул: "Верр-но!" …Кругом зааплодировали. И только какая-то сволочь в ярусе крикнула: "Идиот!" …Туман. Туман. Туман…» Форма сего разговора ничего не напоминает? Речи героев Достоевского в ювелирной форме чеховского разговора из «Учителя словесности» (его читали гимназисты булгаковского поколения!)

ЗДЕСЬ У БУЛГАКОВА АНАЛОГИЯ С ЗАСТОЛЬЕМ В «УЧИТЕЛЕ СЛОВЕСНОСТИ» А.П. ЧЕХОВА: «"Это хамство! – доносилось с другого конца стола. – Я так и губернатору сказал: это, ваше превосходительство, хамство!" – "Ррр... нга-нга-нга"... – послышалось из-под стула (собачье ворчанье). – "Сознайтесь, что вы не правы! ...Сознайтесь! "», – с чеховским диалогом сходство застолья у Турбиных означает наличие в «Белой гвардии» «двойных» чеховских – диалога и «подводного действия», когда не сказанное – важнее. Аналогия с пошлым разговором в рассказе Чехова снижает и для самих героев важные темы застольных бесед.

Но герои Чехова не ведут военных разговоров: истоки таковых – уже в «Войне и мире». Если в первом абзаце романа покровительницы влюблённых звезда Венера упомянута в противостоянии с олицетворением бога войны Марсом, то и разговор о «Войне и мире» непременно случится!
* * *
ПОРУЧИК МЫШЛАЕВСКИЙ – ВВЕДЁТ В РОМАН ТЕМУ «ВОЙНЫ И МИРА»: «Вот, действительно, книга. Да-с... вот-с писатель был граф Лев Николаевич Толстой, артиллерии поручик… Жалко, что бросил служить… до генерала бы дослужился», – волею автора поручик Мышлаевский и вносит в «Гвардию» из «Войны и мира» мотив неудачной для России компании 1805 года против Наполеона.

В гимназии, где формируется для защиты Города студенческий мортирный дивизион,его командир полковник Малышев для поднятия патриотичесского духа бойцов велит снять чехлы с портрета Александра Благословенного: проигравшего компанию 1805 года бесталанного полководца Александра I, - подразумевает ехидный Автор романа. Открытый портрет предсказывает белой гвардии поражение:

«В треуголке, заломленной с поля, с белым султаном, лысоватый и сверкающий Александр вылетал перед артиллеристами. Посылая им улыбку за улыбкой, исполненные коварного шарма, Александр взмахивал палашом и острием его указывал юнкерам на Бородинские полки…» Артиллеристы тут же запевают знаменитое стихотворение Лермонтова «Бородино»: «...Ведь были ж... схватки боевые?! … Да говорят, еще какие!! – гремели басы. – Не да-а-а-а-ром помнит вся Россия Про день Бородина!!»

ПРИПОМНИМ ТЕПЕРЬ ИСТОРИЮ БЕЗ МОНАРХИЧЕСКИХ САНТИМЕНТОВ: исправляя ошибки Александра Благословенного 1905 года, Бородино выиграл великий полководец Илларион Кутузов. А в нашем романе вместо Кутузова со значимой фамилией полковник Малышев – тоже с отблесками толстовских героев человек чести, – узнав о предательстве штаба распустит дивизион: «Больше сделать ничего не могу-с. Своих я всех спас. На убой не послал! На позор не послал! – Малышев вдруг начал выкрикивать истерически, очевидно что-то нагорело в нем и лопнуло... – Ну, генералы! – Он сжал кулаки…»

Тоже из «Войны и мира» лихого командира Васьки Денисова любимое ругательство «чёртова кукла» становится в «Белой гвардии» названием валяющейся в квартире Турбиных юмористической газеты «Чёртова кукла». Из «Войны и мира» ближе всего к бреттеру Долохову, Мышлаевский – обобщённый и несколько измельчавший потомок толстовских героев:

«Голова эта (Мышлаевского) была очень красива, странной и печальной и привлекательной красотой давней, настоящей породы и вырождения. Красота в разных по цвету, смелых глазах, в длинных ресницах. Нос с горбинкой, губы гордые, лоб бел и чист… Но вот, один уголок рта приспущен печально, и подбородок косовато срезан так, словно у скульптора, лепившего дворянское лицо, родилась дикая фантазия… оставить мужественному лицу маленький и неправильный женский подбородок».

В ПРОЗЕ БУЛГАКОВА ГЛАЗА ГЕРОЕВ ВСЕГДА – ЗЕРКАЛО ДУШИ И ВСЕГО ВЫСШЕГО В ЭТОЙ ДУШЕ ОТРАЖЁННОГО. У и положительно и отрицательно значимых героев Булгаков описывает глаза. Толстовский герой и «с траурными глазами (предсказание!) кавалерист в полковничьих гусарских погонах» Най-Турс олицетворяет всё царской армии самоё лучшее – честь, верность слову, готовность отдать за родину жизнь.

ПОЛКОВНИК НАЙ-ТУРС КАРТАВИТ КАК ВАСЬКА ДЕНИСОВ В «ВОЙНЕ И МИРЕ»: «А я пг"одулся бг"ат, вчег"а, как сукин сын! - закричал Денисов, не выговаривая р. - Такого несчастия! Такого несчастия!..» На Най-Турса ложатся ещё отблески князя Андрея Болконского и скромного, не подозревающего о в соей исключительной храбрости артиллерийского капитана Тушина с «большими умными и добрыми глазами».

«Коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти никто из нас не боялся..., – рассуждает перед боем Тушин. Во сне Алексей Турбин заранее видит полковника с траурными глазами уже в раю: «Он был в странной форме: на голове светозарный шлем, а тело в кольчуге, и опирался он на меч… Райское сияние ходило за Наем облаком», – капитану Тушину как бы на его сомнения ответ.

Капитана Тушина Андрей Болконский первый раз видит в нелепом виде – босым. В перевёрнутых зеркалах «Белой гвардии» часть картавого полковника с траурными глазами в Городе единственная по погоде – по лютому морозу – обута в валенки, которые командир достал, штабному генералу угрожая пистолетом: «- “Пишите тгебование, ваше пгевосходительство, - сказал Най, - нам некогда… Непгиятель, говогят, под самым гогодом… Живей, - сказал Най каким-то похоронным голосом…”

Генерал, багровея, сказал ему: ”Я сейчас звоню в штаб командующего и поднимаю дело о предании вас военному суду. Эт-то что-то...”
- “ Попгобуйте, - ответил Най и проглотил слюну, - только попгобуйте. Ну, вот попгобуйте гади любопытства”. - Он взялся за ручку, выглядывающую из расстегнутой кобуры. Генерал пошел пятнами и онемел…».

В бою при Шенграбене батарея: Тушина «…продолжала стрелять, и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырёх ничем не защищённых пушек», – неприятель предполагал именно здесь весь центр русских. Наконец из штаба только третий приказ об отступлении доходит до забытой батареи.

В неразберихе отступления вместо заслуженной за героизм награды от наказания за, якобы, неисполнение приказа Тушина спасает только вмешательство Андрея Болконского. И поняв предательство штабных, Най-Турс без колебаний отдаст неслыханное анти – тушинское приказание: «Юнкегга! Слушай мою команду: сгывай погоны, кокагды, подсумки, бгосай огужие! ...Спасайтесь по домам! Бой кончен! Бегом магш!»

«НАЙ-ТУРС... ПОДСКОЧИЛ К ПУЛЕМЕТУ... Обернувшись к Николке с корточек, он бешено загремел: “ Оглох? Беги!” Странный пьяный экстаз поднялся у Николки откуда-то из живота… “Не желаю, господин полковник”, – ответил он суконным голосом… обеими руками ухватился за ленту и пустил ее в пулемет...». Как гибнет князь Андрей Болконский, и как заранее предсказано во сне Турбина в лице Най-Турса – всё лучшее в белой гвардии – гибнет, и этим будет как бы подписан окончательный и приговор бросившей Город на произвол судьбы «штабной сволочи», и приговор всему белому движению.(1)

Най-Турс умрёт вместо Николки, потому что сне Алексея около райских врат появлялся ещё и неизвестный кадетик – Николка. «Он умеР... знаете ли, как герой... Настоящий герой... Всех юнкеров вовремя прогнал… – Николка, рассказывая, плакал, – а сам их прикрыл огнем. И меня чуть-чуть не убили вместе с ним…». Спасшийся Николка помогает матери Ная найти и похоронить тело сына: «Старуха мать от трех огней (около гроба Ная) повернула к Николке трясущуюся голову и сказала ему: “Сын мой. Ну, спасибо тебе”». Но всё перенятое от Ная лучшее именно грозит Николке тоже гибелью. (В одной из редакций романа Николка погибал.)

ЗАТО ГЕРОЙСКАЯ ГИБЕЛЬ НЕ СЛИШКОМ ГРОЗИТ РАСЧЁТЛИВЫМ КАРЬЕРИСТАМ! «Поджарая фигура поворачивается под черными часами, как автомат…» – чего хорошего ждать уже от такой первоначальной характеристики Сергея Ивановича Тальбрга?.. «Таль-берг» – фамилия Булгаковым откровенно наполовину заимствована у из «Войны и мира» удачливого карьериста капитана Адольфа Карловича Берга, сына «тёмного лифляндского дворянина».

Подобно Германну из «Пиковой дамы» и Бергу из «Войны и мира» тоже прибалтиец (с немецкой кровью, по тогдашним понятиям), свояк братьев Турбиных не слишком удачлив: «таль» – в словаре Даля означает «залог или заложник». Тальберг – выходит заложником своей страсти сделать благополучную карьеру, что ему в дореволюционной России и удалось бы, но никак не удаётся в послереволюционной, когда «погода» меняется несколько раз ко дню.

Кроме того, ещё в пушкинское время европейски известен был Тальберг Сигизмунд (1812 – 1871) – австрийский пианист-виртуоз и композитор. Представитель салонного стиля игры, Тальберг прославился вдохновенными импровизациями - вариациями известных тем, его же собственные пьесы поражают только внешней виртуозностью. По ехидной аналогии рассуждающий о «кровавой московской оперетке» капитан Тальберг – виртуоз салонной карьеры никак не может попасть в совершенно "не салонный" тон времени.

МУЖ ЕЛЕНЫ, КАПИТАН СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ ТАЛЬБЕРГ (глаза с двойным дном!) – собирательный образ, кроме своей, особы ко всему – и к Родине, и к культуре в целом – равнодушных карьеристов. Автору романа очень нужна «роль» Тальберга: этой в ролью обосновывается неизбежность перемен в России. На пустом месте революции не происходят.

