Личность и тоталитаризм по роману Мы (Замятин Е). Проблема трагической судьбы человека в тоталитарном государстве

Тема тоталитаризма в литературе появилась только в двадцатом веке, когда изменилось сознание человека, когда прогрохотали две мировые войны. Причем, описывая некоторые явления, литература не следовала за действительностью, а даже предваряла её. Так, роман «Мы» Евгения Замятина написан в двадцатые годы, автор просто довел до логического завершения те тенденции, которые видел в современном ему обществе. Особенно популярным в двадцатом веке стал жанр антиутопии. Антиутопия - это стремление в художественной форме рассказать о том, до чего могут довести те процессы, которые во время написания произведения только-только намечаются. Но если одни пишут о последствиях тоталитаризма, то другие пытаются разобраться в его истоках. Как возникает тоталитарная система, рассказывает роман Холдинга «Повелитель мух». Мысль автора проста; человек по сути своей - зверь, и пленка цивилизации и культуры настолько тонка, что сорвать её может любая экстремальная ситуация. Замкнутая группа людей, не обладающих твердыми нравственными принципами и не имеющих никакого понятия о внутренней дисциплине, очень быстро приходит к полному и безоговорочному подчинению сильнейшему. И власть, и рабство дают одинаковую свободу от ответственности, но властвует только один, а остальные неизбежно становятся рабами.

Итак, как говорил О’Брайен в романе Оруэлла «1984», целью существования тоталитарной системы является власть, а свою власть над человеком можно почувствовать только одним способом - заставив его страдать. Следовательно, система изначально направлена против большинства населения.

И вот Оруэлл, Замятин и многие другие пишут о маленьком человеке, который не создавал этой системы, не стремился ни к свободе, ни к рабству, которого просто угораздило родиться в этом жутком обществе. Его с детства оболванивают и внушают стадные чувства, он живет ненавистью (в романе «1984» даже регулярно проводятся «двухминутки ненависти») и страхом сделать что-то не так. Культура в этом мире не нужна, литература имеет только утилитарное значение, любовь (как и вообще всякое живое чувство) уничтожена. Человек перестает быть собой, теряет свою личность и ощущает себя только винтиком огромной машины. Уничтожь машину - и погибнет он. И самое страшное в том, что он начинает любить эту машину. Нумер D-503 из романа Евгения Замятина «Мы» сначала восхищен обществом, в котором живет, но в конце концов приходит к неподчинению ему. Путь Уинстона из романа «1984» - обратный. От внутреннего противостояния он идет к любви, точнее, его ведет система. Противопоставляя себя системе, он остается абсолютно один. А тоталитаризм властен над всей остальной реальностью, он крушит действительность и доказывает, что дважды два - не четыре, а пять. В одиночку, без опоры, с таким монстром бороться нельзя - и Уинстон сдается.

Но роман Оруэлла - антиутопия. Как показала практика, сильный человек может победить систему. Скажем, Зыбин из романа Домбровского «Факультет ненужных вещей» сумел не подчиниться и сохранить свое достоинство.

Советская лагерная проза ставит преимущественно практические проблемы: как выжить и остаться личностью в условиях лагеря, который по сути является все той же тоталитарной системой. И все пишут о том, что сохранить себя можно, но для этого человек должен быть невероятно силен духом.

Сейчас много говорят об опасностях тоталитаризма, и порой кажется, что следует почаще перечитывать произведения Замятина, Хоксли, Оруэлла и В.Шаламова, чтобы не забывать о них...

Тема трагической судьбы русского чело-века в тоталитарном государстве возникает в русской литературе XX века уже в 20-х го-дах, когда само становление этого понятия только намечалось. Оно было предугадано писателем Евгением Замятиным в романе «Мы», в образе Единого Государства, в ко-тором человек с его индивидуальностью почти уничтожен, сведен к «нумеру», где все одеты в одинаковые одежды и обязаны быть счастливыми, хотят они того или нет. Роман Е. Замятина прозвучал предупреждением, которое не дошло до советского читателя. Государство вскоре начало активно вме-шиваться в его жизнь, в чем-то воплощая в действительность мрачную фантазию Е. За-мятина, в чем-то далеко от нее отступая. Общим было одно — отношение к личности как к строительному материалу, обесцени-вание человека, его жизни. Особенно траги-ческий оборот все это приобретало в годы, когда шло массовое истребление целых слоев населения по различным призна-кам — уничтожали дворян, организовывали расказачивание/раскулачивание или «лик-видацию кулачества как класса». В истории страны 1937—1938 годы — пик «большого террора», страшные годы ежовщины, кото-рые сменились долгими десятилетиями бе-риевщины.

