Сергей Романовский: «В МОЕЙ ЖИЗНИ МНОГОЕ СЛУЧИЛОСЬ РАНО»

За плечами 28-летнго тенора, лауреата международных конкурсов, участника Молодежной оперной программы Большого театра – серия успешных оперных дебютов в России и за рубежом, в том числе на сцене «Ла Скала». Певец избрал путь свободного художника и о своем выборе пока не жалеет.

– Сергей, что привело вас в профессию – осознанность или случай?

– Случай. Вначале я выбрал скрипку, но в ранние годы перестройки купить инструмент родители мне просто не могли. Голос у меня был с детства: в студии эстрадного жанра в родном Лермонтове – это в Ставропольском крае – песенки на школьных мероприятиях я пел уже с 9 лет. Когда мне исполнилось 16, по совету одной нашей знакомой мама привезла меня на прослушивание в училище в Минеральных Водах. Я приехал с магнитофоном, включил фонограмму и спел «Памяти Карузо». Мне сказали, что у меня тенор, и порекомендовали поступать. Моим первым педагогом по академическому вокалу стала Ольга Федоровна Миронова: с ней я постепенно и начал учиться «соединять звуки». В моей жизни многое случилось рано. В 17 лет я спел первую оперу под оркестр: это был моцартовский «Директор театра» на сцене училища. А в 18 у меня уже был Альфред в «Травиате» Верди на сцене местного театра оперетты.

– После окончания училища в Минеральных Водах вы сразу приехали в Москву?

– Да. И это было уже полностью осознанным решением. С Московской консерваторией мне чрезвычайно повезло: я поступил с первого раза. Два года обучался в классе Петра Ильича Скусниченко, а затем у Юрия Александровича Григорьева, в прошлом замечательного драматического баритона Большого театра. Оглядываясь назад, я осознаю, что они учили меня очень правильным и нужным вещам, но тогда я, по-видимому, еще не был по-настоящему готов к пониманию их методик и воспринимал их с большими сложностями. Ни в коей мере не пытаясь принизить вклад обоих педагогов в мое становление как оперного певца, все же должен сказать, что технику вокала мне дал Дмитрий Юрьевич Вдовин: именно он сумел подобрать заветные ключики к моему голосу, после чего все как-то сразу встало на свои места.

– Как вас свела судьба с этим педагогом?

– Это случилось на студенческом конкурсе вокалистов «Bella voce» в Москве. Выступил я, на мой взгляд, неважно, но тем не менее занял второе место. Дмитрий Вдовин был членом жюри, и я, зная его опыт в подготовке вокалистов, сам подошел к нему с просьбой, чтобы он меня послушал и дал совет. Это решение было мотивировано тем, что я слышал многих его учеников, когда еще на третьем курсе училища приезжал в Москву на мастер-классы Международной школы вокального мастерства на базе ГМУ им. Гнесиных: их пение сразу же вызвало у меня необычайный восторг. Дмитрий Вдовин откликнулся на мою просьбу, и мы стали заниматься. К счастью, он услышал в моем голосе что-то такое, чего не услышали другие, а я почувствовал огромное доверие к нему и, наконец, обрел понимание того, что от меня требуется.

– Как вы сочетали занятия с новым педагогом и учебу в консерватории?

– Поступить в консерваторию для меня оказалось гораздо легче, чем ее закончить. На пятом курсе я принял решение перевестись в Академию хорового искусства, в класс Дмитрия Вдовина, который преподавал там уже давно. Диплому консерватории я предпочел диплом академии и о своем выборе нисколько не жалею, ведь образовательная база академии, которая за последние годы выпустила весьма впечатляющую плеяду певцов, не менее серьезна и основательна, чем в консерватории. В тот момент с консерваторией все оказалось очень напряженно еще и потому, что именно на пятом курсе мне представился дебют в «Ла Скала», что, как вы понимаете, относится к редчайшим в жизни удачам, особенно для студента. Но в консерватории дипломный курс исключал такую перспективу, а в академии я, напротив, нашел помощь и всяческую поддержку. Уже после дебюта в «Ла Скала» Академию хорового искусства я окончил в положенные сроки.