«Чуть ли не с самого дня свадьбы Елены образовалась какая-то трещина в вазе турбинской жизни, и добрая вода уходила через нее незаметно. Сух сосуд. Пожалуй, главная причина этому в двухслойных глазах капитана...» – не ладно в семье, где братья ненавидят мужа сестры.

Не ладно и во всей России: и семья Турбиных, и дом Турбиных окружающий многоликий Город, и вокруг него опасные "туманы" - всё разные лики охваченной братоубийственной гражданской войной России. Образ захватывающего Город кровавого Петлюры как бы сгущается в романе из многих «ненавистей»: роль есть, - а конкретного персонажа-носителя нет. Отсюда оказывается совершенно необходимой "роль" очистительных перемен - "роль" революции.

Убегая вслед за гетманом «крысьей перебежкой», Тальберг бросает и родину, и жену: «Тебя, Елена… я взять не могу на скитанья и неизвестность. Не правда ли? Ни звука не ответила Елена, потому что была горда…» Но будучи отрицательным героем, Тальберг в тоже время важный носитель продолжения в эпиграфе заявленной пушкинской темы встреченного Гринёвым в буране человека либо волка - зверя:

«Добрый человек!» – согласно сказанному слову Петруши Гринёва Пугачёв и оказывается добрым человеком. Когда же правительство воюет с разбойником и душегубцем – вот такого по волчьи кровожадного и получает.Согласно пушкинскому эпиграфу: человек – зверь в тексте наверняка должен явиться. Вот Тальберг в «…Гвардии» и есть – серединное звено на лестнице между человеком и зверем.

«Звериные» характеристики несимпатичного персонажа выпирают из текста. Например, когда споры о политике напоминали Тальбергу его из сана в стан карьерные перебежки, у него «тотчас показывались верхние, редко расставленные, но крупные и белые зубы, в глазах появлялись желтенькие искорки, и Тальберг начинал волноваться…» – как у ощерившихся собаки либо волка зубы – клыки.

Поскольку Тальберг – измельчавший литературный потомок пушкинского Германна, то на супругу его, сестру братьев Турбиных – Елену Васильевну тоже ложится пушкинский отсвет. Собственно, не повесть Пушкина, но опера Чайковского «Пиковая дама» служит в романе культурным символом лучшего прошлого: в опере, увидев явное на трёх картах помешательство Германна, любящая его княжна Лиза утопилась, как мы помним. Всё иначе в романе:

«НА ЛАМПОЧКУ, СТОЯЩУЮ НА ТУМБЕ У КРОВАТИ, НАДЕЛА ОНА (ЕЛЕНА) ТЕМНО-КРАСНЫЙ ТЕАТРАЛЬНЫЙ КАПОР. Когда-то в этом капоре Елена ездила в театр вечером, когда от рук и меха и губ пахло духами, а лицо было тонко и нежно напудрено и из коробки капора глядела Елена, как Лиза глядит из "Пиковой Дамы". Но капор обветшал, быстро и странно, в один последний год…

КАК ЛИЗА "ПИКОВОЙ ДАМЫ", РЫЖЕВАТАЯ ЕЛЕНА, свесив руки на колени сидела... Громадная печаль одевала Еленину голову, как капор… Елена была одна и поэтому… беседовала… с капором, налитым светом, и с черными двумя пятнами окон… “Уехал…” <…> Капор с интересом слушал… Спрашивал: “А что за человек твой муж?” – “Мерзавец он. Больше ничего!” – сам себе сказал Турбин».

«Чуть ли не с самого дня свадьбы Елены образовалась какая-то трещина в вазе турбинской жизни, и добрая вода уходила через нее незаметно. Сух сосуд. Пожалуй, главная причина этому в двухслойных глазах капитана…» – неладно в семье, где братья ненавидят мужа сестры. Не ладно и во всей России.

За своё многослойное предательство Тальберг будет «лишён» Автором всех обще культурных символов: «Пианино показало уютные белые зубы и партитуру Фауста там, где черные нотные закорючки идут густым черным строем и разноцветный рыжебородый Валентин поет: “Я за сестру тебя молю Сжалься, о, сжалься ты над ней! Ты охрани ее!”

Даже Тальбергу, которому не были свойственны никакие сентиментальные чувства, запомнились в этот миг… истрепанные страницы вечного Фауста. Эх, эх... Не придется больше услышать Тальбергу каватины про бога всесильного, не услышать, как Елена играет Шервинскому аккомпанемент!»

А почему, собственно, не услышать оперы «Фауст» к концу романа письменно обнаружившемуся в Париже Тальбергу? В Париже, разве, опера не доступна?.. Вы шутите!.. Предателю не услышать на русском языке прижившуюся в России оперу. И вообще предатель отделён от истинной культуры.

И ЗДЕСЬ НАМ ПОРА ВЕРНУТЬСЯ К ТИПАЖАМ: в драме когда недостойный муж уехал, его место занимает обаятельный герой - любовник. Кроме партии любовника «обаятельный хвастун, фатоватый и нагловатый маленький «бывшего лейб-гвардии уланского полка поручик, а ныне адъютант…» Леонид Юрьевич Шервинский – своеобразный потомок Печорина – в романе ведёт ещё и лермонтовскую линию: не даром он – «Юрьевич».

* * *
В наглых глазах маленького Шервинского мячиками запрыгала радость при известии об исчезновении Тальберга. Маленький улан сразу почувствовал, что он, как никогда, в голосе, и розоватая гостиная наполнилась действительно чудовищным ураганом звуков, пел Шервинский эпиталаму богу Гименею, и как пел!
_______________________________

ШЕРВИНСКИЙ – СВОЕОБРАЗНЫЙ «ПОТОМОК» ЛЕРМОНТОВСКИХ И ПЕЧОРИНА, И – ДЕМОНА. Так Шервинский наведывается за вином в «Погреб – замок Тамары». Обладающий оперным голосом поручик исполняет партии брата Гретхен Валентина в «Фаусте» и Демона (в опере А. Рубинштейна на сюжет «Демона» Лермонтова). Во сне Елены Леонид Юрьевич так и представляется Демоном – соблазнителем Тамары... В итоге Елена второй раз выходит замуж за Демона – или за Шервинского?.. В всяком случае, замужество её почти литературное.

У Шервинского бархатный баритон: «Да, пожалуй, все вздор на свете, кроме такого голоса. Конечно, сейчас… эта дурацкая война, большевики, и Петлюра, и долг, но потом, когда все придет в норму, он бросает военную службу, несмотря на свои петербургские связи, вы знаете, какие у него связи - о-го-го - и на сцену. Петь он будет в La Scala и в Большом театре в Москве...»

Сквозь хвастуна, но талантливого певца Шервинского во втором чеховском действии как бы протекает тема вечного и вечно играющего людскими чувствами, но и облагораживающего их искусства: «Все же, когда Турбиных и Тальберга не будет на свете, опять зазвучат клавиши, и выйдет к рампе разноцветный Валентин… потому что Фауст, как Саардамский Плотник, – совершенно бессмертен». В итоге новый брак Елены с Демоном – Шервинским за пределами бытового в высоком смысле символизирует эту «совершенную бессмертность» искусства.
* * *

В СПИСКЕ ОСОБО ЭПОХАЛЬНЫХ ГЕРОЕВ ОСТАЁТСЯ «РАЗЪЯСНИТЬ» ЧАСТО НЕСПРАВЕДЛИВО ЗАБЫВАЕМОГО «ЗНАМЕНИТОГО ПРАПОРЩИКА, лично получившего в мае 1917 года из рук Александра Федоровича Керенского георгиевский крест, МИХАИЛА СЕМЕНОВИЧА ШПОЛЯНСКОГО» – «одетого в дорогую шубу с бобровым воротником и цилиндр»:

«Михаил Семенович был черный и бритый, с бархатными баками, чрезвычайно похожий на Евгения Онегина. Всему Городу Михаил Семенович стал известен… как превосходный чтец в клубе "Прах" своих собственных стихов "Капли Сатурна" и как отличнейший организатор поэтов и председатель городского поэтического ордена "Магнитный Триолет"…»

Из «Триолета» «фантомисты и футуристы» под эгидой Шполянского печатают сборник богоборческих стихов: «Бейте бога. Звук алый Беговой битвы Встречаю матерной молитвой…» – Мышлаевский это и делал, как помним. Позаимствовал Булгаков эти вирши из какого - либо журнала? Сочинил или присочинил сам?.. В любом случае «БЕГОВАЯ БИТВА» - есть, практически, синоним «БЕЛОЙ ГВАРДИИ» и предвосхищение названия пьесы «БЕГ Забвение «бога» и всего прекрасного, доброго, вечного» в разной степени присутствует на всех земных уровнях и первого романа Булгакова, и всего его творчества.

НО ВЕРНЁМСЯ К ШПОЛЯНСКОМУ: «КРОМЕ ТОГО, МИХАИЛ СЕМЕНОВИЧ не имел себе равных как оратор, кроме того, управлял машинами как военными, так и типа гражданского, кроме того, содержал балерину оперного театра Мусю Форд и еще одну даму, имени которой Михаил Семенович, как джентльмен, никому не открывал, имел очень много денег и щедро раздавал их взаймы... пил белое вино, играл в железку, купил картину "Купающаяся венецианка", ночью жил на Крещатике, утром в кафе "Бильбокэ", днем – в своем уютном номере лучшей гостиницы "Континенталь", вечером – в "Прахе", на рассвете писал научный труд "Интуитивное у Гоголя".

Гетманский Город погиб часа на три раньше, чем ему следовало бы, именно из-за того, что Михаил Семенович второго декабря 1918 года вечером в "Прахе" заявил... следующее: ”Все мерзавцы. И гетман, и Петлюра. Но Петлюра, кроме того, еще и погромщик. Самое главное впрочем, не в этом. Мне стало скучно, потому что я давно не бросал бомб…”»

ШПОЛЯНСКИЙ – ЯВНАЯ ПАРОДИЯ НА ВСЕ ПЕРЕДЕРЖКИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА. Таким образом литературная родословная цепочка персонажей «Гвардии» такова: герои с отблесками – Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого, Чехова (кузен из Житомира – Лариосик) и ещё не сошедший со сцены Серебряный век.