Важным произведением, посвященным теме сталинизма, является роман Замятина «Мы», написанный в 1921 году. Ведущая те-ма романа — драматическая судьба личнос-ти в условиях тоталитарного общественного устройства. Роман написан в необычайном жанре «антиутопии». Замятин, по специаль-ности инженер-кораблестроитель, лучше других знал, как создается механизм, где винтики нужны для работы единого целого. Но люди, общество — это не просто «винти-ки» в сложной государственной машине, а живые существа, у которых своя, одна-единственная жизнь. Когда человека пре-вращают в «винтик», он теряет свою яркую, неповторимую индивидуальность и дегра-дирует как личность. История показала, что превращение людей в совокупность «винти-ков» ведет к преступлению перед человече-ством.

В романе «Мы» в фантастическом облике представлен возможный вариант будущего общества, где осуществлена мечта «сильных мира сего» о людях-роботах. Перед нами разворачивается «математически совершен-ная жизнь» Единого Государства. Это мир без любви, без души, без поэзии. Человеку-«нумеру», лишенному имени, было внушено, что «наша несвобода» есть «наше счастье», а это «счастье» — в отказе от своего «я» и растворении в безличном «мы». Интимная жизнь тоже рассматривается как государст-венная обязанность, выполняемая согласно «табелю сексуальных дней».

Роман Замятина — предупреждение об огромной опасности, грозящей человечест-ву и исходящей от власти машин и власти государства. Замятин как бы заранее пред-сказал события истории нашей страны. Пи-сатель показывает, что в обществе, где все направлено на подавление личности, где иг-норируется человеческое «я», где единолич-ная власть является неограниченной, воз-можен бунт. Способность и желание чувст-вовать, любить, быть свободным в мыслях и поступках толкают людей на борьбу. Но вла-сти находят выход: у человека при помощи операции удаляют центр, отвечающий за фантазию, — последнее, что заставляло его поднимать гордо голову, чувствовать себя разумным и сильным. Все же остается на-дежда, что человеческое достоинство не ум-рет при любом режиме. У Замятина в рома-не есть мысль, необычная для многих наших современников. Писатель настаивает на том, что не существует идеального общест-ва. Жизнь — это стремление к идеалу. И ког-да это стремление отсутствует, наступает разлагающий период застоя.

В русской литературе трагические события реальной жизни страны долгие годы были за-претной темой. До читателя так и не дошло в свое время написанное еще в 30-х годах стихотворение О. Мандельштама, разобла-чавшее Сталина, стихотворения о трагедии матерей, которые растили детей «для плахи, для застенка и тюрьмы», А. Ахматовой и ее поэма «Реквием», повесть Л. Чуковской «Со-фья Петровна» и многие другие произведе-ния, которые только в последние десятиле-тия стали достоянием читателя.

Попытались нарушить вынужденный заго-вор молчания, сказать правду о страшных го-дах террора, о трагедии личности своим твор-чеством такие писатели, как Юрий Домбровский, автор романов «Хранитель древностей», «Факультет ненужных вещей» (продолжение первого романа). К этой теме обращается пи-сатель Варлам Шаламов, человек трагичес-кой судьбы, он долгие годы провел в колым-ских лагерях. Писатель стал автором потряса-ющих по силе психологического воздействия произведений — своеобразного колымского эпоса, показавшего беспощадную правду о жизни людей в лагерях. Человек в нечелове-ческих условиях — так можно обозначить сквозную тему «Колымских рассказов» В. Шаламова. Попадая в лагерь, человек как бы теряет все, что связывает его с нормальной человеческой средой обитания, с прежним опытом, который теперь не нужен. Так, у В. Шаламова появляются понятия «первая жизнь» (до лагерная) и «вторая жизнь» — жизнь в лагере.

Писатель не щадит читателя. В его рас-сказах появляются страшные подробности, которые невозможно воспринимать без душевной боли — холод и голод, порой ли-шающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников, считавшихся в лагерях «друзьями народа» в отличие от политических заключенных, прежде всего интеллигентов, которых на-зывали «врагами народа» и которые были отданы в полную власть уголовникам.

В своих рассказах В. Шаламов показывает то, что было страшнее холода, голода и бо-лезней, — человеческое унижение, низво-дившее людей до уровня животных. Оно просто погружает их в состояние небытия, когда из человека уходят все чувства и мыс-ли, когда жизнь замещена «полу-сознанием, существованием».

