Тредиаковский Василий человек с трагической судьбой. Так было угодно судьбе, что в России в одно время жили два самородка — и Тредиаковский, но один будет обласкан и останется в памяти потомков, а второй умрёт в нищете забытый всеми.

Из школяра в филологи

В 1703 году 5 марта появился на свет Василий Тредиаковский. Он рос в Астрахани в небогатой семье священнослужителя. 19 - летний юноша отправился в Москву пешком для продолжения учёбы в Славяно-греко-латинской академии.

Но в ней он задержался ненадолго (2 года) и без сожаления уехал пополнять багаж знаний в Голландию, а затем и во Францию — в Сорбонну, где терпя нужду и голод, отучился 3 года.

Здесь он участвовал в публичных диспутах, постигал математические и философские науки, был слушателем богословия, изучал за границей французский и итальянский языки. На родину вернулся уже учёным-филологом и атеистом.

Взлёт карьеры и негодование духовенства

С 1730 года он придворный поэт , в его обязанность входила «чистка» русского языка, а также сочинение торжественных речей, позже он станет в Академии наук переводчиком. Тредиаковский первый, кто ввёл в литературу светские романы.

Духовенство чуть ли не обвинит его в атеизме, когда он переведёт роман Тальмана «Езда в остров любви» на «разговорный» русский, поскольку вся официальная литература писалась на старославянском языке.

Новаторские идеи

14 мая 1735 год русская поэзия получила новое дыхание и развитие. Учёный внёс предложение о реформирование литературы и предложил новое стихосложение. Кроме этого, он считал, что необходимо составить грамматику русского языка, словари и риторику.

Его новаторские теоретические идеи воплотил в жизнь Ломоносов, именно он издаст «Грамматику» и «Риторику». Поэт впервые использовал в русском языке само слово «ода».

Он был первопроходцем в сочинение похвальных од. Из-под его пера они вышли за 5 лет до появления известных творений Ломоносова. В предисловие к ним он напишет теорию «Рассуждение об оде вообще», где даст определение этому жанру.

Тредиаковский — поэт

Стихи Тредиаковского разнообразны как по стилям, так и по жанрам. Одно из лучших его произведений «Стихи похвальные России», проникнутые патриотизмом и любовью к своей стране.

Стоит отметить его значительную работу «Эпистола от российской поэзии к Аполлину», где он рассматривал всю мировую литературу, начиная с Гомера и Овидия, заканчивая испанскими и немецкими авторами.

Тредиаковский учёный-филолог

Несмотря на его поэтическое многообразие, всё же Тредиаковский-теоретик сделал намного больше и значительнее. Его переводы имели большое просветительское значение.

Огромный труд многотомного перевода истории Рима и Греции, стал первым «учебником» для русского читателя. Своими современниками Тредиаковский был осмеян и считался бездарностью.

Последние годы он жил в нищете и умер в полном одиночестве в августе 1769 года, в Петербурге. И только благодаря , который оценил его творчество, критики и учёные пересмотрели свои взгляды и оценили заслуги Тредиаковского.

ТРЕДИАКОВСКИЙ Василий Кириллович родился в семье священника - филолог, поэт.

Обучался словесным наукам в школе монахов-ка­пуцинов, преподававших на латинском языке.

В 1723 бежал в Москву (не хотел вступить в духовное звание) и поступил учиться в Славяно-греко-латинскую академию (Заиконоспасское училище) прямо в класс риторики. Здесь же сочинил первые стихи и написал две драмы - «Язон» и «Тит» , представлявшиеся учениками школы.

В 1725 соз­дал плач о смерти Петра Великого. Сочи­нял веселые песенки, включавшиеся в позднейшие его сочинения.

В начале 1726 Василий Кириллович отправился за гра­ницу. Всепоглощающая страсть к наукам привела его к еще более рискованному бегству. Около двух лет провёл в Голландии, обучаясь языкам и знакомясь с западной литературой.

В 1727, «шедши пеш за крайнею уже своей бедностью», прибыл в Париж, где жил на хлебах посланника князя А. Б. Кура­кина. В Париже Тредиаковский посещает в Сорбонне математические и философские лекции, а также слушает богословие. Продолжа­ются и его занятия стихотворством, боль­шей частью на французском языке.

В сентябре 1730 воз­вратился на родину обра­зованнейшим человеком, но нужда не оставляла его. Лишь после издания «Ез­ды в остров любви», обратившей на него внимание придворных кругов, он получает место переводчика Академии наук, часто отвлекаясь от занятий сочинением стихов для придворных празднеств.

В октябре 1733 Василий Кириллович окончательно был введен в академию исполняющим должность сек­ретаря с обязанностями «вычищать язык русский, пишучи как стихами, так и не стихами, давать лекции, составлять сло­вари, переводить с французского на русский». Казалось, что судьба его склады­вается счастливо. Но зависимость ученого-разночинца от прихоти вельмож, пренебрежительное отношение знатных к деятельности первого в России литера­тора-профессионала делали его жизнь уни­зительной и беспредельно трудной. Он писал, стихи на случай, поздравительные, переводил массу мелких статей, учил безвозмездно знатных иностранцев русскому языку, переводил уставы воин­ские и торжественные оды. И в то же время он создавал труды, представляв­шие крупный теоретический вклад в исто­рию русской культуры.

В феврале 1740 в жизни Тредиаковского случилось событие, раскрывшее весь ужас его положения: он был зверски избит вельможей Волынским, издевавшимся при этом: «Станешь ли еще песенки сочинять?» В его лице, писал Белинский , «нещадно бито было оплеухами и палками достоинство литера­тора, ученого и поэта». Осложнялось его положение в академии и очевидным неуспехом в творческом состязании его с Ломоносовым и Сумароковым , более одаренными поэтами; придворная же пуб­лика своим сочувствием им и глумлением над Василием Кирилловичем еще более обостряла конфликт. После многочисленных прошений, в ко­торых Тредиаковский подробно и с гордостью перечис­лял свои заслуги перед отечественной филологией, после длительного сопротив­ления немцев, засевших в академии, он все-таки в июле 1745 «первым из россиян» стал профессором «как латинския, так и российския элоквенции» (т. е. красно­речия).