Под похожестью Шполянского на Онегина разумеется традиция оперного грима - каким певцы обычно представляли Евгения (его «реальная» внешность неизвестна истории). В придачу к парикам и костюмам, оперные певцы – мужчины подводят глаза, красят губы, – иначе не видно лица в зале. В результате, не только в партии Демона или Мефистофеля, но и вообще оперные певцы выходили и выходят на сцену с совершенно другим – не как в жизни лицом.

И отсюда к теме «не своего» лица Шполянского текстуально «примыкает» тема проституток «в зеленых, красных, черных и белых шапочках, красивых, как куклы…» – от них сифилисом заражённых лечит доктор Алексей Турбин. Так снижается образ не только эффектного поручика, но и в какой-то мере образ Турбина.

Именно чрезмерная театральная любовь к литературной позе – к не своему лицу до полного забвения собственного и пародируется в образе Шполянского. (2) Причём в отличие от внешней якобы изощрённой новизны позы суть персонажа оказывается совсем не новой: «Михаил же Семенович Шполянский... в большой комнате с низким потолком и старым портретом, на котором тускло глядели, тронутые временем, эполеты сороковых годов» – 1840-х времени ещё не терпевшего Пушкина Николая I .

Булгаков с точки зрения культурных взглядов и этикета был, его собственному признанию – традиционалист: т.е. поклонник наследия мировой культуры – классических отработанных форм. (3) Передержки Серебряного века – вычурность языка и поведения – человеку классических вкусов не могли нравится. И в любом случае, вытянувши цепочку героев от Пушкина до время действия романа, забыть о Серебряном веке было уже нельзя. Превращения Шполянского буйно продолжаются:

«МИХАИЛ СЕМЕНОВИЧ ШПОЛЯНСКИЙ провел остаток ночи на Малой-Провальной
улице в большой комнате с низким потолком и старым портретом, на котором
тускло глядели, тронутые временем, эполеты сороковых годов. Михаил
Семенович без пиджака, в одной белой зефирной сорочке, поверх которой красовался черный с большим вырезом жилет, сидел на узенькой козетке и говорил женщине с бледным и матовым лицом такие слова:

“Ну, Юлия, я окончательно решил и поступаю к этой сволочи – гетману в броневой дивизион.” После этого женщина… истерзанная полчаса тому назад и смятая поцелуями страстного Онегина (когда это в поэме Пушкина Онегин кого целовал?), ответила так: “…Никогда я не понимала и не могу понимать твоих планов.”
Михаил Семенович взял со столика перед козеткой стянутую в талии рюмочку душистого коньяку, хлебнул и молвил: “И не нужно.”

Через два дня после этого разговора Михаил Семеныч преобразился. Вместо цилиндра на нем оказалась фуражка блином, с офицерской кокардой, вместо штатского платья – короткий полушубок до колен и на нем смятые защитные погоны. Руки в перчатках с раструбами, как у Марселя в "Гугенотах"... (4) Весь Михаил Семенович с ног до головы был вымазан в машинном масле (даже лицо) и почему-то в саже…»

Неузнаваемый Шполянский произвёл в дивизионе «чудеса», вплоть до полного развала броневиков. В результате чего Петлюра на 3 часа раньше взял Город. А если бы не были выведены из строя броневики дивизиона? Всё равно Петлюра бы взял Город. Но может быть, не погиб бы Най-Турс?.. Кто знает... Ехидство Автора по поводу замашек Шполянского, однако, не переходит в презрение, как в случае с Гетманом.

Вроде бы, Автор даже любуется артистизмом Шполянского. Особенно интересно, что именно зацелованная «Онегиным» женщина с матовым лицом спасёт преследуемого петлюровцами Алексея Турбина – спрячет его, раненного, в той самой комнате, где Шполянский пил коньяк.

СПАСЁННЫЙ ТУРБИН ОЦЕНИТ СВОЁ ПРИБЕЖИЩЕ: «Он разглядел узоры бархата, край двубортного сюртука на стене в раме и желто-золотой эполет. (Как у Гоголя даже не вещи – части вещей замещают людей) Потолки такие низкие... В глубине, было темно, но бок старого пианино блестел лаком, еще что-то поблескивало, и, кажется, цветы фикусы. А здесь опять этот край эполета в раме. Боже, какая старина!.. Эполеты его приковали. Был мирный свет сальной свечки в шандале. Был мир, и вот мир убит. Не возвратятся годы... Что за странный домик?»

«СТРАННЫЙ ДОМИК» – ВРЕМЕННОЙ ПРОВАЛ ЛИБО СПАСИТЕЛЬНАЯ ДВЕРЬ В ПРОШЛОЕ (смотря по заслугам героев). По духу Алексей Турбин – не вышел из 19 века, поэтому старина его и чарует. «СТРАННЫЙ ДОМИК» – как бы в бытовом варианте спрессованное время с пушкинских времён до момента действия: прошлое заключает в себе и хорошее и плохое – надо уметь распорядиться... Ведь и семья Най-Турса - живёт на Мало - Провальной.

Погибший Най-Турс - олицетворение миновавшего лучшего прошлого русской армии. Как бы покрытая пылью забвения культура рождает желание стряхнуть эту пыль любой ценой: не потому ли Автор резко не "задвигает" Шполянского в разряд отрицательных персонажей?..

Комнаты у Шполянского – низкие, тёмные и пыльные: уже и не культура, но в театральном складе атрибуты – спящие символы прошлого. И здесь к Шполянскому через Турбиных неожиданно примыкает другой занимающий важное место в рассуждениях о культуре и на границе между добрым человеком и зверем персонаж: домохозяин Турбиных – Лисович.
* * *

ВЕРНЁМСЯ В ДОМ ТУРБИНЫХ: «Много лет… в доме N_13 по Алексеевском спуску… часы играли гавот, и всегда в конце декабря пахло хвоей… В ответ бронзовым… били в столовой черные стенные башенным боем… Время мелькнуло, как искра… все выросли, а часы остались прежними и били башенным боем. К ним все так привыкли, что, если бы они пропали как-нибудь чудом со стены, грустно было бы, словно умер родной голос… Но часы, по счастью, совершенно бессмертны...

Мебель старого красного бархата, и кровати с блестящими шишечками, потертые ковры, пестрые и малиновые, с соколом на руке Алексея Михайловича (1629 – 1676), с Людовиком XIV (1638-1715), нежащимся на берегу шелкового озера в райском саду, ковры турецкие с чудными завитушками… бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом, с Наташей Ростовой, Капитанской Дочкой, золоченые чашки, серебро, портреты, портьеры, – все семь пыльных и полных комнат, вырастивших молодых Турбиных...» Ведь это – белые стихи – настоящая поэма о связи времён!

В «ПЫЛЬНЫХ И ПОЛНЫХ КОМНАТАХ» МОЛОДЫХ ТУРБИНЫХ ВРЕМЯ движется. У Шполянского время как бы застыло, что по аналогии с двойными часами Турбиных достигается полным непопаданием в «кадр» логова Шполянского каких-нибудь часов. В своеобразном «временном коридоре» романа логово Шполянского далеко от Турбиных. А вот сразу под ними в «нижней квартире» живёт домохозяин инженер Лисович. Напрасно! Ох, напрасно на него обращают маловато внимания, сводя всё дело только к реальному - прототипизму соседству семьи Булгаковых в Киеве.

«В ЭТОТ НОЧНОЙ ЧАС… ИНЖЕНЕР БОДРСТВОВАЛ и находился в своем тесно заставленном, занавешенном, набитом книгами и, вследствие этого, чрезвычайно уютном кабинетике. Стоячая лампа, изображающая египетскую царевну, прикрытую зеленым зонтиком с цветами, красила всю комнату нежно и таинственно, и сам инженер был таинственен в глубоком кожаном кресле. Тайна и двойственность зыбкого времени выражалась прежде всего в том, что был человек в кресле вовсе не Василий Иванович Лисович, а Василиса...

То есть сам-то он называл себя - Лисович, многие люди... называли его Василием Ивановичем, но исключительно в упор. За глаза же... никто не называл инженера иначе как Василиса. Случилось это потому, что домовладелец с января 1918 года, когда в Городе начались уже совершенно явственно чудеса... вместо определенного ”В. Лисович”, из страха перед какой-то будущей ответственностью, начал в анкетах, справках… и карточках писать ”Вас. Лис”».

СКУПОЙ ЛИСОВИЧ ТОЛЬКО-ЧТО ЗАПРЯТАЛ В ТАЙНИК ДРАГОЦЕННОСТИ И ДЕНЬГИ: «Ночь. Василиса в кресле. В зеленой тени он чистый Тарас Бульба. Усы вниз, пушистые - какая, к черту, Василиса! - это мужчина… Перед Василисой на красном сукне пачки продолговатых бумажек - зеленый игральный крап: “…50 карбованцiв” На крапе - селянин с обвисшими усами... И… предостерегающая надпись: “За фальшування караеться тюрмою”...

Со стены на бумажки глядел в ужасе чиновник со Станиславом на шее - предок Василисы, писанный маслом. В зеленом свете мягко блестели корешки Гончарова и Достоевского и мощным строем стоял золото-черный конногвардеец Брокгауз-Ефрон. Уют...»

ПОЗВОЛЬТЕ! РАЗВЕ ГОНЧАРОВ И ДОСТОЕВСКИЙ ПИСАЛИ ДЛЯ УЮТА?! Перед нами мёртвая, используемая как интерьер культура: «Василиса оглянулся, как всегда делал, когда считал деньги, и стал слюнить крап. Лицо его стало боговдохновенным (при пересчитывании денег!). Потом он неожиданно побледнел. “Фальшування, фальшування, - злобно заворчал он, качая головой, - вот горе-то. А?” Голубые глаза Василисы убойно опечалились… Всего сто тринадцать бумажек, и, извольте видеть, на восьми явные признаки фальшування. - “Извозчику завтра вечером одну, - разговаривал сам с собой Василиса, - все равно ехать, и, конечно, на базар”…» - это идеалы Достоевского?..

И русский классик Иван Александрович Гончаров упомянут тоже не просто в строку: именно Гончаров в романе «Обрыв» исследовал последствия как и потери старых добрых традиций, так и их чрезмерное давление. «ОБРЫВ» жизни в Городе - олицетворении России случился покруче, чем самые прогнозы романа «Обрыв»...