В рассказе «Сентенция» автор с почти на-учной точностью анализирует состояние жертвы в этой нечеловеческой жизни, когда единственным чувством остается злоба. Когда смерть отступает, а к человеку воз-вращается сознание, он с радостью замеча-ет, что его мозг начинает работать, из глу-бин памяти всплывает давно забытое науч-ное слово «сентенция».

В рассказе «Тифозный карантин» В. Шаламов показывает другую грань человеческого унижения: готовность служить главарям во-ровского мира, стать их лакеями, холопами. Этих главарей окружает «толпа услужаю-щих», готовых на что угодно, лишь бы им от-ломили корочку хлеба или налили супчику. И когда в этой толпе герой рассказа видит знакомое лицо — капитана Шнайдера, не-мецкого коммуниста, знатока Гете, образо-ванного человека, который прежде поддер-живал дух товарищей, а в лагере исполняет унизительную роль «чесальщика пяток» у во-ра Сенечки, ему не хочется жить. Автор опи-сывает переживания Андреева, героя рас-сказа: «Хотя это было небольшое и нест-рашное событие по сравнению с тем, что он видел и что ему предстояло увидеть, он за-помнил капитана Шнайдера навек».

Рассказы В. Шаламова — не просто худо-жественный документ. Это целостная кар-тина мира, скорее антимира, абсурда, в ко-торый брошен человек страшным монстром террора, перемалывающего миллионы лю-дей. В этом антимире все перевернуто. Че-ловек мечтает из лагеря попасть не на сво-боду, а в тюрьму. В рассказе «Надгробное слово» так и сказано: «Тюрьма — это свобо-да. Это единственное место, которое я знаю, где люди, не боясь, говорили все, что думали. Где они отдыхали душой». Творче-ство В. Шаламова стало и историческим документом, и фактом философского ос-мысления эпохи. В целом русская литерату-ра XX века раскрыла судьбу человека в то-талитарном государстве с позиций гума-низма, в традициях русской классической литературы.

На волне «перестройки» большой интерес вызывал роман А. Рыбакова «Дети Арбата». Объясняется это тем, что писатель впервые в нашей литературе подробно и правдиво описал психологию Сталина как государ-ственного деятеля, человека, у которого слились воедино представления о благе на-родном и благе собственном. Под собствен-ным благом подразумевалась безграничная власть, помогавшая беспощадно убирать со своего пути всех, кто был не согласен с ре-жимом. «Дети Арбата» — это роман о сто-личной молодежи 30-х годов, чья юность проходила в атмосфере культа личности Сталина. Автор рассказывает о том, как по-разному проявляли себя люди в тяжелых ис-пытаниях. В романе мы видим картину жес-токости и страха: каждое слово, сказанное против, могло решить судьбу человека, каж-дый боялся высказать свое мнение, поддер-жать товарища на собрании. Сегодня нам легко судить об этом времени, теперь нам многое известно о Сталине, а каково было им, жившим в период полного поклонения вождю. Ведь для многих Сталин был в тот период времени больше, чем икона.

Сталин — страшная фигура. Неисчислимы его жертвы. Он был одержим идеей безмер-ного могущества. Люди для него — только материал для достижения цели. В романе «Дети Арбата» Рыбаков пытается раскрыть психологию этого человека. Сталин считал, что только страдания вызывают величай-шую энергию. Мы ясно видим те объяснения и оправдания, которые позволяли ему с лег-кой душой обречь на страдания и смерть миллионы людей. По его мнению, народ на-до силой заставить пойти на жертвы во имя будущего, а для этого нужна сильная власть, которая способна внушить страх. Эта людо-едская теория лишь прикрывает главное — желание беспредельной власти.

Как тут не вспомнить теорию Раскольникова из романа Ф. М. Достоевского «Преступ-ление и наказание» о «сильных мира сего» и «тварях дрожащих». В России возникает целая плеяда палачей, где главной фигурой становится следователь. В «Детях Арбата» следователь Дьяков верил «не в действи-тельную виновность, а в общую версию ви-новности». Он запутывает Сашу Панкратова: то играет на его честности, то запугивает, то обещает освобождение. Ведь «хорош» тот следователь, который уговорами, пытка-ми, угрозами расправы над близкими, чем угодно заставит подписать признание в не-существующих преступлениях. У Рыбакова на примере одноклассника Саши, Юрия Шарока, мы видим, как люди становятся такими палачами.