С 1746 Василий Кириллович начал чтение лек­ций по истории и теории ораторского искусства и поэтике. Время от време­ни, наряду с кропотливейшим трудом по переводу огромной «Истории древнего мира» Рол лена, он получает «изустно» высочайшие указания «сочинить по тра­гедии» и волей-неволей должен был под­чиняться им. В 1752 он издал первое соб­рание своих сочинений в двух томах. Каждое его новое произведение или им самим избранный перевод выходит в свет после долгих мытарств.

С 1757 он перестал посещать академию, где подвергался преследованиям и унижениям. В письме-объяснении он писал: «Ненавидимый в ли­це, презираемый в словах, уничтожаемый в делах, осуждаемый в искусстве, прободаемый сатирическими рогами всеконеч­но уже изнемог я в силах... чего ради и настала мне нужда уединиться». Одна­ко трудиться он продолжал «для пользы всей России», утешением ему служит убеждение, что публика «сколько она ныне не видит российских стихов, от раз­ных авторов составляемых, то в составе сих стихов, по количеству (т. е. размеру) их видит она мой собственный плод».

Литературную деятельность Тредиаковский не пре­кращал, но трудился в страшной нужде, давая уроки.

Долгое время общий хор критиков, исследователей, широкая молва разно­сили представление о нём как о бездарном поэте, скучном ученом-педанте, вечном труженике без таланта и искры вдохно­вения. Но уже Пушкин , вслед за Радище­вым , писал о нем как «почтенном и поря­дочном человеке. Его филологические и грамматические изыскания очень заме­чательны. Он имел в русском стихосложе­нии обширнейшее понятие, нежели Ломо­носов и Сумароков» (Полн. собр. соч., т. И, М., 1949, с. 253-254).

Первый крупный литературный успех пришел к поэту после издания переводного романа со стихами «Езда в остров любви» (1730). Перевод любовно-галантного романа француза Поля Тальмана (1663) угождал как вкусам ищущей легкого развлечения придворной верхушки и богатой молоде­жи, так и новым читательским пристрастиям, идущим на смену любителям дело­вой и панегирической литературы петров­ского времени. В приложенных же к по­вести стихах посвященных России, можно было найти и глубокое выражение патриотических чувств, столь характер­ное для той части общества, которая оста­валась верной заветам Петра. «Езда в ост­ров любви» представляла собой перепол­ненное аллегорическими толкованиями изображение различных оттенков и пери­петий любовного чувства героя Тирсита к его возлюбленной Аминте. Действие развертывалось, напр., в пещере Жесто­кости, у ворот Отказа, на озере Омерзелости и т. п. В качестве героев выступали Роскошь, Почтение и Предосторожность, Очесливость (скромность), Глазолюбность (кокетство). Это был первый в истории книгопечатания России абсолютно «мир­ской роман». В нем же и сказалась су­щественная особенность Тредиаковского-филолога. В предисловии к переводу он высказы­вает новые и глубокие взгляды на самые принципы такого рода литературного гру­да, обосновывает теоретически основную особенность своего перевода: это «почти самое простое русское слово», а не «глубокословная славенщизна»; необходимость же именно такого языка объясняется им содержанием переводимого произведе­ния - «сия книга есть сладкия любви».

В рассуждениях Тредиаковского об устарелости «славенского языка», о его непонятности ши­рокому кругу читателей уже содержатся теоретические предпосылки для упорядо­чения русского литературного языка. Но выбранный поэтом салонный язык верхушки образованного дворянства не смог бы стать основой для формирования «современнейшего» литературного языка. Василий Кириллович выдвигал важные теоретические пробле­мы, основываясь на понимании объектив­ных процессов развития языка и литера­туры, он великолепно использовал зару­бежный опыт в своих собственных фило­логических изысканиях, но, когда он брался за творческое воплощение им же выработанных принципов и правил, ему постоянно сопутствовали неудачи и про­счеты.

В сентябре 1734 он написал необычным для тогдашней поэзии размером стихотвор­ное поздравление начальнику академии бар. И. А. Корфу.

В 1735 опубликовал «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с опреде­лениями до сего надлежащих званий» . Это было провозглашение крупнейшей реформы в русском стихосложении. До конца своей жизни Василий Кириллович защищал не только приоритет, но и отстаивал огромное зна­чение предложенной им и восторженно принятой поэтами реформы. Поэт ввел в рус­ское стихосложение тоническую систему: «долгота и краткость слогов в новом сем российском стихосложении... только то­ническая, т. е. в едином ударении голоса состоящая... в чем вся сила нового сего стихосложения состоит». Сейчас эта сти­ховая система чаще называется силлабо-тонической. Она возникла в результате изучения Тредиаковским предшествующей силлаби­ческой и кондакарной поэзии, наличия в ней тонических элементов; опирался поэт и на опыт других литератур, но основ­ной побудительной причиной он сам признавал опыт русского народного стиха: «поэ­зия нашего простого народа к сему дове­ла. Даром что слог ее не весьма красный... но сладчайшее, приятнейшее и правильнейшее разнообразных ее стоп падение подало мне непогрешительное руководство к введению... оных вышеобъявленных двухсложных тонических стоп» (т. е. ямба и хорея). Сам поэт определял себя как человека, «стих начавшего стопой прежде всех в России». Действительно, понятие стопы создавало совсем иное представление о ритмической организации русского стиха, так как устанавливало в строке место расположения ударных слогов и соответственно место располо­жения слогов безударных. Были в его реформе и элементы непоследовательности: так, он не отвел в своих рассуждениях места трехсложным размерам, хорей рассматривал, чуть ли не как единственный возможный в творческой практике раз­мер, не исследовал стопы в коротких стихотворных строчках, ограничивал виды рифм и так далее. Ломоносов, более после­довательно проводивший в жизнь рефор­му русского стиха, повлиял и на Тредиаковского, и в 1752 он внес многие изменения в свой «Спо­соб». Что же касается стихов Василия Кирилловича, то тут, безусловно, он не смог создать таких зна­чительных поэтических произведений, как Ломоносов или Сумароков.