– Но ведь еще до «Ла Скала» вы были и солистом «Новой оперы»…

– Действительно, я пришел туда на четвертом курсе консерватории и в качестве солиста оставался на протяжении двух сезонов. Работать в этой труппе мне очень нравилось, но я вынужден был уйти, так как практически невозможно было договориться с администрацией о совмещении работы здесь и за рубежом. Моей первой большой партией в этом театре стал Граф Альмавива в премьере «Севильского цирюльника» Россини. Это был конец октября 2008 года, а уже в апреле 2009 года состоялся мой дебют в «Ла Скала». Это снова была партия в опере Россини – Граф Либенскоф в «Путешествии в Реймс». Но еще до «Ла Скала», в ноябре 2008 года, партию Графа Либенскофа я спел в двух небольших итальянских театрах – в Йези и Тревизо, и эти спектакли были постановками Молодежной программы фестиваля в Пезаро с солистами Россиниевской академии, а дирижировал ими Денис Власенко. (В тот же год в августе Власенко стал первым русским дирижером, дебютировавшим на фестивале Россини в Пезаро – И.К.). Спев тогда шесть спектаклей, партию Графа Либенскофа я обкатал довольно основательно, но тем не менее к выходу в ней на сцену «Ла Скала» готовился с особым усердием – под руководством Дмитрия Вдовина.

– Партия Графа Либенскофа стала для вас поистине судьбоносной. А как вы получили приглашение на нее в «Ла Скала»?

– Очень помогло то, что весной 2008 года, еще до моего дебюта в «Севильском цирюльнике» в «Новой опере» и первой моей итальянской серии «Путешествий в Реймс», эту партию в концертном исполнении оперы я дважды спел в Москве в рамках Международной школы вокального мастерства. После этого проекта я и обрел своих агентов, которые мною заинтересовались и стали представлять меня за рубежом. И уже после партии Тебальда в концертном исполнении «Капулетти и Монтекки» Беллини на открытии сезона Московской филармонии 2008/2009 года они решили, что я непременно должен поехать на прослушивание в «Ла Скала»: там как раз искали тенора на партию Графа Либенскофа. Я приехал и на прослушивании, которое проходило прямо на сцене «Ла Скала», всю партию спел практически без перерыва.

– Волновались?

– Прослушивание проходило утром, когда голос обычно звучит еще не так свободно и уверенно, как вечером, а ведь партия эта очень высокая. Но, как ни странно, у меня не было страха: на сцену «Ла Cкала» я просто вышел и пел. Тогда я был уверен в себе и спокоен, так как четко осознавал, что эта партия была уже просто впета в мою кровь. Голос в ней звучит у меня в любое время суток: разбуди хоть ночью – спою! Каким-то внутреннем чутьем я ощущаю ее абсолютно естественным попаданием в десяточку. Некое легкое здоровое волнение, в основном, связанное с ответственностью момента, конечно, присутствовало, но на прослушиваниях на сценах больших театров я обычно никогда не нервничаю. А тогда, кажется, больше меня волновался агент, находившийся за кулисами. Уже значительно позже, в начале 2012 года, партию Графа Либенскофа в результате замены мне единожды довелось спеть с Альберто Дзеддой. Это было в Бельгии, в Генте. Маэстро провел со мной целый урок перед спектаклем, очень много поправив в моем исполнении, но после спектакля остался мной вполне доволен.

– Что вам особенно запомнилось в миланской постановке?

– Не побоюсь быть банальным и отвечу так: все! Я пел во втором составе, но мне довелось репетировать и с первым. Мои коллеги по сцене в обоих составах были очень сильные, а партию Графа Либенскофа я пел в очередь с Дмитрием Корчаком, правда, в серии из десяти спектаклей моими были только три. Два месяца мы все работали в необычайно дружной атмосфере, оба состава тесно общались между собой – это было чудесное время! С Патрицией Чьофи, выступавшей в первом составе в партии Коринны, я уже был знаком ранее: мы пели с ней «Капулетти и Монтекки» в Москве. Но из этого же состава меня также всячески поддерживали и Даниэла Барчеллона (Маркиза Мелибея), и Анник Массис (Графиня ди Фольвиль). Да, в общем, все мне очень помогали, видя, что я совсем еще молодой, ведь на сцену «Ла Скала» я впервые вышел в 24 года! Правда, к тому времени я уже довольно неплохо владел итальянским. Годом ранее у меня была страховка на партию Ленского в «Карло Феличе» в Генуе, и два месяца, что я провел тогда в Италии, я посвятил интенсивному изучению языка, а активную разговорную практику набирал уже позже в Йези и Тревизо. Но и будучи в Милане, языку уделял каждую свободную минуту.

– Продолжилось ли ваше сотрудничество с театром «Ла Скала»?