В современной отечественной литературе отчетливо проявляется связь с традициями литературы предшествующих "десятилетий. В печати появлялись и продолжают появ-ляться горестные по своей тональности про-изведения о массовых нарушениях законно-сти, связанных с именем Сталина. Почему по-прежнему в центре внимания 30-е годы, самые тяжелые, самые драматичные в исто-рии нашего общества? Видимо, это не слу-чайно: никто не хочет повторения подобных мрачных страниц нашей истории. Проблемы того времени мы во многом ощущаем как проблемы, имеющие самое непосредствен-ное отношение к сегодняшнему дню.

Уже на первых страницах романа Е. Замятин создает модель идеального, с точки зрения утопистов, государства, где найдена долгожданная гармония общественного и личного, где все граждане обрели наконец желаемое счастье. Во всяком случае, таким оно предстает в восприятии повествователя - строителя Интеграла, математика Д-503. В чем же счастье граждан Единого Государства? В какие моменты жизни они ощущают себя счастливыми?

Очевидно, чтобы создать общество идеальное с точки зрения утопистов, необходимо изменить саму человеческую природу. Авторы утопий чаще всего оставляют без внимания те пути, которыми достигается изображенный ими миропорядок. Даже если картины будущего включены в произведения о современности (Чернышевский), разрыв между несовершенством сегодня и идеальным завтра - огромен. В лучшем случае утописты уповают на разум, но механизм воздействия разума на человеческую природу они не исследуют. В произведениях утопистов революционного направления звучат намеки на необходимость социального переворота, однако сам переворот не изображен. Авторы антиутопий обращают особое внимание именно на пути построения «идеального общества», ибо убеждены, что мир антиутопии - результат попыток реализовать утопию. Единое Государство лишило человека личных привязанностей, чувства родственности, так как всякие связи, кроме как с Единым Государством, преступны. Несмотря на кажущееся единство, «нумера» абсолютно отчуждены друг от друга, и поэтому легко управляемы. Значимую роль в создании иллюзии счастья играет Зеленая Стена. Человек, не имеющий возможности сравнивать и анализировать, становится управляемым и послушным. Государство подчинило себе и время каждого нумера, создав Часовую Скрижаль. Единое Государство отняло у своих граждан возможность интеллектуального и художественного творчества, заменив его Единой Государственной Наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно приручена и поставлена на службу обществу. Чего стоят одни названия поэтических книг: «Цветы судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу», «Стансы о половой гигиене». Однако Единое Государство не чувствует себя в полной безопасности, и создает систему подавления инакомыслия. Это и Бюро Хранителей (шпионы следят, чтобы каждый был «Счастлив»), и Операционное с его Газовым Колоколом, и Великая Операция, и доносительство, возведенное в ранг добродетели («Они пришли, чтобы совершить подвиг», - пишет герой о доносчиках).

Этот «идеальный» общественный уклад достигнут насильственным упразднением свободы. Всеобщее счастье здесь не счастье каждого человека, а его подавление, уравниловка и физическое уничтожение.

Государство умело манипулирует людьми. Этот аспект романа особенно важен, так как проблема манипулирования сознанием актуальна и в наше время. В самом начале романа мы видим, какой восторг вызывает у героя-повествователя ежедневная маршировка под звуки Музыкального Завода: он переживает абсолютное единение с остальными. «Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера - сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди - государственный нумер каждого и каждой. И я - мы, четверо, - одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке». Заметим, что в вымышленной стране, созданной воображением Замятина, живут не люди, а нумера, лишенные имен, облаченные в юнифы (то есть униформу). Внешне схожие, они ничем не отличаются друг от друга и внутренне. Неслучайно с такой гордостью герой восхищается прозрачностью жилищ. Одинаковостью, механичностью отличается вся их жизнедеятельность, предписанная Часовой Скрижалью. Это характерные черты изображенного мира. Лишить возможности изо дня в день выполнять одни и те же функции значит лишить счастья, обречь на страдания, о чем свидетельствует история «О трех отпущенниках». Символическим выражением жизненного идеала главного героя становятся прямая линия и плоскость, зеркальная поверхность, будь то небо без единого облачка или лица, «не омраченные безумием мысли».