В 1752 Василий Кириллович выпустил трактат «О древнем, среднем и новом стихотворении российс­ком» , где впервые и с достаточной пол­нотой исследовал историю стихотворства в России.

Немалое количество работ поэта посвящено теории жанров. Именно он впервые сфор­мулировал основные принципы компози­ции, выбора героя торжественной оды (1735), выпустил ряд работ по теории поэтической речи, имевших значение для поэтики русского классицизма.

Значительную часть наследства поэта со­ставляют переводы - поистине гигант­ская работа, исчисляемая сотнями на­званий. И здесь он выступал как писатель, практически осуществляющий свои теоретические принципы. В своих предисло­виях к переводам он писал о высоком искусстве этого рода литературы: «пере­водчик от творца только что именем раз­нится. Еще донесу вам больше, ежели творец замысловат был, то переводчику замысловатее надлежит быть». Показате­лен зачастую и сам выбор произведений, предназначенных им для перевода. Антич­ные авторы, выдающиеся философы сред­невековья и нового времени, сторонники просвещенного абсолютизма и ревнители республики, враги тирании и обскуран­тизма - целый мир идей и представле­ний проходил перед русскими читателями XVIII века в переводах поэта-филолога. Он любил это дело: «во мне знатно более способности, буде есть некоторые, мыс­лить чужим умом, нежели моим».

В разные периоды своей жизни Василий Кириллович по-разному судил о царях и вельможах, но унижаемый, он и сам иногда умел наносить удары, маскируясь чужими мы­слями или допуская резкие выпады против владык в своих предисловиях и примеча­ниях. Реакционные круги бесились по поводу «приписания нелепых предисло­вий». Переводные произведения Тредиаковского В.К. часто навлекали гнев цензуры. Духовенство было враждебно настроено к нему после его приезда из-за границы. Его «Тилемахида» - не только создание удачной формы для русских переводов - гекза­метра, но и многочисленные уроки и уко­ры царям. Екатерина II преследовала эту поэму, вряд ли только из эстетических соображений. Прозаический роман Фенелона, переведенный Тредиаковским стихом, представ­лял собой язвительную картину развала государства в результате правления «зло­го царя» и в переводе поэта воспринимался многими как политическая сатира. «Лю­бовь его к фенелонову эпосу делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывает необык­новенное чувство изящного» (А. Пуш­кин, Полн. собр. соч., т. 11, М., 1949, с. 253-254).

Немалое количество оппози­ционных выпадов содержится и в переводе книги о Бэконе (1760) и «Аргениды» Барклая (1751). Такие настроения пре­обладают в последние годы жизни поэта, в другое время допускавшего и льстивость, и верноподданническое отношение к самодержавному режиму.

Много сделал Василий Кириллович и для установления границ и правил литературного языка. Но стиль самого поэта все-таки лишь в редких случаях возвышался до чисто­ты и гармонии. Безмерная инверсия, смешение слов из различных языковых пластов, нарушение синтаксического строя языка, наконец, неразборчивость в выборе фразеологических сочетаний во многих случаях приводили к «дикости» языка творений поэта, хотя в его стихах и прозе есть и немало ярких, впечатляю­щих мест.

Радищев, вслед за Новико­вым, вступился за поэта, осмеянного при жизни: «Тредиаковского выроют из порос­шей мхом забвения могилы...» Но лишь советское литературоведение восстановило подлинное место и выявило действи­тельное значение поэта «Истинным начи­нателем новой русской поэзии следует, по-видимому, считать... Тредиаковского. Этот замечательный человек, в свое время недооцененный, отличался силой теоре­тического мышления еще в большей сте­пени, чем даром самостоятельного соз­дания новых поэтических форм... Опыты первой поры творчества Василия Кирилловича решительно отразились на ходе поэзии ближайших десятилетий» (Г. Буковский, Русская поэзия XVIII века, Л., 1927, с. 12-13Х).

Умер - , Петербург.

Русские писатели. Биобиблиографический словарь.

В XVIII веке имя В.К. Тредиаковского стало нарицательным для обозначения претенциозного, бездарного педанта. Стихи его нещадно вы­смеивались - они действительно зачастую являлись удобными объектами для пародий. Его произведения не печатались вовсе, и Тредиаковскому приходилось прибегать и различным ухищрениям, чтобы опубликовать свое очередное творение. Сумароков вывел его на сцене в "Тресотиниусе", задевал во всех сатирах и эпистолах на литературные темы. Умер Тредиаковский в бедности, осмеянный и обиженный своими современниками. Снять клеймо бездарного стихотворца с Тредиаковского пытались Ради­щев и Пушкин, понимая, насколько велико значение его литературной дея­тельности. Реальные заслуги Тредиаковского состоит в попытке реформи­ровать русское стихосложение; в постановке проблемы создания русского литературного языка и активном участии в деле его реформы; в создании литературной доктрины классицизма; в разработке новых жанровых форм в русской литературе.

Начало литературной деятельности. Новая в русской литературе концепция любви

Успех молодому В.К. Тредиаковскому на литературном поприще принесла первая же изданная им в 1730 году киша ""Езда в остров любви" перевод любовно-аллегорического романа французского писателя Поля Тальмана и стихотворения, собранные в особом приложении ""Стихи на разный случай"". Внимание Тредиаковского привлекла общая этико-эстетическая концепция произведения. В предисловии "К читателю" Тредиаковский предупреждал, что "сия книга есть сладкая любви", "книга мирская"", тем самым подчеркивая ее светский характер и новизну содер­жания. Книга Гальмана была выбрана Тредиаковским не только для сооб­щения русскому читателю форм и формул любовной речи и нежных раз­говоров, но и для внушения ему определенной концепции любви. Молодой автор воспринимал любовь как источник радости и счастья, "как вечный праздник, как мир молодости и веселья"" (И.З. Серман), причем его позиция существенно расходилась с позицией Тальмана: "Такой философии любви нет в романе Поля Тальмана, как не было ее у тою направления француз­ской романтики, с которой связана "Езда в остров любви" (Серман И.З. Русский классицизм: Поэзия. Драма. Сатира / И.З. Серман. - Л., 1973. - С. 113). Успех сопутствовал и любовной лирике Тредиаковского. Им была создана русская литературная песня. Именно он узаконил мифологическую образность и этом жанре.