«Через десять минут полная тьма была в квартире. Василиса спал… в сырой спальне. Пахло мышами, плесенью, ворчливой сонной скукой. И вот, во сне… какие-то Тушинские Воры с отмычками вскрыли тайник. Червонный валет влез на стул, плюнул Василисе в усы и выстрелил в упор. В холодном поту, с воплем вскочил Василиса…» - сон оказался вещим! Мёртвая культура мстит за себя: в окно подсмотревшая Василисины тайные действия «волчья оборванная серая фигура» грабит домохозяина.
* * *

ТАКИМ ОБРАЗОМ, РАМКИ ДЕЙСТВИЙ -- ГРАДАЦИЯ ПРОСТРАНСТВА В «БЕЛОЙ ГВАРДИИ» ЧЁТКАЯ:

– ВЕРХНИЙ ЭТАЖ – квартира Турбиных: ещё живая культура и пригодное для жизни пространство;

– ПОДВАЛЬНЫЙ ЭТАЖ – мёртвая культура в лице измельчавшего гоголевского героя Тараса Бульбы – ныне Василисы, который тоже совершенно по-гоголевски отражается в образе «селянина с обвисшими усами» с денежной бумажки.

– ЗА ПРЕДЕЛАМИ И ТУРБИНСКОГО ДОМА – ему родственное, но олицетворяющее более застывшее прошлое «логова» Шполянского – Онегина на Мало - Провальной.

– ЗА ПРЕДЕЛАМИ И ДОМА, И ГОРОДА ОПАСНОЕ ПРОСТРАНСТВО ПУШКИНСКОЙ МЕТЕЛИ – бурана, откуда приходит всё страшное: мифический кровавый Петлюра, грабитель человек – волк...
В этом буране войны проверяется понятость героями книжных идеалов. И в кровавой бойне реализованная взаимная ненависть противоборствующих сторон перерастает в исполнившиеся пророчества Апокалипсиса, среди которых повержение «в прах» германского императора Вильгельма – мелочь.(5)

ВОТ МЫ И ВЕРНУЛИСЬ К ПОЛНОЙ РЕАЛИЗАЦИИ В РОМАНЕ ДВУХ ЕГО ЭПИГРАФОВ:на уровне пушкинского эпиграфа из «Капитанской дочки» ядро организованного пространства заключено в пространство Апокалиптическое – с памятью о первом братоубийстве символ возмездия за очередную брато убийственную гражданскую войну.

Реализованная реминисцентной перекличкой с этапными для нашей культуры произведениями русских писателей рамка двух эпиграфов позволяет ярко описать сложную ситуацию гражданской войны 1917 - 1922 гг.
______________________________________________________

1. Одним из исторических прообразов Феликса Най-Турса следует считать граф Фёдора Артуровича Келлер (1857 -1918, Киев) - Русской Императорской армии генерала от кавалерии, одного из руководителей белого движения на Юге России, геройски защищал Киев и убит петлюровцами после захвата города.

Как и Най-Турс граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчинённых, следил, чтобы люди были всегда хорошо накормлены и одеты. «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения, а таких людей громадное большинство», - из предсмертного дневника Ф.А.Келлера.

В роли Главнокомандующего Украинской и Северной армиями граф находился всего неделю и отставлен с поста гетманом Скоропадским. После бегства гетмана Келлер вновь взял на себя руководство обороной в уже безнадёжном для белой армии положении. Покинуть Киев и уже после его взятия Петлюрой спрятаться или хотя-бы снять погоны Келлер отказался. И был арестован и убит как офицер.

Соответственно вместе с Наем Келлер мог бы произнести:«Най-Турс развел ручки, кулаком погрозил небу, причем глаза его налились светом, и прокричал: "Ребят! Ребят!.. Штабные стегвы!.."» Но для Келлера едва-ли приемлим приказ Най-Турса кадетам: «лЮнкегга! Слушай мою команду: сгывай погоны, кокагды, подсумки, бгосай гужие!...Гвите документы по догоге, пгячьтесь, гассыпьтесь, всех по догоге гоните с собой-о-ой!»

Были у графа и ещё черты не подошедшие Булгакову: в 1905 г. временно исполняя обязанности Калишского генерал-губернатора, Келлер во время усмирения народных волнений применял обычные репрессивные меры: разгон демонстраций оружием, розги и т.п. Никак иначе не и не мог действовать преданный императору офицер! За что был приговорён к смерти боевой организацией Польской партии социалистов (два покушения на К. в 1906 г. не удались).

Кроме всего Келлер званием и официальной ролью несравнимо выше полковника Ная, и последнему по возрасту годится в отцы: 61 год было Келлеру на момент гибели. После взятия Киева Петлюрой в полной форме и погонах ожидая ареста, Келлер, видимо, ясно понимал: белое движение проиграно, а в эмиграции ему в его возрасте и с его убеждениями делать нечего. Келлер слишком любил Родину и жил для неё. И достойная смерть всегда входила в неписанный кодекс чести настоящего русского офицера.

Всё это указывает, что перевешивает собирательная "родословная" Ная от - Андрея Болконского, капитана Тушина и Васьки Денисова и после уже с чертами личности Келлера. Полковник Най-Турс - высоко поэтичный идеализированный образ командира царской армии, у которого в "Белой гвардии" в его обстоятельствах - было - увы! - два пути: эмиграция и гибель. Можно считать, что Автор романа наградил Ная геройской гибелью. А вот Хлудов в "Беге" будет в эмиграции страшно мучим тоской по родине.

2. Шкловский Виктор Борисович (1893 -1984) - русский писатель, литературовед, критик и киносценарист. После 1918 г. Шкловский уехал из Петрограда в Киев, где богемную жизнь совмещая со службой в 4-м автопанцирном дивизионе, участвовал в неудачной попытке свержения гетмана Скоропадского. Это дало повод Булгакову вывести Шкловского в лице нового Евгения Онегина - ловкача поручика Шполянского, что, обидев Шкловского, вызвало с его стороны печатные нападки на повесть Булгакова "Роковые яйца".

Бурная биография Шкловского кроме «Белой гвардии» дала повод для отражения его черт в не одном произведении: О. Д. Форш «Сумасшедший корабль» (под именем - Жуканец); В. А. Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове» («Некрылов»); В. Н. Иванов «У» («Андрейшин»)и др.

Теперь в исследованиях мелькают туманные строки, что питая к Шкловскому неприязнь на почве любовного соперничества, Булгаков и представил соперника в образе Шполянского в своём романе... Если бы Булгаков использовал свои произведения для мелкого сведения счётов, они едва ли были до сих пор читаемы: частные "любовные счёты" и Шкловский - в чём-то эталон своего времени - это разный уровень осмысления, - согласитесь?.

3. Новаторский театр Меерхольда Булгаков ехидно осмеивал в «Роковых яйцах», в серии фельетонов «Столица в блокноте» – VI. «Биомеханическая глава».

4. Опера композитора Джакомо Мейербера «Гугеноты» (1836 г.) на сюжет из эпохи религиозных войн по роману Проспера Мериме «Хроники времён Карла 9». Марсель (басовая партия) – слуга главного героя гугенота. Первая советская постановка «Гугенотов» прошла в 1922 в Свободной опере Зимина. В 1925 опера ставилась в Большом театре.

5. Кайзер Вильгельм II (Фридрих Вильгельм Виктор Альберт Прусский; 1859 – 1941) последний император Германии и король Пруссии с 15 июня 1988 г. – 9 ноября 1918 г. потерявший контроль над ситуацией в стране император отрёкся под сильным давлением оппозиции.

В романе «Белая гвардия» писатель обращается ко многим серьезным и вечным темам. С первых же страниц романа звучат актуальные во все времена темы семьи, дома, веры, морального долга - как начала всех начал, источника жизни и культуры, залога сохранения лучших традиций и нравственных ценностей.

Булгакову выдалось жить в трудное для России время. Революция, а затем и Гражданская война заставили людей переосмыслить все усвоенные ранее ценности. Писатель тяжело переживал происходящие события и всей душой пытался понять окружающую его действительность. И он осознавал, что главная беда России - в падении уровня нравственности, в бескультурье и невежестве, что, по его мнению, было связано с уничтожением интеллигенции, которая в течение долгого времени выступала основным носителем нравственных ценностей.

Герои романа «Белая гвардия», как и сам писатель, представители интеллигенции. Далеко не вся русская интеллигенция приняла и поняла великие свершения Октября. Опасения за судьбу культуры страны играли важную роль в неприятии этих свершений, путь к достижению которых был сложным и нередко противоречивым. Главная тема романа, которую принято связывать с трагическим мотивом разочарования героев, с ощущаемой ими необходимостью порвать со своим прошлым, раскрывается по-новому. Прошлое, в котором осталось счастливое детство героев, не только не разочаровывает их, но всячески сберегается ими в обстановке, когда кажется, «все разрушено, предано, продано».

Весь роман пронизан чувством катастрофы. Герои еще поют гимн «Боже, царя храни», произносят тост за здоровье уже несуществующего монарха, но в этом проявляется их отчаяние. Все, что происходит с ними, предстает как трагедия людей, которые верой и правдой служили этому строю, раскрывшему вдруг всю свою несостоятельность, лицемерие, фальшь. Позиция булгаковских героев не могла быть иной, потому что сам писатель не испытывал ностальгии в отношении старой, буржуазной России, ее монархического прошлого.

Дом и Город - два главных героя романа. Дом Турбиных на Алексеевском спуске, изображенный со всеми чертами семейной идиллии, перечеркнутой войной, дышит и страдает, как живое существо. Когда на улице мороз, тревожно и страшно, в доме идет задушевная беседа, от изразцов печи исходит тепло, слышится башенный бой часов в столовой, бренчание гитары и знакомые голоса Алексея, Елены, Николки и их веселых гостей. И Город, истерзанный бесконечными боями и обстрелами, наполненный толпами солдат, также живет своей жизнью. «Прекрасный в морозе и тумане...» - этот эпитет открывает повествование о Городе и становится доминирующим в его изображении. Образ Города излучает необыкновенный свет - свет жизни, который поистине неугасим. Булгаковский Город находится под Божьим покровительством: «Но лучше всего сверкал электрический белый крест в руках громаднейшего Владимира на Владимирской горке, и был он виден далеко, и часто... находили по его свету... путь на Город...»