Прямолинейность, рационализм, механичность жизнеустройства Единого Государства объясняют, почему в качестве объекта поклонения нумера выбирают фигуру Тэйлора. Восхищаясь гением Тэйлора, герой романа «Мы» неоднократно с явным пренебрежением произносит имя Канта. Интересны воззрения Канта: человек не пассивное создание природы или общества, он способен сам определять свою волю и поведение. Но, признавая за собой право на самостоятельность, человек должен признавать его за всеми окружающими. Исходя из этого, Кант формулирует нравственный закон: «...поступай так, чтобы использовать человека для себя так же, как и для другого, всегда как цель и никогда лишь как средство», «другой человек должен быть для тебя святым». Противопоставление рационалистической системы мышления (Тэйлор), где человек - средство, и гуманистической (Кант), где человек - цель, проходит через все повествование. Таким образом, идея всеобщего равенства, центральная идея любой утопии, оборачивается в антиутопии всеобщей одинаковостью и усредненностью. Идея гармонии личного и общего заменяется идеей абсолютной подчиненности государству всех сфер человеческой жизни. «Счастье - в несвободе», - утверждают герои романа. Высшее блаженство переживает герой в День Единогласия, который позволяет каждому ощутить себя маленькой частичкой огромного «мы». Герой с иронией размышляет о тайном голосовании на выборах у древних. Автор говорит о том, как абсурдны «выборы» без права выбора, как абсурдно общество, которое их предпочло. В контексте литературы 20-х годов стремление к подчинению личной воли задачам общественного прогресса было характерной чертой мироощущения человека. Мир в романе Замятина показан через восприятие человека с пробуждающейся душой. Постепенно позиции автора и героя сближаются: нравственные ценности, которые исповедует сам автор, становятся ему близки.

Постепенно к герою примыкают и единомышленники - своим поведением бросает вызов Единому Государству i-330, безымянный поэт, сочинивший опасные стихи. О-90 вдруг ощутила потребность в простом человеческом счастье, в счастье материнства. Итак, Единому Государству, его абсурдной логике в романе противостоит пробуждающаяся душа, то есть способность чувствовать, любить, страдать. Единое Государство хотело бы опираться на рабскую покорность, но поскольку речь идет о живых людях, которым свойственны качества живых людей, оно не в состоянии пресечь возникновение «крамольных» мыслей.

Роман замечателен не только тем, что автор уже в 1920 году сумел предсказать глобальные катастрофы XX века. Главный вопрос, который он поставил в своем произведении: выстоит ли человек перед все усиливающимся насилием над его совестью, душой, волей?

Несмотря на достаточно печальный конец романа, все-таки ощущается некий оптимизм автора, который, демонстрируя модель тоталитарного государства, весь его ужас и нелепость, выводит персонажей, способных противопоставить себя зомбированному обществу, жесткой машине государственного правления, способных мыслить и принимать решения, идущие в разрез с общепринятыми установками. Тоталитарное общество, это Единое государство, не имеет шансов на выживание по одной простой причине - в нем есть люди, мыслящие по-другому, способные противопоставить себя лживому и беспощадному государству. Им открылась истина, и они уже не смогут жить, как прежде. Более того, они будут стараться распространить эту истину, быть может даже ценой своей жизни.

Урок 56. Судьба личности в тоталитарном государстве

(по роману Е. И. Замятина «Мы»)

Цель урока: показать гуманистическую направленность произведения Замятина, утверждение писателем человеческих ценностей.

Методические приемы: обсуждение вопросов домашнего задания, работа с текстом.

Своя воля лучше.

Ф. М. Достоевский

Ход урока

I . Сопоставительная характеристика произведений

Не напоминает ли описание Единого Государства описание другого государства будущего из одного русского романа ХIХ века?

Вспомним четвертый сон Веры Павловны из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?»: новый «Город Солнца» - хрустальный дворец с колоннами из алюминия, в котором находится более тысячи человек. Они вместе работают, едят, веселятся - единая, нечленимая масса, всегда и всем довольная. У Замятина - «хрустально-неколебимое, вечное Единого Государства», «стеклянные купола аудиториумов», «стеклянный огнедышащий Интеграл», «стеклянный колпак Газового Колокола» и «хрустальный колокольчик в изголовье» как символ прозрачности (и призрачности) жизни, постоянное напоминание о принадлежности к Единому Государству.

II. Обсуждение вопросов домашнего задания

Жизнь Единого Государства математически выверена, совершенна. В Едином Государстве все разумно, все учтено, все подчинено одной цели.

Какова модель этого общества?

(Наверху - Благодетель - глава государства, Бюро Хранителей - полицейская система, Часовая Скрижаль - «сердце и пульс Единого Государства», Зеленая Стена - нерушимая граница; есть и искусство, и наука, предусмотрены и «личные часы». Но музыка выпускается на Музыкальном Заводе («механический марш»), литература производится в Институте Государственных Поэтов и Писателей, журналистика подменяется Государственной Газетой, наука - Единой Государственной Наукой (Запись 12-я). «Сексуальное право» заменяет любовь: «всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт - на любой нумер». Дети растут на детско-воспитательном Заводе.