Деятельности по созданию русского литературного языка

Тредиаковский явился первым в России литератором-профессионалом. По нраву он считал себя первопроходцем российского стихосложения (смотреть раздел ""Реформа русского стихосложения"). На заседаниях переводческого собрания академии (которое он сам называл "Российским собранием"), Тредиаковский выступил с широкой програм­мой упорядочения русского языка, создания ею литературной нормы. В предисловии к книге "Езда в остров любви"", названном им "К читателю"", он подчеркивает, что сделал свой перевод не книжным "словенским", а обычным разговорным языком, что представляет собой попытку образова­ния литературного языка на живой разговорной основе.

За основу языковых преобразований Тредиаковский решил взять речь придворного круга, или "изрядной компании", призывая остерегать­ся, с одной стороны, "глубокословныя славенщизны», а с другой стороны - «подлого употребления"", т.е. речи народных низов. Но старославянский язык в то время еще не исчерпал своих возможностей, а "низкие" выраже­ния были употребительны не только в "полном народе", но и в "изрядной компании". Реальные преобразования на столь шаткой основе были невоз­можны. Тредиаковский привлек внимание к самой проблеме, а решать ее пришлось М.В. Ломоносову.

В середине своей поэтической деятельности Тредиаковский все же обращается как к отвергнутой им "глубокословной славенщизне", так и к демократической простонародной лексике. Однако синтеза книжной градинки и живой устой разговорной речи ему достигнуть не удалось - стихотворная речь Тредиаковского являла собой беспорядочную механи­ческую смесь, что затрудняло понимание стихотворений. Стихи Тредиаковского требуют тщательной работы по выработке навыков их чте­ния в связи с многочисленными и ничем не оправданными инверсиями, искусственным соединением слов, запутанными конструкциями, присутствием лишних, засоряющих слов (сам он их называл "затычками" и предостерегал поэтов от употребления "пустых добавок") и немотивированных сочетаний архаизмов с просторечием.

Благодаря вышеперечисленным особенностям стихи Тредиаковского стали удобным объектом для пародирования.

СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОГО КЛАССИЦИЗМА

В. К. Тредиаковский (1703-1769)

Василий Кириллович Тредиаковский принадлежал к кругу людей, разбуженных Петровскими реформами. Сын астраханского священника, он, подобно Ломоносову, охваченный жаждой знаний, ушел из родительского дома, учился в Славяно-греко-латинской академии, а затем за границей в Сорбонне. Одновременно с Ломоносовым был удостоен звания профессора Академии наук.
Литературная деятельность Тредиаковского представлена художественными и научными трудами. Как поэта, его еще при жизни затмили Ломоносов и Сумароков. Но как теоретик и писатель-экспериментатор, открывающий новые пути в русской литературе, Тредиаковский заслуживает самого серьезного внимания. «Его филологические и грамматические изыскания, - писал Пушкин, - очень замечательны. Он имел о русском стихосложении обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков... Вообще изучение Тредиаковского приносит более пользы, нежели изучение прочих наших старых писателей» .

Ранняя литературная деятельность

В 1730 г., тотчас же по возвращении из-за границы, Тредиаковский выпустил перевод галантно-аллегорического романа французского писателя Поля Тальмана под названием «Езда в остров Любви». Это был один из образцов любовного романа. Текст произведения прозаический, с многочисленными стихотворными вставками любовного и даже эротического характера. Переживания действующих лиц - Тирсиса и Аминты - облечены в аллегорическую форму. Каждому их чувству соответствует условная топонимика «острова Любви»: «пещера Жестокости», «замок Прямые Роскоши» и т. п. Наряду с реальными представлены условные персонажи типа «Жалость», «Искренность», «Глазолюбность», т. е. кокетство. В европейской литературе 30-х годов XVIII в. роман П. Тальмана был анахронизмом, но в России он имел большой успех. Секрет его популярности состоял в том, что он оказался созвучным рукописным повестям петровского времени типа «Гистории о дворянине Александре», в которой имелись и стихотворные вставки - «арии» любовного содержания. Роман вызвал резкое недовольство церковников, которым претил его светский, эротический характер. Настораживало и предисловие к книге. Переводчик отказывался от употребления церковнославянизмов, которые он объявлял принадлежностью церковной, а не светской литературы. «Славенский» язык кажется ему «жестким», т. е. неблагозвучным и малопонятным читателю.
Книга Тредиаковского интересна также и тем, что на ее последних страницах он поместил свои собственные стихотворения, написанные им как до отъезда, так и во время пребывания за границей, под названием «Стихи на разные случаи». Это - доклассицистическая лирика Тредиаковского. В ней представлена не государственная, а чисто личная, автобиографическая тематика, что отражается даже в названиях некоторых произведений. Так, одно из стихотворений называется «Песенка, которую я сочинил, еще будучи в московских школах, на мой выезд в чужие край». При всей беспомощности этого раннего стихотворения в нем есть удачные строки, в которых ощущается и плеск волн, и качка корабля, и радостно-тревожное настроение готового к отплытию путешественника:
Канат рвется,
Якорь бьется,
Знать, кораблик понесется.
Другое стихотворение связано с пребыванием поэта в Голландии. Оно называется «Описание грозы, бывшия в Гааге». «Стихи похвальные Парижу» передают восхищение поэта французской столицей. Ему нравится ее мягкий климат, ее живописная природа. Здесь нашли себе приют различные искусства, в том числе поэзия. Но, любуясь Парижем, Тредиаковский тоскует по родине, которую не видел уже несколько лет. Так рождаются «Стихи похвальные России»:
Начну на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны...
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Твои все люди суть православны
И храбростью повсюду славны;
Чада достойны таковой мати,
Везде готовы за тебя стати (С. 60).
Много стихотворений посвящено любовной теме: «Прошение любве», «Песенка любовна», «Стихи о силе любви». Рядом с русскими публикуются стихи, написанные на французском языке. Дает себя знать необработанность русского поэтического языка: французские стихи удаются поэту лучше русских.
Вся лирика, представленная в книге, написана силлабическими стихами, но через четыре года Тредиаковский решительно откажется от силлабики и предложит взамен ей новую систему стихосложения.