Под утро Турбину стал сниться Город. Он не назван нигде Киевом, хотя приметы его ясны, это просто Город, но с большой буквы, как нечто обобщенное, вечное. Подробно он описан в сновидениях Алексея Турбина: «Как многоярусные соты, дымился и шумел и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром. Улицы курились дымкой, скрипел сбитый гигантский снег... Сады стояли безмолвные и спокойные, отягченные белым, нетронутым снегом. И было садов в Городе так много, как ни в одном городе мира... Зимою, как ни в одном городе мира, упадал покой на улицах и переулках и верхнего Города, на горах, и Города нижнего, раскинувшегося в излучине замерзшего Днепра... Играл светом и переливался, светился и танцевал и мерцал Город по ночам до самого утра, а утром угасал, одевался дымом и туманом». В этой символической картине соединились воспоминания юности, красота Города и тревога за его будущее, за судьбу каждого.

«Вечному золотому Городу» противопоставлен Город 1918 года, существование которого заставляет вспомнить библейскую легенду о Вавилоне. В городе царят неразбериха и суматоха, что писатель нередко подчеркивает повторением слов: «Немцы!! Немцы!! Немцы!!», «Петлюра. Петлюра. Петлюра. Петлюра», «Патрули, патрули, патрули». Автор не может оставаться равнодушным к тому, что происходит в Городе (мобилизация, слухи, гетман, близость Петлюры, воровство, убийства, бестолковые распоряжения начальников, обман, таинственная Москва на северо-востоке, большевики, близкая стрельба и постоянная тревога). Благодаря выразительным авторским характеристикам, читатель оказывается во власти своеобразного эффекта присутствия: дышит воздухом Города, впитывает его тревоги, слышит голоса юнкеров, чувствует страх Елены за братьев.

С началом войны под сень Владимирского креста стеклась разномастная публика: бежавшие из столицы аристократы и банкиры, промышленники и купцы, поэты и журналисты, актрисы и кокотки. Постепенно облик Города теряет цельность, становится бесформенным: «Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка». Естественное течение жизни нарушается, привычный порядок вещей распадается. Почти все горожане оказываются втянутыми в грязный политический спектакль.

Тема сбережения духовных, нравственных и культурных традиций проходит через весь роман, но наиболее ярко она претворена в образе дома. Жизнь в этом доме идет наперекор окружающим беспорядкам, кровопролитию, разрухе, жестокости. Хозяйкой и душой дома является Елена Турбина-Тальберг - «прекрасная Елена», олицетворение красоты, доброты, Вечной Женственности. Из этого дома уходит двуличный приспособленец Тальберг. А друзья Турбиных находят здесь приют, залечивают в нем свои израненные тела и души. И даже приспособленец и трус Лисович ищет здесь защиты от грабителей.

Дом Турбиных изображен в романе как крепость, которая находится в осаде, но не сдается. Его образу автор придает высокий, почти философский смысл. По убеждению Алексея Турбина, дом - это высшая ценность бытия, ради сохранения которой человек «воюет и, в сущности говоря, ни из-за чего другого воевать ни в коем случае не следует». Единственная цель, позволяющая браться за оружие, по его мнению, - охранять «человеческий покой и очаг».

В доме Турбиных все красиво: мебель старого красного бархата, кровати с блестящими шишечками, кремовые шторы, бронзовая лампа с абажуром, книги в шоколадных переплетах, рояль, цветы, икона в древнем окладе, изразцовая печь, часы с гавотом; «скатерть, несмотря на пушки и на все это томление, тревогу и чепуху, бела и крахмальна... Полы лоснятся, и в декабре на столе в матовой вазе стоят голубые гортензии и две мрачные и знойные розы, утверждающие красоту и прочность жизни». Атмосфера дома одухотворена музыкой и вечно живым искусством. Кузен Лариосик из Житомира, нашедший приют в доме Турбиных, благословляет семейный уют простодушным признанием: «Господи, кремовые шторы... за ними отдыхаешь душой... А ведь наши израненные души так жаждут покоя...» Турбины и их друзья читают по вечерам и поют под гитару, играют в карты, любят и переживают, и свято хранят семейные традиции.

Война для каждого из героев романа становится испытанием, проверкой нравственных основ личности. Не случайно в эпиграфе к роману Булгаков помещает знаменитые строки из Апокалипсиса: «и судим будет каждый сообразно с делами своими». Главной темой романа становится тема возмездия за свои поступки, тема моральной ответственности за выбор, который делает каждый человек.

Среди защитников монархии оказались разные люди. Булгакову ненавистны высокопоставленные лица, думающие не о спасении Отечества, а о спасении собственной шкуры. Не скрывает он и своего отношения к приспособленцу Тальбергу с «двухслойными глазами», трусливому и жадному инженеру Лисовичу, беспринципному Михаилу Семеновичу Шполянскому.

Но если Тальберг - «чертова кукла, лишенный малейшего понятия о чести», убегающий прочь с тонущего корабля, бросающий братьев и жену, то главные герои романа - воплощение лучших рыцарских качеств. Рядовые участники белого движения, по мнению автора, выступают наследниками боевой славы Отечества. Когда сформированный для защиты Города Мортирный полк прошел в марше по коридорам Александровской гимназии, в вестибюле прямо перед ним будто «вылетел сверкающий Александр», указывая на Бородинское поле. Зазвучавшая песня на слова лермонтовского «Бородино», по мысли автора, является символом доблести, отваги, чести, то есть всего того, что отличает Турбиных, Мышлаевского, Малышева от прочих «господ офицеров».

Офицерская честь требовала защиты белого знамени, верности присяге, отечеству и царю. В обстановке, когда кажется «все разрушено, предано, продано», с недоумением и болью спрашивает себя Алексей Турбин: «Нужно защищать теперь... Но что? Пустоту? Гул шагов?» И все-таки он не способен оставаться в стороне от грозных событий, нарушить свой долг офицера и спешит к тем, кто пытается спасти Отечество, не отдав его судьбу в нечистые руки Петлюры или гетмана Скоропадского. Законам чести и благородства следует и Най-Турс. Прикрывая юнкеров, он вступил в неравный поединок, оставшись один со своим пулеметом перед наступающими кавалеристами. Человеком чести является и полковник Малышев. Осознав всю бессмысленность сопротивления, он принимает единственно правильное решение в создавшейся ситуации - распускает по домам юнкеров. Эти люди готовы быть с Россией в ее бедах и испытаниях, готовы защищать Отечество, Город и Дом. Встречая новых гостей Города, каждый из них жертвует своей жизнью. Сам Всевышний берет их под свою защиту. С легкой иронией изобразил Булгаков в романе царство Божие, где апостол Петр принимает погибших. Среди них и полковник Най-Турс в светозарном шлеме, кольчуге, с рыцарским мечом со времен крестовых походов. Рядом с ним и вахмистр Жилин, погибший еще в Первую мировую войну, и большевики с Перекопа, и еще многие другие, кто хватал «друг друга за глотку», а теперь успокоился, навоевавшись за свою веру. Господь Бог произносит вещие слова: «Все вы у меня... одинаковые - в поле брани убиенные». Поднимаясь над схваткой, автор искренне скорбит обо всех погибших: «Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто. Просто растает снег, взойдет зеленая украинская трава, заплетет землю... выйдут пышные всходы... задрожит зной под полями и крови не останется и следов. Дешевая кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет. Никто».

Булгаков верил в естественный человеческий порядок на земле: «Все будет правильно, на этом построен мир». В романе «Белая гвардия» писатель показал, как страшны и необратимы последствия отступления от принятых норм плохого и хорошего, освященных не одним тысячелетием человеческой культуры. В этом отступлении писатель видел наибольшую опасность человечества. Своих читателей он призывает соблюдать верность главным принципам человечности, преданность идеалам Справедливости, Добра и Красоты.

ТУРБИН - герой романа М.А.Булгакова «Белая гвардия» (1922-1924) и его пьесы «Дни Турбиных» (1925-1926). Фамилия героя указывает на автобиографические мотивы, присутствующие в этом образе: Турбины - предки Булгакова по материнской линии. Фамилию Турбина в сочетании с тем же именем-отчеством (Алексей Васильевич) носил персонаж утраченной пьесы Булгакова «Братья Турбины», сочиненной в 1920-1921 гг. во Владикавказе и поставленной в местном театре. Герои романа и пьесы связаны единым сюжетным пространством и временем, хотя обстоятельства и перипетии, в которых они оказываются, разные. Место действия - Киев, время - «страшный год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй». Герой романа - молодой врач, пьесы - полковник-артиллерист. Врачу Т. 28 лет, полковник на два года старше. Оба попадают в водоворот событий гражданской войны и поставлены перед историческим выбором, который они понимают и оценивают скорее как личный, относящийся более к внутреннему бытию личности, нежели к ее внешнему существованию. В образе доктора Т. прослеживается развитие лирического героя Булгакова, каким он представлен в «Записках юного врача» и в других ранних произведениях. Герой романа - наблюдатель, видение которого постоянно сливается с авторским восприятием, хотя и не тождественно последнему. Романный герой втянут в вихрь происходящего. Если и участвует в событиях, то помимо своей воли, в результате рокового стечения обстоятельств, когда он, например, попадает в плен к петлюровцам. Герой драмы в значительной мере определяет события. Так, от его решения зависит участь юнкеров, брошенных в Киеве на произвол судьбы. Это лицо действующее, буквально-сценически и сюжетно. Самые действующие во время войны люди - это военные. Действующие на стороне побежденных - самые обреченные. Оттого погибает полковник Т., тогда как доктор Т. выживает. Между романом «Белая гвардия» и пьесой «Дни Турбиных» пролегает огромная дистанция, не слишком долгая по времени, но весьма значительная в содержательном отношении. Промежуточным звеном этого пути явилась инсценировка, представленная писателем в Художественный театр, которая в дальнейшем была подвергнута существенной переработке. Процесс превращения романа в пьесу, в который были вовлечены многие лица, протекал в условиях двойного «нажима»: со стороны «художественников», добивавшихся от писателя большей (в их понятиях) сценичности, и со стороны цензуры, инстанций идейного слежения, требовавших показать со всей определенностью «конец белых» (один из вариантов названия). «Окончательная» редакция пьесы явилась следствием серьезного художественного компромисса. Оригинальный авторский слой в ней покрыт множеством посторонних наслоений. Более всего это заметно в образе полковника Т., ко торый периодически скрывает свое лицо под маской резонера и как бы выходит из роли, чтобы заявить, обращаясь более к партеру, чем к сцене: «Народ не с нами. Он против нас». В первой постановке «Дней Турбиных» на сцене МХАТа (1926) роль Т. играл Н.П.Хмелев. Он же оставался единственным исполнителем этой роли в продолжение всех последующих 937 представлений.

Лит.: Смелянский А. Михаил Булгаков в Художественном театре. М., 1989. С. 63-108.

1. Новое!