– Были планы, связанные с партиями в операх Россини «Золушка», «Севильский цирюльник» и «Дева озера», но в «Ла Скала» буквально сразу после «Путешествия в Реймс» неожиданно сменился директор по кастингу, с которым у меня сложились хорошие отношения. Так что теперь все надо начинать заново. Но это нормально: театр есть театр.

– А каков круг вашего нынешнего репертуара?

– Из русского репертуара я пока спел только Ленского в «Евгении Онегине» Чайковского, Моцарта в «Моцарте и Сальери» Римского-Корсакова и Молодого цыгана в «Алеко» Рахманинова. Кстати, партия Молодого цыгана стала моим зарубежным оперным дебютом: это было концертное исполнение с Российским национальным оркестром под руководством Михаила Плетнева на фестивале в Сан-Себастьяне в Испании. Сейчас я больше стараюсь держаться Моцарта и Россини. В следующем сезоне наряду с Моцартом появится еще и Глюк. Несмотря на удачный дебют в «Ла Скала» именно в россиниевском репертуаре, отношения с Россини у меня были разные: были и трудные времена. Но теперь я уже окончательно убедился в том, что партии Россини я петь могу, что россиниевский голос у меня есть. И очень важной для себя считаю партию Линдора в «Итальянке в Алжире», которую на премьере в Москве спел впервые в своей жизни. Эта премьера придала мне необходимую уверенность в себе. Недавно состоялся не менее важный для меня дебют в Большом театре: на сей раз в партии Итальянского певца в «Кавалере розы» Рихарда Штрауса. Я много пою по контрактам и в России, и за рубежом, и такое творческое состояние мне по душе.

Имя тенора Сергея Романовского завоевывает всё большую известность среди российских и зарубежных ценителей оперного искусства. В его творческом багаже солидный список выступлений на престижных оперных и сценических площадках, среди которых Ла Скала, Театр Капитолия в Тулузе, Государственный театр Зальцбурга, Норвежская национальная опера, Королевская Шведская опера, Флорентийский театр комунале, Муниципальный театр Сантьяго (Чили), Музыкальный театр имени К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко, московский театр Новая опера им. Е.В. Колобова и, конечно, Большой театр.

Ему подвластен не только классический репертуар бельканто. Ярко и достойно он показывает себя в операх австрийских, французских, русских композиторов.

Наша беседа состоялась накануне сольного концерта певца в Малом зале Московской консерватории. Программа «Мелодии любви», в которой приняли участие блестящий пианист Павел Небольсин и замечательное сопрано, партнерша Сергея на сцене и в жизни, Жаля Исмаилова, – подарок слушателям ко Дню всех влюблённых.

Не будем скрывать: мы знакомы с Сергеем много лет, отсюда и дружеское обращение на «ты».

Многие знатоки певческого искусства находят у тебя влияние итальянской вокальной школы. Что ты сам думаешь об этом?

Мне очень приятно это слышать. Могу сказать, что тут огромная заслуга моих учителей, которых я всегда вспоминаю с благодарностью и теплотой. Мой первый педагог по вокалу, Ольга Федоровна Миронова , заложила фундамент, по-настоящему влюбила меня в пение. А Дмитрий Юрьевич Вдовин отточил мастерство.

С другой стороны, голос воспитывается репертуаром, поэтому так важно найти свой репертуар. Мне довелось немало выступать в операх итальянских композиторов – Россини, Доницетти, Беллини, Верди… А не так давно в Лионе я спел партию Антеноре в «Зельмире» (очень приятно было поработать с маэстро Эвелино Пидо , который в 1989 г. готовил эту партию с известным тенором Крисом Мерриттом ). Так вот, со стилем Россини я знаком, но такого рода материал мне еще не попадался. Вначале я даже оробел. Но оказалось, что эта партия совершенно естественно легла на мой голос. Я понял, что мне нужно петь иной тип россиниевской музыки – партии не буффонного склада, такие как «Севильском цирюльнике» или «Итальянке в Алжире», а опера-seria. Как правило, у Россини в операх-seria два тенора – высокий и центральный. После «Зельмиры» я понял, что тенор в центарльной тесситуре – моё амплуа.

- А какова роль дирижера? Ты ведь сотрудничал с выдающимся мастерами.