Реформа стихосложения

Огромной заслугой Тредиаковского перед русской поэзией, не только современной ему, но и последующей, была проведенная им реформа стихосложения. Ее принципы изложены им в 1735 г. в трактате «Новый и краткий способ к сложению российских стихов». До Тредиаковского в русской поэзии имела место только силлабика (от латинского слова syllaba - слог), т. е.стихосложение, в котором поэты не обращали внимание на качество, т. е. на ударность и безударность слогов, а следили только за равным числом слогов в рифмующихся стихах. Рифма в большинстве случаев была женская, унаследованная от польской поэзии, под влиянием которой и возникла русская силлабика. Главным недостатком силлабики была нечеткость проявления ритма, вследствие чего, как писал Тредиаковский, силлабические стихи «приличнее... назвать прозою, определенным числом идущею» (С. 366). Тредиаковский заменил силлабическую систему стихосложения силлабо-тонической, или, по его терминологии, «тонической», от слова «тон», т. е. ударение, ударный слог. Следует сказать, что эту новую систему Тредиаковский не выдумал, не изобрел. Она уже существовала в ряде европейских литератур, в том числе в немецкой, с которой Тредиаковский был хорошо знаком. Но в русской поэзии господствовала силлабика. Вопрос заключался в том, какой из двух существующих в европейской литературе систем отдать предпочтение - силлабической или силлабо-тонической, и Тредиаковский, в отличие от своих предшественников и современников, выбрал силлабо-тонику. Новая система отличалась от старой ритмической организацией стиха. Ритм (у Тредиаковского - «падение», от французского слова cadence) создается правильным чередованием ударных и безударных слогов, изредка осложняемым пиррихиями (стопа, состоящая из двух безударных слогов) и спондеями (стопа из двух ударных слогов). Единицей ритма является стопа, т. е. соединение одного ударного с одним безударным слогом (Тредиаковский признавал только двусложные стопы).
При создании нового типа стихосложения Тредиаковский стремился исходить из особенностей русского языка. «Способ сложения стихов, - писал он, - весьма есть различен по различию языков» .
В русском языке есть ударные и безударные, но нет долгих и кратких слогов. Поэтому принципиальное отличие русского стихосложения от античного заключается, по его словам, в том, что долгота и краткость в «..«российском стихосложении... тоническая, то есть в едином ударении голоса состоящая» (С 368), в то время как в греческом и латинском языках долгие и краткие слоги отличаются друг от друга большей или меньшей протяженностью их звучания во времени. Тредиаковский считал, что к реформе стихосложения его привела народная песня. «И буде желается знать... - писал он, - поэзия нашего простого народа к сему меня довела... Сладчайшее, приятнейшее и правильнейшее разнообразных ее стоп... падение подало мне непогрешительное руководство... к введению в новый мой эксаметр и пентаметр... тонических стоп» (С. 383-384).
В этом вопросе Тредиаковский был и прав и не прав. Прав в том, что в народной поэзии можно найти отдельные стихи, звучащие как правильные силлабо-тонические. Сам Тредиаковский в статье «Мнение о начале поэзии и стихов вообще» как пример хореических стоп приводил начало следующей лирической фольклорной песни:
Отста/вала/ лебедь/ бела/я
Как от/ стада/ лебе/дино/ва.
Однако в целом, как это в начале XIX в. доказал А. X. Востоков, народная поэзия по своему характеру принципиально отличается как от силлабики, так и от силлабо-тоники и представляет собой совершенно особый тип версификации.
Значение реформы, проведенной Тредиаковским, трудно переоценить. Он первый в нашей литературе обратил внимание на огромную роль в стихосложении ритма, который, по его словам, есть «душа и жизнь» стихотворства. Тредиаковский обосновал свое нововведение теоретически и дал первые образцы русской силлабо-тоники. Каждое открытие проверяется практикой. «Тонический» принцип Тредиаковского блестяще выдержал испытание временем и вошел в поэзию и XVIII, и XIX, и XX вв., раскрывая все новые и новые возможности. Правда, реформа, предложенная Тредиаковским в 1735 г., была проведена им непоследовательно, полностью отказаться от силлабики Тредиаковский не решился. «Новым способом» он предлагал писать только «длинные» - одиннадцати и тринадцатисложные стихи. Первые из них он называл по количеству двухсложных стоп «российским пентаметром», второй - «российским гексаметром». Более короткие стихи он оставлял силлабическими. Вслед за силлабистами Тредиаковский признает только женскую рифму и решительно отвергает мужскую и дактилическую, равно как и сочетание разного типа рифм. В пределах «тонической» системы он допускал только двусложные стопы, считая лучшей из них хорей, и полностью отрицал трехсложные стопы.
Во втором издании своего трактата, помещенного в первом томе «Сочинений и переводов», изданных в 1752 г., Тредиаковский снял эти ограничения. Он распространил тонический принцип и на короткие стихи. Он признал правомочность трехсложных стоп, а также рифмы разного типа и их сочетание. Но все это было провозглашено уже после написания Ломоносовым в 1739 г. «Письма о правилах российского стихотворства».
И все-таки первый шаг к силлабо-тонике был сделан Тредиаковским. Поэтому он вправе был сказать о себе: «... дерзаю надеяться, что благороднейшая, преславнейшая величайшая и цветущая Россия удостоит меня... что... первый я... привел в порядок наши стихи...» (С. 377).
С трактатом о русском стихосложении перекликается другая теоретическая работа Тредиаковского - «О древнем, среднем и новом стихотворении российском» (1755). Это была первая попытка изложить историю русской поэзии начиная с древнейших времен. Историю русского стихотворства Тредиаковский делит на три периода. Первый он относит к временам язычества и за неимением «надлежащих и достойных образцов» характеризует его чисто гипотетически. Стихотворцами того времени являлись, по его мнению, «богослужители», т. е. языческие жрецы. Стихосложение было «тоническим, состоящим из стоп, господствовали в нем хорей... ямб... дактиль и анапест». Косвенным доказательством такого предположения служат, по словам Тредиаковского, «простонародные» наши песни, которые «сие точно свойство в стихосложении своем имеют» .
Начавшееся у нас христианство истребило, по словам писателя, «идольские богослужения» и «лишило нас без мала на шестьсот лет богочтительского стихотворения» . Древнее стихотворство существовало в это время лишь в песнях простого народа.
Второй период падает на XVII и начало XVIII в. Он представлен поэтическими произведениями Симеона Полоцкого, Сильвестра Медведева, Кариона Истомина, Ивана Ильинского, Антиоха Кантемира. Поэзия этого времени - силлабическая. Она лишена стоп, ритма, но приобрела рифму. Тредиаковский не принимает силлабику, он считает ее чужеродным и случайным явлением в нашей поэзии.
Третий период ознаменован появлением тонического (т. е. Силлабо-тонического) стихосложения. Роль первооткрывателя этого нового принципа принадлежит Тредиаковскому.