Единое Государство подчиняет себе все; все предусматривает и оставляет под своим контролем то, что полезно, разумно. Остальное беспощадно уничтожается: «Я лично не вижу в цветах ничего красивого - как и во всем, что принадлежит к дикому миру, давно загнанному за Зеленую Стену. Красиво только разумное и полезное: машины, сапоги, формулы, пища и проч.» (Запись 9-я). «Нет счастливее цифр, живущих по стройным вечным законам таблицы умножения. Ни колебаний, ни заблуждений. Истина - одна, и истинный путь - один; и эта истина - дважды два, и этот истинный путь - четыре». (Запись 12-я).)

В чем заключается заветная мечта главного героя романа, Д-503?

(Заветная мечта Д-503 - «проинтегрировать грандиозное вселенское уравнение», «разогнуть дикую кривую», потому что линия Единого Государства - это прямая - мудрейшая из линий».

Формула счастья математически точна: «Государство (гуманность) запрещало убить насмерть одного и не запрещало убивать миллионы наполовину. Убить одного, т. е. уменьшить сумму человеческих жизней на 50 лет, - это преступно, а уменьшить сумму на 50 миллионов лет - это не преступно. Ну, разве не смешно?» (Запись 3-я).)

Комментарий учителя:

Вспомним Достоевского, «Преступление и наказание», разговор офицера со студентом: одна ничтожная старуха - и тысячи молодых жизней: «Да тут арифметика!». Анонимный персонаж «Записок из подполья» Достоевского восстает против математики, унижающей его человеческое достоинство и лишающей его своей воли: «Эх, господа, какая уж тут своя воля будет, когда дело доходит до таблички и до арифметики, когда будет одно только дважды два четыре в ходу? Дважды два и без моей воли четыре будет. Такая ли своя воля бывает!»

Каково место человека, личности в таком государстве? Как ведет себя Человек?

(Человек в Едином Государстве - лишь винтик отлаженного механизма. Идеал жизненного поведения - «разумная механистичность», все выходящее за ее пределы - «дикая фантазия», а «припадки «вдохновения» - неизвестная форма эпилепсии». Самая болезненная из фантазий - свобода. Понятие свободы извращено, вывернуто наизнанку: «Откуда было взяться государственной логике, когда люди жили в состоянии свободы, т. е. зверей, обезьян, стада» (Запись 3-я).)

В чем видится «корень зла», препятствующего всеобщему счастью?

(«Корень зла» - в способности человека на фантазию, то есть свободную мысль. Этот корень надо выдернуть - и проблемы решены. Совершается Великая Операция по прижиганию центра фантазии (Запись 40-я): «Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты». Душа - это «болезнь».)

Действительно ли человек в Едином Государстве счастлив?

(Обсуждение.)

Что в романе противопоставляется духовности, гуманности?

(Духовности, гуманности оказывается парадоксально противопоставленной наука. Система научной этики основана «на вычитании, сложении, делении, умножении»; «Единая Государственная наука ошибаться не может» (Запись 3-я).

Герой Замятина, Д-503, математик, боготворящий «квадратную гармонию», проходит путь от абсолютной уверенности в правильности «мудрейшей из линий» через сомнения к вере в торжество «разума»: «Разум должен победить». Правда, эта заключительная фраза романа записана после Великой Операции над его мозгом, прижигания «жалкого мозгового узелка», отвечающего за фантазию (что и делало его человеком).)

Насколько актуальна проблема ответственности науки в наше время?

(Проблема ответственности науки и людей науки перед обществом, отдельным человеком остро встала уже в середине Х X века. Вспомним хотя бы экологические проблемы, проблему использования атомной энергии (и академика Сахарова), проблему клонирования.

Государство вмешивается в строение личности, вход ее творческой деятельности, подчиняет себе эмоциональную сферу. «Я» перестает существовать как таковое - оно становится лишь органической клеточкой «мы», составляющей, толпы.)

Что противостоит обезличиванию человека в романе?

(Любовь. Непризнаваемая Д-503, неосознанная им любовь к I -330, постепенно пробуждает личность героя, его «я». Любовь к нему О-90 дает надежду на будущее - ребенок О-90 и Д-503 оказывается за Зеленой Стеной и вырастет свободным.)

Каков, по-вашему, смысл названия романа Замятина?

(В названии романа отражена главная проблема, волнующая Замятина, что будет с человеком и человечеством, если его насильно загонять в «счастливое будущее». «Мы» можно понимать как «я» и «другие». А можно как безликое, сплошное, однородное нечто: масса, толпа, стадо.