   Тема гражданской войны появилась в русской литературе в 20 е годы XX века. Осмысление этого явления шло в двух направлениях. Одни писатели считали, что большевики защищают свои идеалы и новую справедливую власть, и восхищались их подвигами и верностью...

Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших дел и тел не останется на земле. М. Булгаков В 1925 году в журнале “Россия” были напечатаны две первые части романа Михаила Афанасьевича Булгакова...

Роман М. Булгакова «Белая гвардия» был написан в 1923- 1925 годах. В то время писатель считал эту книгу главной в своей судьбе, говорил, что от этого романа «небу станет жарко». Спустя годы он называл его «неудавшимся». Возможно, писатель имел в виду,...

2. Новое!

   Роман М. Булгакова «Белая гвардия» - очень светлое произведение, несмотря на то что автор рисует время чрезвычайно тяжелое- гражданскую войну. Написано оно было в 1925 г. В романе описываются события гражданской войны в период с 1918 по 1919 гг. В этом...

Алексей Васильевич Турбин, капитан, военный врач, 28 лет, - Лешка Горяйнов.
Демобилизован, занимается частной практикой.

Николай Васильевич Турбин, юнкер, 19 лет, - судя по всему, Димка, ибо Женька не успевает.
Очень приятный молодой человек.

Сергей Иванович Тальберг, капитан генерального штаба 31 год, - Игорь. Человек довольно закрытый, служит в гетманском военном министерстве в должности капитана (до этого служил в девизии под началом Деникина. Автор нашумевшей заметки, начинающейся словами "Петлюра - авантюрист, грозящий своею опереткой гибелью краю..."

Елена Васильевна Турбина-Тальберг, 24 года - Дара. Сестра Турбиных, жена Тальберга.

Ларион Ларионович Суржанский, инженер, кузен Турбиных, 24 года - Митечка.
Только что приехал в город.

Филлип Филлипович Преображенский, профессор медицины, лучший и самый известный доктор города Киева, специализируется в урологии и гинекологии, 47 лет - Коля.
Холост. Одинок, или точнее будет сказать, - женат на медицине. С близкими суров, с чужими мягок.

Лидия Алексеевна Чурилова, начальница института благородных девиц, 37 лет - Иррра
Родилась и выросла в Киеве. В юности пару лет жила в Петербурге, после вернулась. Отличная начальница, любима как учителями, так и институтками и их родителями. Крестница Обалкова. Начинала писать, но пока не особо преуспела.

Мария Бенкендорф, актриса, 27 лет, - Влада.
Московская актриса, застрявшая в Киеве из-за беспорядков.

Зинаида Генриховна Орбели, племянница профессора Преображенского, 22 года - Мариша.
Только что вернулась из Харькова. Последний раз ее видели в Киеве 6 лет назад, когда она училась в институте. Институт не закончила, вышла замуж и уехала из города.

Федор Николаевич Степанов, капитан артиллерии, - Менедин.
Близкий друг старшего Турбина, а так же Мышлаевского и Шервинского. До войны преподавал математику.

Виктор Викторович Мышлаевкий, штабс-капитан, 34 лет - Саша Ефремов. Резок, иногда излишне. Лучший друг Алексея Турбина.

Андрей Иванович Обалков, помощник градоуправителя, 51 год - Федор. Занял кресло после прихода к власти Центральной Рады, стал помощником при Бурчаке. Удивительно, но остался на своем посту и при гетмане. Говорят, пьет горькую. Крестный Чуриловой и Николке Турбину.

Шервинский Леонид Юрьевич, адъютант княза Белорукова, 27 лет - Ингвалл.
Бывший поручик уланского полка лейб-гвардии Уланского полка. Любитель оперы и обладатель великолепного голоса. Говорит, как-то взял верхнее "ля" и держал семь тактов.

Петр Александрович Лестов, ученый, физик, 38 лет - Андрей.
Если Преображенский женат на медицине, то Лестов - на физике. Стал приходить к Турбиным относительно недавно.

игротехники: Белка, Гарик.

Хотя рукописи романа не сохранились, булгаковеды проследили судьбу многих прототипов персонажей и доказали почти документальную точность и реальность описываемых автором событий и персонажей.

Произведение задумывалось автором как масштабная трилогия, охватывающая период гражданской войны. Часть романа была впервые опубликована в журнале «Россия» в 1925 году. Полностью роман был впервые опубликован во Франции в 1927-1929 гг. Критикой роман был воспринят неоднозначно, - советская сторона критиковала героизацию писателем классовых врагов, эмигрантская сторона - лояльность Булгакова Советской власти .

Произведение послужило источником для пьесы «Дни Турбиных » и последующих нескольких экранизаций.

Сюжет

Действие романа разворачивается в 1918 году , когда из Города уходят немцы, оккупировавшие Украину , и его захватывают войска Петлюры . Автор описывает сложный, многогранный мир семьи русских интеллигентов и их друзей. Этот мир ломается под натиском социального катаклизма и никогда не повторится.

Герои - Алексей Турбин, Елена Турбина-Тальберг и Николка - вовлечены в круговорот военных и политических событий. Город, в котором легко угадывается Киев , оккупирован германской армией. В результате подписания Брестского мира он не попадает под власть большевиков и становится прибежищем множества русских интеллигентов и военных, которые бегут из большевистской России. В городе создаются офицерские боевые организации под покровительством гетмана Скоропадского - союзника немцев, недавних врагов России. На Город наступает армия Петлюры . Ко времени событий романа заключено Компьенское перемирие и немцы готовятся покинуть Город. Фактически, от Петлюры его обороняют лишь добровольцы. Понимая сложность своего положения, Турбины успокаивают себя слухами о приближении французских войск , которые, якобы, высадились в Одессе (в соответствии с условиями перемирия они имели право занять оккупированные территории России до Вислы на западе). Алексей и Николка Турбины, как и другие жители Города идут добровольцами в отряды защитников, а Елена оберегает дом, который становится прибежищем бывших офицеров русской армии. Поскольку оборонять Город собственными силами невозможно, командование и администрация гетмана бросают его на произвол судьбы и уходят вместе с немцами (сам гетман при этом маскируется под раненого германского офицера). Добровольцы - русские офицеры и юнкера безуспешно обороняют Город без командования против превосходящих сил противника (автор создал блестящий героический образ полковника Най-Турса). Часть командиров, понимая бессмысленность сопротивления, распускают своих бойцов по домам, другие деятельно организуют сопротивление и гибнут вместе с подчиненными. Петлюра занимает Город, устраивает пышный парад, но через несколько месяцев вынужден сдать его большевикам.

Главный герой - Алексей Турбин - верный долгу, пытается присоединиться к своей части (не зная, что она распущена), вступает в бой с петлюровцами, получает ранение и волей случая обретает любовь в лице женщины, спасающей его от преследования врагов.

Социальный катаклизм обнажает характеры - кто-то бежит, кто-то предпочитает смерть в бою. Народ в целом принимает новую власть (Петлюру) и после её прихода демонстрирует враждебность к офицерам.

Персонажи

• Алексей Васильевич Турбин - врач, 28 лет.
• Елена Турбина-Тальберг - сестра Алексея, 24 года.
• Николка - унтер-офицер Первой пехотной дружины, брат Алексея и Елены, 17 лет.
• Виктор Викторович Мышлаевский - поручик, друг семьи Турбиных, товарищ Алексея по Александровской гимназии .
• Леонид Юрьевич Шервинский - бывший лейб-гвардии уланского полка поручик, адъютант в штабе генерала Белорукова, друг семьи Турбиных, товарищ Алексея по Александровской гимназии, давний поклонник Елены.
• Федор Николаевич Степанов («Карась») - подпоручик артиллерист, друг семьи Турбиных, товарищ Алексея по Александровской гимназии.
• Сергей Иванович Тальберг - капитан Генерального штаба гетмана Скоропадского, муж Елены, конформист.
• отец Александр - священник церкви Николы Доброго .
• Василий Иванович Лисович («Василиса») - хозяин дома, в котором Турбины снимали второй этаж.
• Ларион Ларионович Суржанский («Лариосик») - племянник Тальберга из Житомира.

История написания

Булгаков начал писать роман «Белая гвардия» после смерти своей матери (1 февраля 1922 года) и писал до 1924 года.

Перепечатывавшая роман машинистка И. С. Раабен утверждала, что это произведение задумывалось Булгаковым как трилогия. Вторая часть романа должна была охватывать события 1919 года, а третья - 1920 года, в том числе и войну с поляками. В третьей части, Мышлаевский перешёл на сторону большевиков и служил в Красной Армии .

У романа могли быть и другие названия, - так, Булгаков выбирал между «Полночный крест» и «Белый крест» . Один из отрывков ранней редакции романа в декабре 1922 года был опубликован в берлинской газете «Накануне » под названием «В ночь на 3-е число» с подзаголовком «Из романа „Алый мах“». Рабочим названием первой части романа во время написания было «Желтый прапор» .

Принято считать, что Булгаков работал над романом «Белая гвардия» в 1923-1924 гг., однако это, вероятно, не совсем точно. Во всяком случае, точно известно, что в 1922 году Булгаковым были написаны некоторые рассказы, которые затем в измененном виде вошли в роман. В марте 1923 года в седьмом номере журнала «Россия» появилось сообщение: «Михаил Булгаков заканчивает роман „Белая гвардия“, охватывающий эпоху борьбы с белыми на юге (1919-1920)».

Т. Н. Лаппа рассказывала М. О. Чудаковой: «…Писал ночами „Белую гвардию“ и любил, чтоб я сидела около, шила. У него холодели руки, ноги, он говорил мне: „Скорей, скорей горячей воды“; я грела воду на керосинке, он опускал руки в таз с горячей водой…»

Весной 1923 года Булгаков писал в письме своей сестре Надежде: «…срочно дописываю 1-ю часть романа; называется она „Желтый прапор“». Роман начинается со вступления в Киев петлюровских войск. Вторая и последующие части, видимо, должны были повествовать о приходе в Город большевиков, затем об их отступлении под ударами деникинцев и, наконец, о боевых действиях на Кавказе. Таков был первоначальный замысел писателя. Но после раздумий о возможностях публикации подобного романа в Советской России Булгаков принял решение сместить время действия на более ранний период и исключить события, связанные с большевиками.

Июнь 1923 года, видимо, был полностью посвящен работе над романом - даже дневника в это время Булгаков не вел. 11 июля Булгаков записал: «Самый большой перерыв в моем дневнике… Стоит отвратительное, холодное и дождливое лето». 25 июля Булгаков отметил: «Роман из-за „Гудка “, отнимающего лучшую часть дня, почти не подвигается» .