Тредиаковский-классицист

Если Кантемир дал образцы русской сатиры, то Тредиаковскому принадлежит первая русская ода, которая вышла отдельной брошюрой в 1734 г. под названием «Ода торжественная о сдаче города Гданска» (Данцига). В ней воспевалось русское воинство и императрица Анна Иоанновна. В 1752 г., в связи с пятидесятилетием со дня основания Петербурга, было написано стихотворение «Похвала Ижерской земле и царствующему граду Санкт-Петербургу». Это одно из первых произведений, воспевающих северную столицу России.
Кроме победных и похвальных, Тредиаковский писал также «духовные» оды, т. е. стихотворные переложения («парафразисы») библейских псалмов. Самая удачная из них - «Парафразис вторые песни Моисеевы», начинавшийся стихами:
Вонми о! Небо, и реку,
Земля да слышит уст глаголы:
Как дождь я словом потеку;
И снидут, как роса к цветку,
Мои вещания на долы.
К 1735 г. относится «Эпистола от российския поэзия к Аполлину» (к Аполлону), в которой автор дает обзор европейской литературы, особое внимание уделяя античной и французской. Последняя представлена именами Малерба, Корнеля, Расина, Мольера, Буало, Вольтера. Торжественное приглашение «Аполлина» в Россию символизировало приобщение русской поэзии к многовековому европейскому искусству.
Следующим шагом в ознакомлении русского читателя с европейским классицизмом был перевод трактата Буало «Поэтическое искусство» (у Тредиаковского «Наука о стихотворстве») и «Послания к Пизонам» Горация. Здесь представлены не только «образцовые» писатели, но и поэтические «правила», которым, по твердому убеждению переводчика, обязаны следовать и русские авторы. Тредиаковский высоко оценил трактат Буало, считая его самым совершенным руководством в области художественного творчества. «Наука его пиитическая, - писал он, - кажется пред всем находится превосходная, как в рассуждении состава стихов и чистоты языка, так и в рассуждении... правил, в ней предлагаемых» .
В 1751 г. Тредиаковский издал свой перевод романа английского писателя Джона Баркли «Аргенида». Роман был написан на латинском языке и принадлежал к числу нравственнополитических произведений. Выбор Тредиаковского не случаен, поскольку проблематика «Аргениды» перекликалась с политическими задачами, стоявшими перед Россией в начале XVIII в. В романе прославлялся «просвещенный» абсолютизм и сурово осуждалась любая оппозиция верховной власти, начиная с религиозных сект и кончая политическими движениями. Эти идеи соответствовали идеологии раннего русского классицизма. В предисловии к книге Тредиаковский указывал на то, что государственные «правила», изложенные в ней, полезны для русского общества.
В 1766 г. Тредиаковский издал книгу под названием «Тилемахида, или Странствование Тилемаха, сына Одиссеева, описанное в составе ироической пиимы» - вольный перевод романа раннего французского просветителя Фенелона «Похождения Телемака». Фенелон написал свое произведение в последние годы царствования Людовика XIV, когда Франция страдала от разорительных войн, следствием которых был упадок земледелия и ремесел.
Историко-литературное значение «Тилемахиды», однако, заключается не только в ее критическом содержании, но и в более сложных задачах, которые ставил перед собой Тредиаковский как переводчик. В сущности, речь шла не о переводе в обычном смысле этого слова, а о радикальной переработке самого жанра книги. Тредиаковский создал на основе романа Фенелона героическую поэму по образцу гомеровского эпоса и соответственно своей задаче назвал книгу не «Похождения Телемака», а «Тилемахида».
В предисловии он раскрывает свое понимание жанра героической поэмы. Сюжет ее должен быть связан с античным миром. Ее героями не могут быть исторически достоверные лица ни древнего, ни нового времени. Как пример неудачной эпической поэмы Тредиаковский называет «Генриаду» Вольтера, где выведен подлинный французский король - Генрих IV, живший в сравнительно недавнее время. Героическая поэма должна быть написана, по мнению Тредиаковского, только гекзаметром. Некоторые стопы гекзаметра могут быть хореическими. Этот стих кажется Тредиаковскому наиболее удачным не только потому, что он воспроизводит метрику гомеровских поэм, но и потому, что не имеет рифмы, которая, по его словам, только мешает (ставит «плотины») свободному, как река, эпическому повествованию. Выбор действующих лиц и сюжет «Тилемахиды» также полностью отвечает теоретическим требованиям автора.
Переделывая роман в поэму, Тредиаковский вводит много того, чего не было в книге Фенелона. Так, начало поэмы воспроизводит зачин, характерный для древнегреческого эпоса. Здесь и знаменитое «пою», и обращение за помощью к музе, и краткое изложение содержания произведения. Роман Фенелона написан прозой, поэма Тредиаковского - гекзаметром. Столь же радикально обновлен и стиль фенелоновского романа. По словам А. Н. Соколова, «сжатая, строгая, скупая на прозаические украшения проза Фенелона, не отвечала стилистическим принципам стихотворной эпопеи, как высокого жанра... Тредиаковский поэтизирует прозаический стиль Фенелона» . С этой целью он вводит в «Тилемахиду» сложные эпитеты, столь характерные для гомеровского эпоса и полностью отсутствующие в романе Фенелона: медоточивый, многоструйный, остро-суровый, благоразумный, кровоточащий. Таких сложных прилагательных, по академика А. С. Орлова, в поэме Тредиаковского насчитывается более ста. По образцу сложных эпитетов создаются сложные существительные: светозрачие, ратоборство, добрососедство, благолепность.
Тредиаковский бережно сохранил просветительский пафос романа Фенелона. Если в «Аргениде» речь шла об оправдании абсолютизма, подавляющего всякого рода непокорство, то в «Тилемахиде» предметом осуждения становится верховная власть. Говорится о деспотизме правителей, о пристрастии их к роскоши и неге, о неумении царей отличать добродетельных людей от корыстолюбцев и стяжателей, о льстецах, которые окружают престол и мешают монархам видеть истину.
Осуждая как деспотизм, так и анархию, автор приходит к чисто просветительской мысли о необходимости издания в государстве законов, обязательных как для монарха, так и для подданных:
Я спросил у него, состоит в чем царска державность?
Он отвещал: царь властен есть во всем над народом,
Но законы над ним во всем же властны, конечно .
«Тилемахида» вызвала различное отношение к себе как у современников, так и у потомков. С похвалой отозвались о ней Новиков, Пушкин. Радищев сделал один из ее стихов эпиграфом к своему «Путешествию из Петербурга в Москву». «Любовь его к Фенелонову эпосу, - писал Пушкин, - делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывает необыкновенное чувство изящного» . Непримиримо враждебную позицию заняла к «Тилемахиде» Екатерина II. Ее недоброжелательство было вызвано критическими замечаниями в адрес самодержцев. Она ввела во дворце шуточное правило: за легкую вину полагалось выпить стакан холодной воды и прочитать страницу из «Тилемахиды», за более серьезную - выучить из нее шесть строк.
В «Тилемахиде» Тредиаковский наглядно продемонстрировал многообразие возможностей гекзаметра как эпического стиха. Опытом Тредиаковского воспользовались впоследствии Н. И. Гнедич при переводе «Илиады» и В. А. Жуковский в работе над «Одиссеей».

Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 7. С. 284.
Тредиаковский В. К. Избр. произв. М.; Л., 1963. С. 94-95. Далее все сноски по данному изданию будут приводится в тексте.
Тредиаковский В. К. Стихотворения. 1935. С. 334.
Тредиаковский В.К. Стихотворения. С.412
Тредиаковский В.К. Стихотворения. С. 422.
Тредиаковский В. К. Стихотворения. С.423.
Там же. С. 197.
Тредиаковский В. К. Сочинения и переводы. СПб., 1752. С. I-II.
Соколов А. Н . Очерки по истории русской поэмы. М.,1955. С. 134.
Тредиаковский В. К. Стихотворения. С.267.
Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 284.

Творчество

В искусстве

(Тредьяковский) (5 марта (22 февраля) 1703 - 17 (6) августа 1769) - известный русский учёный и поэт XVIII века.

Биография

Родился в 1703 году в Астрахани, в семье священника. Учился в школе монахов-капуцинов и должен был принять сан, но, по невыясненным причинам, в 1723 убежал в Москву и поступил в Славяно-греко-латинскую академию. Здесь он написал первые свои не дошедшие до нас драмы «Язон» и «Тит Веспасианов сын», а также «Элегию на смерть Петра Великого» 1725 и «Песенку» 1725.

В 1726 году Тредиаковский, не кончив курса в Академии, отправился в Голландию и пробыл два года в Гааге. Ему приходилось бедствовать за границей: его просьба в Россию «определить годовое жалованье» для окончании богословских и философских наук не была уважена, потому что он числился бежавшим из Академии. В Париже, куда он явился «шедши пеш за крайней уже своей бедностию», он учился в Сорбонне математическим и философским наукам, слушал богословие, принимал участие в публичных диспутах.

Вернувшись в 1730 Россию, Тредиаковский издал перевод романа Поля Тальмана «Езда в остров любви» (1730). К переводу прилагались стихи самого Тредиаковского, на русском, французском языках и латыни. Успех книге обеспечило само содержание книги, посвящённое изображению чувств изящной любви и уважения к женщине, новых в то время для русских читателей. В той же книге Тредьяковский поместил предисловие, в котором впервые высказал мысль об употреблении в литературных произведениях русского, а не старославянского языка, как было до того времени.

Тредиаковский стал придворным поэтом Анны Иоанновны. В 1733 он был принят на службу в Академию Наук с обязательством «вычищать язык русской, пишучи как стихами, так и не стихами; давать лекции, ежели от него потребовано будет; окончить грамматику, которую он начал, и трудиться совокупно с прочиими над дикционарием русским; переводить с французского на русской язык все, что ему дастся».

С начала 1740 годов поэтическая слава Ломоносова затмила Тредиаковского, а смерть Анны Иоановны и приход в 1741 к власти Елизаветы ухудшила положение Тредиаковского при дворе. Следующие годы Тредиаковский жил в крайней нужде, и его свадьба в 1742 году только усугубила это положение. Лишь в 1745 одновременно с Ломоносовым его назначили профессором Академии по кафедре элоквенции, и это улучшило его материальное состояние.

Тредиаковский активно занимался переводами и издал девятитомную «Древнюю историю» Ролленя, и шестнадцатитомную «Римскую историю» того же автора.