Да, мне повезло. Тот же Э. Пидо. Или Лорин Маазель , – мы работали с ним над «Севильским цирюльником» в Театре Петруццелли (в живописном приморском городе Бари). Стоит ли говорить, что это был человек, который владел дирижерским искусством в совершенстве! С оркестром он делал всё что хотел. А нас, певцов, бережно вел «на руках». Мы пели сверх своих возможностей, настолько всё было удобно. Например, в «Севильском» не очень приветствуются медленные темпы, и у Маазеля их не было. Стилистически его трактовка была очень точной.

Конечно, у него был мощнейший ассистент, который добросовестно поработал с оркестром. Но когда Маазель стал за пульт, он дирижировал совершенно иначе – задавал другие темпы, делал какие-то нюансы, оттяжки, и оркестр послушно шел за ним.

Запомнилось его появление в театре. Мы еще работали с ассистентом, когда пронесся слух, что приехал сам маэстро. Представь только: все ждут, все трепещут. В самом зале во время прогона не было света, освещены только пульты в оркестровой яме. И вдруг я вижу на плечо нашему дирижеру опустилась большая и выразительная рука. Я подумал: «Это, наверное, Маазель». И не ошибся! По-человески он оказался очень приятным, демократичным в общении. После каждого спектакля звал солистов в ресторан. Да и себе ни в чём не отказывал, умел наслаждаться жизнью.

А как сотрудничество с М.В. Плетнёвым (я имею ввиду концертное исполнение оперы Н.А. Римского-Корсакова «Майская ночь» на фестивале РНО в 2014 году)?

Мне понравилось, очень плодотворная работа. Я ведь пел огромную и трудную партию Левко впервые, и в меня вселяло уверенность, что во главе оркестра был Плетнев!

Ещё один выдающийся дирижер, М. Янсонс, сказал в интервью, что при любых спорах в современном оперном театре победителем выходит режиссер. Тебе приходилось сталкиваться с неприемлемым режиссерским решением?

Бывало, конечно, всякое. В одной из зарубежных постановок «Евгения Онегина» режиссер придумал историю глубоко личных взаимоотношений Ленского и Онегина. По его задумке в ариозо «Куда, куда…» на сцене появлялся Онегин, а Ленскому приходилось делать выбор между ним и Ольгой… Но в целом с зарубежными режиссёрами можно найти общий язык. Бывает, что имеешь дело с готовой режиссёрской концепцией. Скажем, спектакль «Риголетто», который не так давно появился в Большом театре, до этого несколько раз был поставлен в европейских театрах. Одним словом, ты или берешься за это или нет. В данном случае это было интересно.

Запомнилась работа над «Севильским цирюльником» со знаменитым Элайджей Мошинским . Без сомнений, Мошинский – один из лучших современных режиссёров.

Ты начинал в «Новой опере» – театре, созданном мыслью и талантом одного человека, – Евгения Колобова, а на западе существует совершенно иная система приглашенных звёзд. Что тебе ближе?

Честно говоря, я поотвык от того, что называется «репертуарным театром». Сегодня западная система мне привычнее. Она определённее. Заранее знаешь, на что ты идёшь и каковы условия контракта.

- Я помню, что в юности ты увлекался брейк-дансом. Физическая подготовка важна для певца?

Ещё как! Особенно, когда поешь в таких трудных операх, как «Золушка», «Семирамида» или «Зельмира». Я уж не говорю о «Севильском цирюльнике» и «Любовном напитке». Это всегда очень тяжелые для тенора спектакли, поскольку там и большие партии, и много движения на сцене, и разнообразные актерские задачи.

Физическая закалка очень помогла мне в постановке «Риголетто» на сцене Большого театра. Мне удалось справиться с задачами режиссера Роберта Карсона. Спектакль этот (труднейший!) содержал самые настоящие цирковые трюки – приходилось бегать, подниматься и спускаться по лестницам, была даже верёвочная лестница.

Вот почему я регулярно хожу в тренажерный зал и чувствую, что благодаря этому стал гораздо выносливее.

Мы уже упомянули несколько выдающихся личностей, с которыми тебе довелось работать – Маазель, Плетнев, Пидо, Мошинский. Стоит, пожалуй, упомянуть ещё великолепное сопрано Суми Чо и маэстро Альберто Дзедду. А если пофантазировать, с кем из великих дирижеров, режиссеров и певцов прошлого ты бы мечтал сотрудничать?

Из дирижеров с А. Тосканини, Т. Серафином, А.Ш. Мелик-Пашаевым и Е.Ф. Светлановым.