В конце августа 1923 года Булгаков сообщил Ю. Л. Слезкину , что закончил роман в черновом варианте - видимо, была завершена работа над самой ранней редакцией, структура и состав которой до сих пор остаются невыясненными. В этом же письме Булгаков писал: «…но он ещё не переписан, лежит грудой, над которой я много думаю. Кое-что исправлю. Лежнев начинает толстый ежемесячник „Россия“ при участии наших и заграничных… По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность. Печататься „Россия“ будет в Берлине… Во всяком случае, дело явно идет на оживление… в литературно-издательском мире» .

Затем в течение полугода о романе в дневнике Булгакова ничего не говорится, и лишь 25 февраля 1924 года появилась запись: «Сегодня вечером… я читал куски из „Белой гвардии“… По-видимому, и в этом кружке производило впечатление».

9 марта 1924 года в газете «Накануне» появилось следующее сообщение Ю. Л. Слезкина: «Роман „Белая гвардия“ является первой частью трилогии и прочитан был автором в течение четырёх вечеров в литературном кружке „Зеленая лампа“. Вещь эта охватывает период 1918-1919 гг., гетманщину и петлюровщину до появления в Киеве Красной Армии… Мелкие недочеты, отмеченные некоторыми, бледнеют перед несомненными достоинствами этого романа, являющегося первой попыткой создания великой эпопеи современности» .

История публикации романа

12 апреля 1924 года Булгаков заключил договор на издание «Белой гвардии» с редактором журнала «Россия » И. Г. Лежневым . 25 июля 1924 года Булгаков записал в своем дневнике: «…днем позвонил Лежневу по телефону, узнал, что с Каганским пока можно и не вести переговоров относительно выпуска „Белой гвардии“ отдельной книгой, так как у того денег пока нет. Это новый сюрприз. Вот тогда не взял 30 червонцев, теперь могу каяться. Уверен, что „Гвардия“ останется у меня на руках». 29 декабря: «Лежнев ведет переговоры… чтобы роман „Белая гвардия“ взять у Сабашникова и передать ему… Не хочется мне связываться с Лежневым, да и с Сабашниковым расторгать договор неудобно и неприятно». 2 января 1925 г.: «…вечером… я с женой сидел, вырабатывая текст договора на продолжение „Белой гвардии“ в „России“… Лежнев обхаживает меня… Завтра неизвестный мне ещё еврей Каганский должен будет уплатить мне 300 рублей и векселя. Векселями этими можно подтереться. Впрочем, черт его знает! Интересно, привезут ли завтра деньги. Не отдам рукопись». 3 января: «Сегодня у Лежнева получил 300 рублей в счет романа „Белая гвардия“, который пойдет в „России“. Обещали на остальную сумму векселя…»

Первая публикация романа состоялась в журнале «Россия», 1925 год, № 4, 5 - первые 13 глав. № 6 не вышел, так как журнал прекратил своё существование. Полностью роман опубликован издательством Concorde в Париже в 1927 году - первый том и в 1929 году - второй том: заново выправленные автором 12-20 главы.

По предположению исследователей, роман «Белая гвардия» дописывался уже после премьеры спектакля «Дни Турбиных» в 1926 году и создания «Бега» в 1928 году. Текст последней трети романа, выправленный автором, вышел в 1929 году в парижском издательстве «Concorde».

Впервые полный текст романа был издан в России только в 1966 году - вдова писателя, Е. С. Булгакова , используя текст журнала «Россия», неизданные корректуры третьей части и парижское издание, подготовила роман для издания Булгаков М. Избранная проза. М.: Художественная литература, 1966 .

Современные издания романа печатаются по тексту парижского издания с исправлениями явных неточностей по текстам журнальной публикации и корректуры с авторской правкой третьей части романа.

Рукопись

Рукопись романа не сохранилась .

До настоящего времени не определен канонический текст романа «Белая гвардия». Исследователям долго не удавалось обнаружить ни одной страницы рукописного или машинописного текста «Белой гвардии». В начале 1990 гг. была найдена авторизованная машинопись окончания «Белой гвардии» общим объёмом около двух печатных листов. При проведении экспертизы найденного фрагмента удалось установить, что текст является тем самым окончанием последней трети романа, которое готовилось Булгаковым для шестого номера журнала «Россия». Именно этот материал был сдан писателем редактору «России» И. Лежневу 7 июня 1925 года. В этот день Лежнев написал Булгакову записку: «Вы „Россию“ совсем забыли. Уже давно пора сдавать материал по № 6 в набор, надо набирать окончание „Белой гвардии“, а рукописи Вы не заносите. Убедительная просьба не затягивать более этого дела». И в тот же день писатель под расписку (она сохранилась) передал окончание романа Лежневу .

Найденная рукопись сохранилась только потому, что известный редактор, а затем сотрудник газеты «Правда » И. Г. Лежнёв использовал рукопись Булгакова, чтобы наклеивать на неё, как на бумажную основу вырезки из газет своих многочисленных статей. В таком виде рукопись и была обнаружена.

Найденный текст окончания романа не только существенно отличается по содержанию от парижского варианта, но и значительно острее в политическом отношении - явно просматривается стремление автора найти общее между петлюровцами и большевиками. Подтвердились и догадки о том, что рассказ писателя «В ночь на 3-е число» является составной частью «Белой гвардии» .

Историческая канва

Исторические события, которые описываются в романе, относятся к концу 1918 года. В это время на Украине происходит противостояние между социалистической украинской Директорией и консервативным режимом гетмана Скоропадского - Гетманатом . Герои романа оказываются втянутыми в эти события, и, встав на сторону белогвардейцев, защищают Киев от войск Директории. «Белая гвардия» романа Булгакова существенно отличается от Белой гвардии Белой армии . Добровольческая армия генерал-лейтенанта А. И. Деникина не признавала Брестского мирного договора и де-юре оставалась в состоянии войны и с немцами, и с марионеточным правительством гетмана Скоропадского.

Когда на Украине разгорелась война между Директорией и Скоропадским, гетману пришлось обратиться за помощью к интеллигенции и офицерству Украины, которые в большинстве поддерживали белогвардейцев . Для того, чтобы привлечь эти категории населения на свою сторону, правительство Скоропадского в газетах напечатало о якобы имеющемся приказе Деникина о вхождении войск, сражающихся с Директорией, в состав Добровольческой армии . Этот приказ был сфальсифицирован министром внутренних дел правительства Скоропадского И. А. Кистяковским , который таким образом пополнял ряды защитников гетмана. Деникин отправил в Киев несколько телеграмм, в которых отрицал факт наличия такого приказа, и выпустил воззвание против гетмана, требуя создания «демократической объединенной власти на Украине» и предостерегая от оказания помощи гетману . Однако эти телеграммы и воззвания были сокрыты, и киевские офицеры и добровольцы искренне считали себя частью Добровольческой армии.

Телеграммы и воззвания Деникина были обнародованы только после взятия Киева украинской Директорией, когда многие защитники Киева были пленены украинскими частями. Оказалось, что плененные офицеры и добровольцы не являлись ни белогвардейцами, ни гетманцами. Ими преступно манипулировали и они защищали Киев неизвестно зачем и неизвестно от кого .

Киевская «Белая гвардия» для всех воюющих сторон оказалась вне закона: Деникин от них отказался, украинцам они были не нужны, красные считали их классовыми врагами . В плен к Директории попали более двух тысяч человек, в основном это были офицеры и интеллигенция .

Прототипы персонажей

«Белая гвардия» во многих деталях является автобиографическим романом, который основан на личных впечатлениях и воспоминаниях писателя о событиях, происходивших в Киеве зимой 1918-1919 гг. Турбины - девичья фамилия бабушки Булгакова со стороны матери. В членах семьи Турбиных без труда угадываются родственники Михаила Булгакова, его киевские друзья, знакомые и он сам. Действие романа происходит в доме, который до малейших деталей списан с дома, в котором жила семья Булгаковых в Киеве; теперь в нём расположен музей Дом Турбиных .

Во враче-венерологе Алексее Турбине узнаётся сам Михаил Булгаков. Прототипом Елены Тальберг-Турбиной послужила сестра Булгакова - Варвара Афанасьевна .

Многие фамилии персонажей романа совпадают с фамилиями реальных жителей Киева того времени либо немного изменены.

Мышлаевский

Прототипом поручика Мышлаевского мог быть друг детства Булгакова Николай Николаевич Сынгаевский . В своих воспоминаниях Т. Н. Лаппа (первая жена Булгакова) описала Сынгаевского таким:

«Он был очень красивый… Высокий, худой… голова у него была небольшая… маловата для его фигуры. Все мечтал о балете, хотел в балетную школу поступить. Перед приходом петлюровцев он пошел в юнкеры».

Т. Н. Лаппа также вспоминала, что служба Булгакова и Сынгаевского у Скоропадского свелась к следующему:

«Пришел Сынгаевский и другие Мишины товарищи и вот разговаривали, что надо не пустить петлюровцев и защищать город, что немцы должны помочь… а немцы все драпали. И ребята сговаривались на следующий день пойти. Остались даже у нас ночевать, кажется. А утром Михаил поехал. Там медпункт был… И должен был быть бой, но его, кажется, не было. Михаил приехал на извозчике и сказал, что все кончено и что будут петлюровцы».

После 1920 года семья Сынгаевских эмигрировала в Польшу.

Со слов Карума, Сынгаевский «познакомился с балериной Нежинской, которая танцевала с Мордкиным , и при одной из перемен власти в Киеве, уехал на её счет в Париж, где удачно выступал в качестве её партнера в танцах и мужа, хотя был на 20 лет моложе её» .

По версии булгаковеда Я. Ю. Тинченко, прототипом Мышлаевского стал друг семьи Булгаковых Пётр Александрович Бржезицкий . В отличие от Сынгаевского Бржезицкий действительно был офицером артилеристом и участвовал в тех же событиях , про которые рассказывал в романе Мышлаевский.

Шервинский

Прототипом поручика Шервинского стал ещё один друг Булгакова - Юрий Леонидович Гладыревский , певец-любитель, который служил (правда не адъютантом) в войсках гетмана Скоропадского , впоследствии он эмигрировал .

Тальберг

Леонид Карум, муж сестры Булгакова. Ок. 1916 года. Прототип Тальберга.