Вопрос «что такое мы?» переходит из записи в запись: «мы так одинаковы» (Запись 1-я), «мы - счастливейшее среднее арифметическое» (Запись 8-я), «мы победим» (Запись 40-я). Индивидуальное сознание героя растворяется в «коллективном разуме» масс.)

III. Роман «Мы» в литературном контексте времени

Комментарий учителя:

В годы написания Замятиным романа вопрос о личности и коллективе стоял очень остро. У пролетарского поэта В. Кириллова есть стихотворение с таким же названием - «Мы»:

Мы несметные, грозные легионы Труда.

Мы победители пространства морей, океанов и суши...

Все - мы, во всем - мы, мы пламень и свет побеждающий,

Сами себе Божество, и Судья, и Закон.

Вспомним блоковское: «Мы очищаем место бою стальных машин, где дышит интеграл, с монгольской дикою ордою!» («Скифы»).

В 1920 году Маяковский написал поэму «150 000 000». Его имя демонстративно отсутствует на обложке - он один из этих миллионов: «Партия - рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак»; «Единица! Кому она нужна?!.. Единица - вздор, единица - ноль...», «Я счастлив, что я этой силы частица, что общие даже слезы из глаз».

V I. Заключительное слово учителя

Одна из главных у Замятина мысль о том, что происходит с человеком, государством, обществом, цивилизацией, когда они, поклоняясь абстрактно-разумной идее, добровольно отказываются от свободы и ставят знак равенства между несвободой и коллективным счастьем. Люди превращаются в придаток машины, в винтики. Замятин показал трагедию преодоления человеческого в человеке, потери имени как потери собственного «я». От этого и предостерегает писатель. От этого, как из бежать «окончательного осуществления» утопий, предостерегает Бердяев. От этого предостерегают все романы-антиутопии ХХ века и прежде всего роман «Мы».

2. Дополнительные вопросы по роману Е. Замятина «Мы»:

Какие литературные традиции продолжает и развивает Замятин?

Что «угадано» Замятиным в романе? Найдите образы-символы.

Почему Замятин выбрал для своего романа форму дневника героя?

Почему в ХХ веке стал популярным жанр антиутопии?

Вариант урока 56. Урок-семинар. Сопоставительный анализ

романа Е. Замятина «Мы» и романа М. Салтыкова-Щедрина

«История одного города»

Цель урока: провести сопоставительный анализ двух произведений, выявить их общие особенности.

Методические приемы: дискуссия, работа с текст произведений.

Предварительное домашнее задание: перечитать «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина; подготовиться к уроку-семинару: провести параллели между романом Замятина «Мы» и «Историей одного города», выделить общие черты Угрюм-Бурчеева и Благодетеля.

Ход урока

I . Слово учителя

В одной из автобиографий 1922 года Замятин писал о том, что годы его нравственного созревания прошли под знаком огромного духовного влияния творчества Гоголя, Тургенева, Салтыкова-Щедрина.

Образы и символы щедринских произведений Замятин часто использовал в переписке с родственниками и друзьями. Нередки ссылки на щедринские образы в публицистических и литературно-критических произведениях Замятина, созданных в первые годы советской власти.

В статье «О служебном искусстве» (1918) он с гневом и сарказмом говорит о властвующих деятелях, разрушающих памятники старины: «Снос памятников делается не во имя украшения нашей жизни - до того ли? - а во имя украшения увядающих наших помпадуров новыми лаврами. Можно ли верить, что заботятся об украшении жизни те, кто из Кремля, цитадели красоты, сделал красногвардейскую цитадель? Какое дело до красоты принципиальным бегемотам, и какое дело красоте до них?».

II. Беседа

Давайте откроем главу «Подтверждение покаяния. Заключение» из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. О чем эта глава?

(В главе «Подтверждение покаяния. Заключение» Щедрин описывает одного из самых страшных градоначальников города Глупова Угрюм-Бурчеева, который вознамерился переделать город в фантастическую казарму.)

Какие общие черты вы могли бы отметить у двух властителей?

(Уже в некоторых чертах внешности и поведения можно увидеть много общего между образами градоначальника Щедрина и вождя Единого Государства - Благодетеля - у Замятина.)

Задание. Найдите описание этих героев в книгах. Читаем вслух отрывки.

Угрюм-Бурчеев наделен «каким-то деревянным лицом, никогда не освещающимся улыбкой», светлым, как сталь, взором, недоступным «ни для оттенков, ни для колебаний». Он обладает «голой решимостью» и действует с «регулярностью самого отчетливого механизма». По мысли Щедрина, он окончательно «упразднил» в себе всякое «естество», а это в свою очередь привело к «окаменению».