Из режиссеров с Дж. Стреллером, с Л. Ронкони (я, кстати, пел в его постановке, но лично с ним поработать, к сожалению, не довелось). Ещё я назвал бы легендарное имя – Ф. Дзеффирелли. Желаю этому мастеру долгих лет жизни. Как знать, вдруг нам ещё суждено повстречаться.

Ну, а из певцов, конечно, с Дж. Сазерленд. Всегда помню о том, что эта великая певица многому научила Л. Паваротти.

- Название концерта – «Мелодии любви». Что это чувство значит для тебя?

Многое. Любовь движет всей жизнью. Как ещё это выразить?

- А важно ли для тебя, что у вас с женой одна профессия на двоих?

Самое главное достоинство, что на многие вещи мы смотрим одинаково. В профессии мы оба ценим людей, которые умеют сформулировать и высказать свою точку зрения. Очень важно, чтобы рядом с певцом находились настоящие профессионалы, которые могут не только увидеть его потенциал, но и поверить в него. Я уже вспоминал о той поддержке, какую оказывала Дж. Сазенрленд Л. Паваротти. Но ведь и рядом с ней был её муж, дирижер Р. Бонинг.

Присутствие таких людей очень важно, потому что суть профессии оперного певца – в постоянном поиске, в сочетании подготовки текущего репертуара и непрерывной работы над собой, творческого взросления. В определенном смысле, оперный вокал – «возрастная профессия». Она требует зрелости, физической и духовной. И, должен признаться, сравнительно недавно я начал становиться тем, кем хочу быть.

Беседовала Екатерина Шелухина

2 апреля 2016 | Светлановский зал Дома музыки Абонемент «Гранд Опера Гала» Венера Гимадиева , сопрано Сергей Романовский , тенор Дирижер – Александр Соловьев В программе: фрагменты из опер Дж. Россини, В. Беллини, Г. Доницетти, Дж. Верди, П. Масканьи, Ш. Гуно и др. КУПИТЬ БИЛЕТ «Это певица с огромной харизмой, от нее не отведешь взгляда», – так описывала дебют Венеры Гимадиевой в Глайндборне британская газета The Guardian. На знаменитом оперном фестивале певица триумфально выступила в роли Виолетты Валери, и эта партия стала отныне ее визитной карточкой. Она поет ее в Королевской опере Ковент-Гарден в Лондоне, Будапештской опере, Королевском театре в Мадриде, Большом театре в Москве и т.д. «Венера Гимадиева вдохнула новую жизнь в знаменитый образ Виолетты, она была настоящей героиней на сцене», – свидетельствует GB Opera Magazine , а издание Codalario восхищается ее «роскошным голосом, обладающим глубиной и гармонией и позволяющим точно передать жертвенную любовь». Артистку приглашают лучшие европейские театры, ГАБТ принял ее в число ведущих солисток оперной труппы. В 2012 году певица была удостоена Премии Президента Российской Федерации «за выдающееся исполнительское мастерство, обогащающее и развивающее традиции отечественной вокальной школы». В 2015 году Венера завоевала звание лауреата на конкурсе оперных певцов в Париже. Ее партнер по сцене, тенор Сергей Романовский – великолепный исполнитель бельканто – также уверенно развивает международную карьеру. Она началась с блистательного дебюта на сцене Ла Скала, когда в 2009 году он исполнил виртуознейшую партию Графа Либенскофа в опере Дж. Россини «Путешествие в Реймс» (дирижер – Оттавио Дантоне). Сегодня он поет сложнейшие партии в Большом и Михайловском театрах в России, а также на известных европейских сценах – от Ла Скала и Норвежской оперы до Зальцбургского фестиваля. В прошлом году Сергей спел в Большом театре Герцога Мантуанского в опере «Риголетто» Дж. Верди. «Его голос Герцогу очень идет – итальянский лирический тенор очень приятного тембра, – отмечают «Ведомости». – Знаменитая песенка про сердце красавиц удалась певцу прямо-таки образцово». Аккомпанировать интригующему дуэту будут Национальный филармонический оркестр России и маэстро Александр Соловьев . Молодой дирижер – победитель конкурса имени Д. Митропулоса в Афинах, дирижер-стажер Большого театра России, руководитель оркестра Российской академии музыки имени Гнесиных, ранее член дирижерско-стажерской группы НФОР – стал постоянным творческим партнером коллектива и особенно полюбился столичным солистам как чуткий, внимательный и высокопрофессиональный аккомпаниатор, владеющий огромным репертуаром.