Капитан Тальберг, муж Елены Тальберг-Турбиной, имеет много общих черт с мужем Варвары Афанасьевны Булгаковой, Леонидом Сергеевичем Карумом (1888-1968), немцем по происхождению, кадровым офицером, служившим вначале Скоропадскому, а потом большевикам. Карум написал мемуары «Моя жизнь. Рассказ без вранья», где описал в том числе события романа в собственной интерпретации. Карум писал, что он очень рассердил Булгакова и других родственников своей жены, когда в мае 1917 года надел на собственную свадьбу мундир с орденами, однако с широкой красной повязкой на рукаве. В романе братья Турбины осуждают Тальберга за то, что он в марте 1917 года «был первый, - поймите, первый, - кто пришел в военное училище с широченной красной повязкой на рукаве… Тальберг как член революционного военного комитета, а не кто иной, арестовал знаменитого генерала Петрова». Карум действительно был членом исполкома Киевской городской Думы и участвовал в аресте генерал-адъютанта Н. И. Иванова . Карум отконвоировал генерала в столицу.

Николка

Прототипом Николки Турбина стал брат М. А. Булгакова - Николай Булгаков . События, которые происходили с Николкой Турбиным в романе, полностью совпадают с судьбой Николая Булгакова.

«Когда петлюровцы пришли, они потребовали, чтобы все офицеры и юнкера собрались в Педагогическом музее Первой гимназии (музей, где собирались работы гимназистов). Все собрались. Двери заперли. Коля сказал: „Господа, нужно бежать, это ловушка“. Никто не решался. Коля поднялся на второй этаж (помещение этого музея он знал как свои пять пальцев) и через какое-то окно выбрался во двор - во дворе был снег, и он упал в снег. Это был двор их гимназии, и Коля пробрался в гимназию, где ему встретился Максим (педель). Нужно было сменить юнкерскую одежду. Максим забрал его вещи, дал ему надеть свой костюм, и Коля другим ходом выбрался - в штатском - из гимназии и пошел домой. Другие были расстреляны».

Карась

«Карась был точно - все его звали Карасем или Карасиком, не помню, это было прозвище или фамилия… Он был именно похож на карася - низенький, плотный, широкий - ну, как карась. Лицо круглое… Когда мы с Михаилом к Сынгаевским приходили, он там часто бывал…»

По другой версии, которую высказал исследователь Ярослав Тинченко, прообразом Степанова-Карася стал Андрей Михайлович Земский (1892-1946) - муж сестры Булгакова Надежды . 23-летние Надежда Булгакова и Андрей Земский, уроженец Тифлиса и выпускник филолог Московского университета, познакомились в Москве в 1916 году. Земский был сыном священника - преподавателя духовной семинарии. Земский был направлен в Киев для учёбы в Николаевском артиллерийском училище. В короткие увольнительные юнкер Земский бегал к Надежде - в тот самый дом Турбиных .

В июле 1917 года Земский окончил училище и был назначен в запасной артиллерийский дивизион в Царском селе. Надежда поехала с ним, но уже в качестве жены. В марте 1918 года дивизион был эвакуирован в Самару, где произошёл белогвардейский переворот. Подразделение Земского перешло на сторону белых, однако сам он в боях с большевиками не участвовал. После этих событий Земский преподавал русский язык.

Арестованный в январе 1931 года Л. С. Карум под пытками в ОГПУ дал показания, что Земский в 1918 году месяц или два числился в колчаковской армии. Земский был тут же арестован и сослан на 5 лет в Сибирь, потом в Казахстан. В 1933 году дело пересмотрели и Земский смог вернуться в Москву к семье .

Потом Земский продолжал преподавать русский язык, в соавторстве издал учебник русского языка .

Лариосик

Николай Васильевич Судзиловский. Прототип Лариосика по версии Л. С. Карума.

Существуют два претендента, которые могли стать прототипом Лариосика, и оба они полные тёзки одного года рождения - оба носят имя Николай Судзиловский 1896 года рождения и оба из Житомира. Один из них Николай Николаевич Судзиловский племянник Карума (приёмный сын его сестры), но он не жил в доме Турбиных.

В своих мемуарах Л. С. Карум писал о прототипе Лариосика :

«В октябре месяце появился у нас Коля Судзиловский. Он решил продолжать обучение в университете, но был уже не на медицинском, а на юридическом факультете. Дядя Коля просил Вареньку и меня позаботиться о нём. Мы, обсудив эту проблему с нашими студентами, Костей и Ваней, предложили ему жить у нас в одной комнате со студентами. Но это был очень шумливый и восторженный человек. Поэтому Коля и Ваня переехали скоро к матери на Андреевский спуск, 36, где она жила с Лелей на квартире у Ивана Павловича Воскресенского. А у нас в квартире остались невозмутимый Костя и Коля Судзиловский.»

Т. Н. Лаппа вспоминала, что тогда у Карумов «жил Судзиловский - такой потешный! У него из рук все падало, говорил невпопад. Не помню, то ли из Вильны он приехал, то ли из Житомира. Лариосик на него похож».

Т. Н. Лаппа также вспоминала : «Родственник какой-то из Житомира. Я вот не помню, когда он появился… Неприятный тип. Странноватый какой-то, даже что-то ненормальное в нём было. Неуклюжий. Что-то у него падало, что-то билось. Так, мямля какая-то… Рост средний, выше среднего… Вообще, он отличался от всех чем-то. Такой плотноватый был, среднего возраста… Он был некрасивый. Варя ему понравилась сразу. Леонида-то не было…»

Николай Васильевич Судзиловский родился 7 (19) августа 1896 года в деревне Павловка Чаусского уезда Могилевской губернии в имении своего отца, статского советника и уездного предводителя дворянства. В 1916 году Судзиловский учился на юридическом факультете Московского университета. В конце года Судзиловский поступил в 1-ю Петергофскую школу прапорщиков, откуда был исключен за неуспеваемость в феврале 1917 года и направлен вольноопределяющимся в 180-й запасной пехотный полк. Оттуда он был направлен во Владимирское военное училище в Петрограде, но был исключен и оттуда уже в мае 1917 года. Чтобы получить отсрочку от военной службы, Судзиловский женился, а в 1918 году вместе с женой переехал в Житомир к своим родителям. Летом 1918 года прототип Лариосика безуспешно пытался поступить в Киевский университет. В квартире Булгаковых на Андреевском спуске Судзиловский появился 14 декабря 1918 года - в день падения Скоропадского. К тому времени жена его уже бросила. В 1919 году Николай Васильевич вступил в Добровольческую армию, и его дальнейшая судьба неизвестна .

Второй вероятный претендент, тоже по фамилии Судзиловский, действительно жил в доме Турбиных. По воспоминаниям брата Ю. Л. Гладыревского Николая : «А Лариосик - это мой двоюродный брат, Судзиловский. Он был офицером во время войны, потом демобилизовался, пытался, кажется, поступить учиться. Он приехал из Житомира, хотел у нас поселиться, но моя мать знала, что он не особенно приятный субъект, и сплавила его к Булгаковым. Они ему сдавали комнату…»

Другие прототипы

Посвящения

Вопрос о посвящении Булгаковым романа Л. Е. Белозерской является неоднозначным. Среди булгаковедов, родственников и близких писателя этот вопрос вызывал различные мнения. Первая жена писателя, Т. Н. Лаппа утверждала, что в рукописных и машинописных вариантах роман был посвящен ей, а имя Л. Е. Белозерской, к удивлению и неудовольствию ближайшего окружения Булгакова, появилось лишь в печатном виде. Т. Н. Лаппа перед смертью сказала с явной обидой: «Булгаков… однажды принёс „Белую гвардию“, когда напечатали. И вдруг я вижу - там посвящение Белозерской. Так я ему бросила эту книгу обратно… Столько ночей я с ним сидела, кормила, ухаживала… он сестрам говорил, что мне посвящает…» .

Критика

Были к Булгакову претензии и у критиков с другой стороны баррикад:

«… нет не только ни малейшего сочувствия белому делу (чего и ждать от советского автора было бы полнейшей наивностью), но нет и сочувствия людям, посвятившим себя этому делу или с ним связанным. (…) Лубок и грубость он оставляет другим авторам, сам же предпочитает снисходительное, почти любовное отношение к своим персонажам. (…) Он почти их не осуждает - да такое осуждение ему и не нужно. Напротив, оно даже ослабило бы его позицию, и тот удар, который он наносит белой гвардии с другой, более принципиальной, а потому и более чувствительной стороны. Литературный расчет тут, во всяком случае, налицо, и он сделан правильно».

«С высот, откуда ему (Булгакову) открывается вся „панорама“ человеческой жизни, он смотрит на нас с суховатой и довольно грустной усмешкой. Несомненно, эти высоты настолько значительны, что на них сливаются для глаза красное и белое - во всяком случае, эти различия теряют свое значение. В первой сцене, где усталые, сбитые с толку офицеры вместе с Еленой Турбиной устраивают попойку, в этой сцене, где действующие лица не то что осмеяны, но как-то изнутри разоблачены, где человеческое ничтожество заслоняет все другие человеческие свойства, обесценивает достоинства или качества, - сразу чувствуется Толстой».

Как резюме критики, раздававшейся из двух непримиримых лагерей, можно рассматривать оценку романа И. М. Нусиновым : «Булгаков вошел в литературу с сознанием гибели своего класса и необходимости приспособления к новой жизни. Булгаков приходит к выводу: „Все, что ни происходит, происходит всегда так, как нужно и только к лучшему“. Этот фатализм - оправдание для тех, кто сменил вехи. Их отказ от прошлого не трусость и предательство. Он диктуется неумолимыми уроками истории. Примирение с революцией было предательством по отношению к прошлому гибнущего класса. Примирение с большевизмом интеллигенции, которая в прошлом была не только происхождением, но и идейно связана с побежденными классами, заявления этой интеллигенции не только об её лояльности, но и об её готовности строить вместе с большевиками - могло быть истолковано как подхалимство. Романом „Белая гвардия“ Булгаков отверг это обвинение белоэмигрантов и заявил: смена вех не капитуляция перед физическим победителем, а признание моральной справедливости победителей. Роман „Белая гвардия“ для Булгакова не только примирение с действительностью, но и самооправдание. Примирение вынужденное. Булгаков пришёл к нему через жестокое поражение своего класса. Поэтому нет радости от сознания, что гады побеждены, нет веры в творчество победившего народа. Это определило его художественное восприятие победителя» .

Булгаков о романе

Очевидно, что Булгаков понимал истинное значение своего произведения, так как не стеснялся сравнивать его с «