В его жестоко-механическом поведении даже привыкшие ко всяким правителям глуповцы увидели сатанинские проявления. «Молча указывали они, - пишет Щедрин, - на вытянутые в струну дома свои, на разбитые перед этими домами палисадники, на форменные казакины, в которых однообразно были обмундированы все жители до одного - и трепетные губы их шептали: сатана!».

В облике замятинского Благодетеля преобладают те же черты, что и в Угрюм-Бурчееве: непреклонность, жестокость, решительность, автоматизм. Замятин неоднократно выделяет в портрете идеолога Единого Государства «тяжкие каменные руки», «медленный, чугунный жест», отсутствие какого-либо намека на человечность. Достаточно вспомнить сцену казни поэта-ослушника во время так называемого Праздника Правосудия: «Наверху, на Кубе, возле Машины - неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными, квадратными очертаниями. Но зато руки... Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане, поставленные руки выходят огромными, приковывают взор - заслоняют собою все. Эти, тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки - ясно: они каменные, и колени еле выдерживают их вес...».

Как вы могли бы охарактеризовать правление Угрюм-Бурчеева и Благодетеля?

(Оба правителя властвуют с непреклонностью и жестокостью машин. Угрюм-Бурчеев пытается свести все многообразие жизни к элементарной «прямой линии»: «Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невидимый мир, и притом с таким непременным расчетом, чтобы нельзя было повернуться ни взад ни вперед, ни направо, ни налево, предполагал ли он при этом сделаться благодетелем человечества? - утвердительно отвечать на этот вопрос трудно».

Страсть Угрюм-Бурчеева к прямой линии была связана с его стремлением упростить отношения между людьми, лишить человека свободы, радости, многомерности переживаний. Эта страсть обусловлена его натурой, естеством. Он пытается нивелировать необъятный и разнородный живой мир в силу своего идиотизма, он «нивеллятор» от природы.)

Как соотносятся эти образы?

(Замятин, создав образ Благодетеля, отказался от гротескности и примитивности Угрюм-Бурчеева. Но писатель при этом как бы перенес в будущее любовь щедринского градоначальника к прямой линии, связав ее с идеей всеобщего счастья.

Замятин реализовал в романе мысль Щедрина о появлении в новые эпохи угрюм-бурчеевых, наделенных жаждой осчастливить человечество, то есть генетически Благодетель Замятина восходит к градоначальнику Щедрина.

«В то время еще ничего не было достоверно известно ни о «коммунистах», ни о социалистах, ни о так называемых нивелляторах вообще, - с иронией замечает щедринский повествователь. - Тем не менее нивелляторство существовало, и притом в самых обширных размерах. Были нивелляторы «хождения в струну», нивелляторы «бараньего рога», нивелляторы «ежовых рукавиц» и проч. и проч. Но никто не видел в этом ничего угрожающего обществу или подрывающего его основы... Сами нивелляторы не подозревали, что они - нивелляторы, а называли себя добрыми и благопопечительными устроителями, в меру усмотрения радеющими о счастье подчиненных им лиц. Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазам) мысль о сочетании идеи прямолинейности с идеей всеобщего осчастливления была возведена в довольно сложную и неизъятую идеологических ухищрений административную теорию…»)

В чем заключается «истина» для Благодетеля из романа «Мы»?

(Благодетель у Замятина - высшее существо Единого Государства, стоящее на страже его норм и предписаний. Его нивелляторство носит изощренный характер и имеет философское и идеологическое обоснование.

Для Благодетеля существовало лишь жалкое человеческое стадо, которому не нужны ни свобода, ни правда, а только счастье, основанное на сытом удовлетворении и благополучии. Он провозглашает жестокую «истину» о том, что путь к счастью лежит через преодоление жалости к человеку и насилие над нам. Благодетель берет на себя роль палача и уверен в своей способности вести людей к земному раю.

Обвиняя строителя «Интеграла» в преступлении перед государством, Благодетель с надменностью вождя заявляет: «Я спрашиваю: о чем люди - с самых пеленок - молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз и навсегда сказал им, что такое счастье, - и потом приковал их к этому счастью на цепь. Что же другое мы теперь делаем, как не это?») Поурочные разработки по русской литературе XIX века . 10 класс . 1-е полугодие. - М.: Вако, 2003. 4. Золотарёва И.В., Михайлова Т.И. Поурочные разработки по русской литературе ...