В 1766 он издал «Телемахиду» - вольный перевод «Приключений Телемаха» Фенелона, выполненный гекзаметром. Произведение и его автор сразу же становятся объектом насмешек и нападок, так в «Эрмитажном этикете» императрицы Екатерины II установлено было шуточное наказание за лёгкую вину: «Если кто противу вышеписанного проступится, то по доказательству двух свидетелей, за всякое преступление должен выпить стакан холодной воды, не исключая того и дам, и прочесть страницу „Тилемахиды“ (Третьяковского). А кто противу трех статей в один вечер проступится, тот повинен выучить шесть строк „Тилемахиды“ наизусть».

Сын Лев (1746-1812) - ярославский и смоленский губернатор.

Реформа русского стихосложения

Тредиаковский является одним из основателей силлабо-тонического стихосложения в России.

Поэзия XVI - начала XVII строилась на силлабической основе, то есть ударения в стихе не были упорядочены, фиксированным было только количество слогов. Такой тип стиха пришёл в Россию из Польши.

В 1735 Тредиаковский издал «Новый и краткий способ к сложению стихов Российских». В этой работе он ввёл понятие стихотворной стопы, а на её основе - понятие ямба и хорея. Стихотворные строки Тредиаковский предложил строить на основе хорея: «тот стих … совершенен и лучше, который состоит только из хореев … а тот весьма худ, который весь иамбы составляют». Фактически, Тредиаковский предложил обновить традиционные размеры силлабического стихосложения (13-ти и 11-ти-сложник) путём введения постоянных ударений и цезуры.

В своём труде Тредиаковский также дал определения различных жанров: сонета, рондо, эпистолы, элегии, оды и пр. приводит многочисленные примеры.

С критикой стихосложения, предложенного Тредиаковским, выступил Ломоносов. В «Письме о правилах российского стихотворства» (1739) он указал, что кроме хорея, в русской поэзии можно использовать ямб, а также трёхдольные размеры - дактиль, амфибрахий, анапест. Также Ломоносов оспорил утверждение Тредиаковского, согласно которому в стихе могут использоваться только женские рифмы, введя в русский стих мужские и дактилические рифмы.

В целом, Тредиаковский принял систему, предложенную Ломоносовым, и даже переписал несколько своих прежних од, с тем, чтобы они соответствовали новым правилам стихосложения. Тем не менее, один вопрос вызвал дальнейшее обсуждение:

Ломоносов считал, что ямбические размеры подходят для написания героических произведений, в частности, оды, а хорей «с природы нежность и приятность имеющий, должен составлять собой только элегический род стихотворения». Этого же мнения придерживался и Сумароков. Тредиаковский же считал, что размер сам по себе никаких эмоциональных оттенков не несет.

Этот спор нашёл следующее продолжение: спорившие поэты выпустили книгу «Три оды парафрастические псалма 143». В ней один и тот же псалом был переведён: Ломоносовым и Сумароковым - ямбом, а Тредиаковским - хореем.

Творчество

Творчество Тредиаковского вызывало немало споров как при жизни автора, так и после его смерти. С одной стороны, отчасти под влиянием мнения противоборствующих ему придворных и литературных группировок, Тредиаковский остался в истории как бездарный стихотворец, придворный интриган, плетущий заговоры против своих талантливых коллег. Вышедший в 1835 году роман И. И. Лажечникова «Ледяной Дом» поддерживал этот миф, что привело к тому, что на протяжении XIX века имя Тредиаковского часто употреблялось как нарицательное для обозначения бездарного стихотворца. В то же время, А.С. Пушкин в статье о книге Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» так отзывается о Тредиаковском:

Ряд современных авторов называет Тредиаковского основоположником русской лирики Нового Времени, русского классицизма XVIII-го века с его антично-европейскими истоками, одним из наиболее плодотворных идеологов и практиков русской буколической поэзии и.т.д.

Раннее творчество Тредиаковского несомненно оказывается в русле т. н. русского литературного барокко с характерными для него помпезностью стиля, наслоениями метафор, инверсиями, церковно-славянизмами. В то же время, будучи новатором, Тредиаковский заложил основные линии формирования русской лирики нового времени, блестяще развитые позднее Жуковским и Пушкиным. Поздние стихотворения Тредиаковского тяготеют к зарождающейся классицистической традиции, создаваемой современными ему Ломоносовым и Сумароковым. Однако, стать"образцовым классицистом" Тредиаковскому так и не удалось.

«Песни мирские». Любовная лирика

Первые песенные сочинения Тредиаковского датируют 1725-1727 годами, т.е. временем учебы в Славяно-греко-латинской академии, однако наиболее интересными произведениями, созданными в этом жанре следует считать русские любовные стихи, зародившиеся под влиянием французских салонных песен в 30-е годы XVIII века, т.е во время учебы Тредиаковского в Париже. По мнению Н.П.Большухиной, в начале XVIII века «Любовная (и шире – светская) песня находилась … за пределом представлений о стихотворстве, поэзии. Только в 30-е годы XVIII века она будет осознана в качестве определенного жанра и … включена Тредиаковским в систему национальных лирических жанров. В качестве одного из характерных примеров подобного творчества можно взять "Стихи о силе любви". В нем Тредиаковский обращается к античным и библейским образам, отмечая внепросранственную и внекультурную силу любви, которая «есть велико дело». Такое представление было весьма в духе французской песенной традиции, однако для русской поэзии явилось новым. В частном письме Тредиаковский писал о том, «что сама природа, эта прекрасная и неутомимая владычица, заботится о том, чтобы научить все юношество, что такое любовь.» Сильное влияние французской песенной лирики также можно отметить в стихотворении «Песенка любовна» (1730). Стихотворение написано в куплетной форме, а две завершающие строки каждого куплета образуют рефрен. Присутствует характерное для французской поэзии наличие мужской рифмы рядом с женской. Любовь в стихотворении рассматривается как порыв, неосознаваемая и не поддающаяся рефлексии. Лирический герой «гибнет о любви» не в силах разобраться, что с ним происходит.

В искусстве

• Тредиаковский является одним из героев исторического романа Валентина Пикуля «Слово и Дело».
• Исторические повести Юрия Нагибина «Беглец» и «Остров любви» рассказывают о жизни Василия Тредиаковского